Драконьи грезы глазами маски

— Невежливо так на людей пялиться. Королевич, а простых вещей не знаешь, — строго отчитал его Драконий лекарь.

— Простите, — потирая ушибленный затылок, извинился перед Муром Век.

Тот лишь коротко взглянул на него и кивнул. Дескать, забыли. А после того, как все утолили голод, начали готовиться ко сну каждый на своем одеяле, правда, у Гини с Муром оно было общим, а вторым, свободным, они накрывались. Но даже Веровека, привыкшего за время путешествия к совместным ночевкам лекаря и шута, это уже не смущало.

Под треск хвороста под языками пламени Гиацинт все же рассказал, как бежал из дома, устав отбрехиваться от настойчивых уговоров совета Иль Арте сыграть не последнюю роль в предстоящей Комедии Масок, как они пафосно обозвали тайный план по захвату Драконьего Королевства. Как свои же настигали его, загоняя, как дикого зверя. Правда, не так уж и много среди масочников оказалось этих заговорщиков, но все они были очень и очень сильны. Ниже Арлекина там не было, даже Коломбин не жаловали, но им нужен был именно Гиня, долгое время изучавший драконов и в тайне разрабатывавший систему последовательных матриц именно для них. Одним из побочных продуктов его исследований стал особый магический яд, портивший крылья драконов. Хотя изначально Филлактет Шлим пытался создать эликсир для того, чтобы в случае, если дракон сбросит своего седока, тот мог бы какое-то время парить в воздухе и спокойно приземлиться. Он рассказывал все это, не глядя на Ставраса, боясь увидеть осуждение, ярость, неприятие. Но тот смотрел с сочувствием, а потом спросил:

— Ты так мечтаешь быть запечатленным с драконом?

— Мечтал, — горько улыбнулся Гиня и было видно, как крепче прижал его к себе Муравьед, лежащий у него за спиной. — Но ты же сам сказал, что мы чужие этому миру. Он никогда не запечатлит дракона на масочнике.

— Быть может, когда-нибудь он примет вас.

— Думаешь, я до этого доживу? К тому же, если о заговоре уже сейчас стало известно, и вы направите свои карательные отряды, от клана мало что останется.

— Поэтому мне и нужны вы с Шельмом, чтобы убрать лишь виноватых, — убежденно произнес Ставрас, не отпуская его взгляда. Растерянный масочник неуверенно кивнул. — Вот и хорошо, — одобрительно произнес Ставрас.

— Так как вы встретились-то? — напомнил свой вопрос Век, зевая.

— Меня уже настигали, как на пути неожиданно показалась небольшая деревенька. Ну, я и подумал, что смогу укрыться там. Но доскакать до нее не успел, конь рухнул подо мной. А что было делать? Я бегом. Понимал же, что не успею. Чувствую, задыхаюсь, ноги еле плетутся. А сзади улюлюканье победное слышится. Нет, конечно, никто из преследователей и звука не издавал, просто мне уже мерещится начало. И я это понимал. Поэтому даже удивляться не стал, когда мысль пришла, что деревенька-то эта, ко мне навстречу движется. Медленно, но когда меня уже настичь должны были, я как раз шагнул за покосившиеся бревна забора и рухнул, как подкошенный. Очнулся, а вокруг поле и маки. Красивые, красные, словно пятна крови. Перекатился на спину, а над головой небо. Помню, я в тот момент просто задохнулся от восторга, и мысль пришла, что под таким-то небом и умирать не страшно. Лежал и ждал смерти. А она все не шла и не шла. Я, разочарованный даже в чем-то, поднялся, смотрю, а нет уже преследователей-то, лишь конь мой бездыханный в отдалении валяется. Ну, а потом поля не стало, и ко мне Мур уже в человеческом обличии вышел. Так и познакомились.

— А почему вы его спасли? — спросил любопытный Веровек, отчего-то после всего случившегося начавший обращаться к Муравьеду на "вы".

— Уж больно в тот момент зверя напомнил, — с неохотой ответил тот. — Загнанный, задыхающийся и... красивый. Я, почитай, в то время таких красивых людей на своем веку и не встречал. Да и цветок он мне напомнил. Тем, которым я расту полем.

— Мак?

— Его, — подтвердил Мур и снова замолчал.

— Красивая история, — неожиданно подал голос Шельм, сильнее кутаясь в свое одеяло. — Романтичная.

— Да, уж, романтика, — протянул Гиацинт. — Но, знаете, я не жалею. Нам хорошо вместе, а что еще нужно для счастья?

— Дракон, например, — предположил Шельм.

— Ну, не стану спорить, я бы с удовольствием возился с дракончиком, честно. Не для экспериментов, вы не подумайте, для души. Но раз не положено нам, то будем довольствоваться тем, что имеем. А имеем мы не так уж и мало, поверьте.

— Верим-верим, — легко капитулировал шут.

На том разговор и закончили.

А еще через три для и две ночи они уже поднимались в горы. Поначалу схожие с лесистыми холмами, они к вершинам становились все нелюдимее, скалистее и опаснее. Передвигаться с лошадьми было тяжело, приходилось вести их за собой. Только Шелест мог бы похвастаться тем, что горы были ему не помехой, остальным коням приходилось нелегко, впрочем, как и их ездокам. Но Ставрас точно знал, что прежде чем искать драконов, следует сходить к мертвым кладкам и выяснить, нет ли там следов, может, и правда, крали яйца именно оттуда, а он, за старостью лет, в одной из последних погибших кладок мертвое яйцо с еще живым перепутал. Туда и шли.

— Так, — останавливаясь возле небольшой расщелины в камнях, сверху надежно укрытой ветками разлапистой сосны, бросил лекарь. — Здесь заночуем, а завтра будем уже у мертвых яиц.

— Ну, наконец-то! — почти радостно возвестил Век.

Почти, потому что уже и ноги, и руки плохо слушались от усталости. Он стянул со своего коня поклажу, быстро, как только мог, расседлал его, и рухнул возле одного из огромных камней. Остальные последовали его примеру.

— Шельм, — обратился лекарь к шуту. — Вон в той стороне речка, сходи за водой.

— Угу, — бросил тот, подхватил котелок и фляги и потопал в указанном направлении.

Обещанная речка нашлась быстро, правда больше походила на небольшой ручеек, который при желании можно было бы легко перепрыгнуть. Это у подножия гор она, скорей всего, расширялась и превращалась в нечто полноводное, настоящую реку. Но они забрались слишком высоко, здесь ручеек еще не успел стать рекой, но был пронзительно прозрачен и чист.

Шельм склонился к нему и грустно улыбнулся своему отражению. Он вообще после отъезда из дома деда Михея меньше подшучивал над всеми, больше думал и грустил, свыкаясь с мыслью, что беззаботной жизни уже не будет. Теперь у него свой дракон, и он несет за него ответственность, как бы Ставрас там не ворчал на его безалаберность, шут прекрасно понимал, в какое непростое дело впрягся, пусть не по собственной воле, но теперь-то уже не отступишь. Грустил, потому что додуматься до чего-либо светлого, доброго и обнадеживающего не получалось. Как бы он ни старался, он не мог до конца понять Ставраса. А поняв, принять и как человека, и как дракона. Он опасался загадывать, как сложится их жизнь по возвращении в Столицу. И точно знал, что Ставрас так же не знает, что будет потом, когда закончится это спонтанное путешествие. А еще был заговор масок, который в самое ближайшее время мог превратиться в полноценный бунт, какие уже случались. И тогда страна в очередной раз утонет в реