Палаццо Сольяно. З.К. Модиньяни

— Меня не крестили, я не посещал церковь, я живу невенчанным, но это не мешало мне быть опорой и честным мужем для моей женщины. А сейчас я узнаю, что она поддалась речам попов — что мою девочку крестят, и она даже пройдет первое причастие. Где же свобода духа и взглядов?

— Твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода Дилетты. Которая, будучи католичкой, во многом разделяет твои взгляды на жизнь, и именно поэтому никогда не просила тебя жениться на ней. Но сейчас у вас дочка, которая пойдет в школу, которая будет работать и учиться в католической стране. Ты хочешь, чтобы ее унижали из-за того, что она некрещеная? Подумай, Либеро. Наша анархическая вера уже давно — утопия.

Друг признался, что женился на благородной венецианке, которая очень дружна с патриархом города, и его жена не пропускает ни одной торжественной церемонии в соборе Сан Марко. Либеро Лураги остановился у друга, жившем во дворце жены на Канале Гранде. Он ел за их столом, накрытым льняной скатертью, пользовался столовыми приборами из серебра, благосклонно позволял себя обслуживать вышколенным слугам.

Через три дня он вернулся домой, снова открыл свой магазинчик, и устроил себе лежбище за шкафами с кожей. На следующий день Урсула, придя к отцу, обняла его и сказала: "Папа, мы очень по тебе скучаем. Если вернешься домой, я не пойду ни на какое первое причастие". Либеро обнял дочку в ответ, и понял, что его кровиночка дороже какой-то там политической веры, тем более уже никто не хочет сражаться за лучший мир, даже его венецианский друг.

— Как мама?

— Все время плачет. Но молчит. Ты же знаешь, она не сдается. Хотя сегодня сказала: "Уж лучше бы ты никогда не ходила в церковь, раз это причиняет такую боль твоему отцу".

— Я был неправ. Ты можешь делать все, что считаешь нужным. Давай поспешим сейчас к маме. Знаешь, я тоже по вам очень скучал.

С тех самых пор прошло много дней, и сейчас Урсула превратилась в красивую девушку, верившую, что будущее полно удивительных возможностей.

Утром Либеро отправился в магазинчик, включил электропечку, тщетно пытаясь справиться с декабрьскими холодами. Он хотел закончить все заказы до Рождества, потому что после праздников они поедут с Дилеттой в Марсель — участвовать в собрании анархистов, Либеро продолжал культивировать свои идеалы, а его подруга разделяла и из любви к нему, а не из-за убеждений. Она никогда не была во Франции, и ей нравилась идея провести несколько дней в Марселе. Урсула с радостью думала о том, что останется дома одна — она хотела подготовиться к новому конкурсу, и рассчитывала на компанию Дамианы, которая, хоть и получила учительский диплом, как и Урсула, все-таки отказалась от идеи стать учительницей и сейчас работала помощницей нотариуса в студии на пьяцца Сант'Эразмо.

Урсула же в ожидании престижного места перебивалась временными заработками. Уже больше месяца она упаковывала рождественские подарки и развозила их по домам, работая у ювелиров Мариани, на корсо Маттеотти. Каждое утро, прежде чем уйти на работу, она приходила к отцу, и оставляла ему в термосе кофе с сахаром. Этим всегда занималась мама, но вот уже пару лет Дилетта страдала от сердечной болезни, и четыре лестничных пролета туда и обратно утомляли ее. Либеро увидел свою дочку, и его суровое лицо осветилось радостью.

— Твой кофе, папа, — объявила Урсула, ставя термос на стол, захламленный гвоздями всех размеров, шилами, и другими нужными в работе приспособлениями.

— Спасибо, — ответил Либеро, и подставил дочери свежевыбритую щеку для ежедневного поцелуя.

Урсула надела пальто от Лодена, которое он ей подарил прошлой осенью, на ее ножках красовались прекрасные сапоги табачного цвета из кожи козленка, сшитые самолично Либеро. Ему нравилось баловать дочку, тем более Урсула никогда не предъявляла им каких-то завышенных претензий, и с гордостью отдавала свой немногочисленный заработок матери.

— Хорошего дня, папа.

— Тебе тоже. Будь поосторожнее с волками в волчьей шкуре, — Либеро боялся, что какой-нибудь идиот может причинить вред его красавице-дочери.

— Обещаю.

Урсула села на метро, вышла на площади Сан Бабила, мешаясь с рабочим людом. Она дошла до дворца, где размещался магазин Мариани, поздоровалась с портье, позвонила в бронированную дверь. Скоро магазин поднимет жалюзи, а пока ей нужно привести в порядок витрину, два столика, креслица, поменять воду в цветах, попрыскать вокруг ландышевой эссенцией, и привести в порядок стол, на котором она упаковывала подарки. Урсула еще не знала, что это 15 декабря станет для нее поистине судьбоносным днем.

5

Комуцци продавал рубашки на виа Верри — только узкому кругу избранных клиентов. Дилетта регулярно получала от него рубашки — для отделки и вышивки. Когда рубашки были готовы, Дилетта их гладила — так, как она, никто не мог гладить рубашки, и Урсула относила их в магазин. Наблюдая за матерью, Урсула научилась делать красивые банты, чтобы украсить шоколадные яйца, куличи, коробки с конфетами, продававшиеся в бакалее рядом с магазином рубашек. Именно бакалейщик и порекомендовал Урсулу ювелирам Мариани, которые искали надежного человека для упаковки и доставки ценных подарков.

Этим декабрьским утром синьора Мариани приготовила два тяжелых пакета, которые Урсула великолепно оформила, и сложила в холщовую сумку, чтобы те не бросались в глаза. Урсуле нужно было доставить кофейный сервиз из массивного серебра и тяжелую золотую пепельницу. Девушка вышла из внутренней двери, и добралась до ворот, где ее ждало такси. В предрождественском хаосе она потратила много времени, чтобы доставить два заказа, и вернулась за несколько минут до полудня.

— Перехвати что-то быстренько, тебе нужно доставить еще заказы, и украсить еще несколько коробок, — велел Урсуле синьор Мариани. Урсула побежала в бар на виа Верри, где Тонино предложил ей макароны, только что вынутые из духовки. Урсула уселась за свой столик, поздоровалась с другими завсегдатаями. Через несколько минут появился официант с ароматным блюдом, и маленькой бутылочкой минералки. За его спиной Урсула увидела молодого человека, неловкого улыбающегося ей, обратила внимание на его четкие черты лица, каштаново-рыжую гриву. На нем было безукоризненно сидящее синее пальто.

Урсула кивнула, незнакомец вновь ей улыбнулся, поблагодарил и отодвинул стул рядом с ней.

— Что Вам принести?— спрашивал тем временем официант.

— То же, что и у синьорины, — ответил мужчина. Он поднялся со стула, снял пальто и повесил его на спинку свободного сиденья. — Меня зовут Эдуардо.

— Я — Урсула.

— Привет, Урсула, и приятного аппетита.

— От отсутствия аппетита я не страдаю, — уверила девушка.

— Я правильно заказал?

— Ага, отличный заказ.

Когда Эдуардо только принесли заказанное блюдо, он быстро расправился с едой. Затем посмотрел на часы и сказал: "У меня встреча на виа Черва через 15 минут, я еще не так хорошо знаю Милан, чтобы рассчитывать время. Думаешь, я опоздаю?"

— Если сразу же выйдешь, то придешь за несколько минут заранее, знаешь дорогу?

— Более-менее. Здесь принимают кредитки? У меня нет ни монетки.

— Давай угощу я. Это немного, а тебе стоит поспешить, если хочешь появиться вовремя.

— Спасибо огромное. Но я бы хотел ответить любезностью на любезность. Ты знаешь ресторан St. Andrews?

Урсула кивнула: кто же не знает самый дорогой ресторан. Она никогда там не была.

— Я посетил его с клиентом пару месяцев назад. Буду ждать тебя вечером в восемь. Я прошу тебя принять мое приглашение.

Урсула хмыкнула:

— Не знаю, получится ли у меня прийти.

— Я все равно буду тебя ждать, — уже в дверях ответил Эдуардо.

Урсула вернулась в магазин с кружащейся головой — она не могла поверить, что молодой человек с внешностью благородного синьора пригласил ее в самый дорогой ресторан города. Она смотрела вслед мужчине, задержав взгляд на обуви: зимняя обувь, сшитая вручную, двойная подошва, отличные шнурки. Он даже прошел бы суровый экзамен ее отца, получив максимальные результаты. Чем же он занимался? Урсула обратила внимание и на его часы — круглые, плоские, с кожаным ремешком, очень похожи на Патек Филипп. А уж о костюме и пальто и говорить нечего. Урсула обратила внимание и на парфюм: апельсиновые шкурки и сандаловое дерево. Восхитительный запах.

Он слишком молод, чтобы быть менеджером. Медик? Адвокат? Ну да! Неаполитанцы все сплошь и рядом адвокаты, а некоторые вообще мастера своего дела. Он не знает Милан, значит, приехал в командировку.

— Болтаешь сама с собой?— с улыбкой спросила синьора Мариани, натирающая до блеска браслеты — скромный браслет клиент выбрал супруге, а более массивный и с крупными камнями — секретарше.

— Ну... ну ...да, — пробормотала Урсула, покраснев, отправлясь к вешалке за пальто и сумочкой.

— Святая молодость, — вздохнула женщина, и подумала: "В двадцать лет и у меня голова была забита мечтами".

Урсула подошла к хозяйке магазина и спросила:

— Меня пригласили на ужин в восемь этим вечером. Я бы хотела вернуться домой, чтобы переодеться. Можно мне немного пораньше уйти с работы?

— Нужно. Тогда я сейчас сразу отправлю тебя доставлять заказ, а потом пусть то же такси отвезет тебя домой, — с улыбкой решила синьора.

6.

Перед тем как прийти домой, Урсула сходила к парикмахеру. А дома скептически осмотрела свой скудный гардероб и поняла, что у нее нет ничего, подходящего для элегантного ужина.

— Надень черную юбку-плиссе и черный свитерок с высоким воротом, и будешь само совершенство, — посоветовала мама.

— Ну да, подходящий наряд для похорон. А может, дашь на вечер свой жемчуг?

— Нельзя идти на ужин в самый дорогой ресторан Милана с фальшивым жемчугом. Лучше уж совсем ничего, — заявила Дилетта.

— А обувь? Тут нужен легкий каблучок! А у меня только балетки, а мне бы стать хоть чуть-чуть выше.

— Но ты не высокая, и никогда ею не будешь. А я уже начинаю волноваться, я никогда не видела тебя такой возбужденной, из-за ужина с человеком, о котором ты не знаешь ничего, кроме имени. Ренато, хороший молодой человек, со стабильной профессией, приглашает тебя на свидания месяцами, а ты каждый раз находишь предлог, чтобы отказаться. А сейчас появляется тип, о котором ты ничего не знаешь, и у тебя сразу загораются глаза. Если бы только знал твой отец!

Ренато владел лабораторией по выделке кож, находившейся во дворе дома, рядом с магазинчиком Либеро. Ему было тридцать, он унаследовал дело от отца, и жил и работал под строжайшим материнским надзором.

— Мама, ты же знаешь, от Ренато несет нафталином!

— А Бруно? Ты встречалась с ним целых два года, и даже спала с ним, несчастная! А потом ушла от него!

— Конечно, он хотел жениться на мне!

— Какой ужас!

— Мамочка, давай не будем ссориться. Я не знаю, кто он, этот Эдуардо, но он сразу же мне понравился.

— Я скажу тебе, кто: деревенщина, набитый деньгами, который хочет развлечься с раскованной миланкой. А затем, когда ему надоест, исчезнет.

— Мама, какая ты все-таки вредная. Я просто приняла приглашение на ужин, и я совсем не дурочка. Я обещаю, что буду себя достойно вести, и вернусь к 11.

— Если будешь позже, позвони. Я должна буду что-то сказать твоему отцу, — заявила Дилетта и засунула пачку банкнот в сумочку дочери.

— Это еще зачем?

— На всякий случай. И еще, пусть он не провожает тебя в машине. Вызови такси, перед тем как соберешься уходить из ресторана, — велела мать не терпящим возражений тоном.

— Почему?

— Тебе нужно объяснять? Если этот тип проводит тебя домой, то наверняка поцелует, а может, и захочет позволить себе большее. Понятно?

Когда мать разговаривала таким тоном, Урсула понимала, что должна слушаться. Он села на метро, чтобы добраться до центра — Урсула вышла на виа Багутта, которую пересекла почти бегом, и вовсе не из-за того, что опаздывала, а сколько из-за того, что тонкие колготки и легкие балетки не защищали от вечерней прохлады.

Эдуардо заказал аперитив, ожидая Урсулу у барной стойки. Он переоделся, и сейчас на нем был темный пиджак. Он казался усталым, но очень обрадовался, увидев Урсулу.

— Привет, я боялся, что ты не придешь.

— Вот она я, — улыбнулась Урсула, а официант показывал им столик, и отодвигал Урсуле кресло. Урсула навоображала себе пафосное заведение, все в зеркалах, позолоченных рамах и каплевидных люстрах, на самом же деле заведение отличалось асектизмом, полумраком, и даже в заполненный людьми вечерний час клиенты не шумели, а предпочитали разговаривать вполголоса. Урсула заказала простые блюда: ризотто, и яйца в крутую, без трюфеля, уточнила девушка.

— Даже если будет совсем немного трюфельной крошки? — спросил официант.

— Нет, спасибо. — Урсула знала, что трюфеля очень дороги.

— Ты всегда так скромничаешь?— спросил Эдуардо, как только официант удалился.

— Мы с тобой принадлежим к совершенно разным мирам, и я не хочу казаться кем-то, кем не являюсь на самом деле.

— Но этим вечером ты моя гостья, и могла бы не думать ни о скромности. Ты, наверное, очень гордая.

— Может, я и гордая, но я не люблю болтать о себе, наверное, потому, что и говорить-то нечего. Я надеюсь выиграть конкурс на должность преподавательницы, и пока перебиваюсь временными заработками. А сейчас упаковываю рождественские подарки в ювелирном на корсо Маттеотти, и, как ты знаешь, в обед что-то быстро перехватываю в баре на углу. Твоя очередь.

Пока он говорил, Урсула внимательно за ним наблюдала. У Эдуардо были рыже-каштановые волосы, голубые глаза, и нежный, хотя и немного грустный взгляд. Он был чем-то похож на Роберта Редфорда, который ей очень нравился. У Эдуардо не было ничего общего ни с Ренато, скромным кожевником, который за ней ухаживал, ни с Бруно, с которым Урсула встречалась пару лет, и который доказывал свою мужественность тем, что хотел полностью управлять и владеть девушкой. Урсула быстро от него устала, и когда он поставил ее перед выбором "Женимся или я ухожу от тебя", Урсула тогда сразу ответила "Это я от тебя ухожу". Эдуардо же казался настоящим синьором и очень ей нравился.

— Ты должно быть, очень чувствительная девушка, даже если пытаешься казаться другой. Я хотел бы получше тебя узнать.

— Не думаю, что я тебе это позволю. Ты — типичный южанин, и мы, миланцы, прекрасно знаем, какие вы краснобаи. И в то же время ты почти ничего не говоришь о себе.

— Я занимаюсь кораллами.

— Теми самыми, которые нужны для драгоценностей?

— Именно.

— А я почему-то решила, что ты адвокат.

— Я и закончил юридический, только у меня не было своей практики. Я родился и жву в Торре дель Греко, родине кораллов.

— А в Милане что делаешь?

— Встречаюсь с клиентами.

Малышкой Урсула частенько просиживала в мастерской у отца, и к ним нередко захаживали продавцы кож. Они были нарядно одеты, в костюмах, в галстуках, но были всего лишь продавцами, которые получали маленький процент от проданного. Вот Урсула и решила, что Эдуардо точно так же продает кораллы, а она столько себе напридумывала о нем. Ее отец всегда говорил, что продавцы — коммивояжеры — фанфароны и лгуны. Ну да, красивый парень, учился на юриста, решил поразить ее, пригласив в самый дорогой ресторан... и потом, добившись своего, упорхнет как малиновка. Сейчас они пили кофе, и закусывали карамелизованными апельсиновыми шкурками. Урсула посмотрела на часы: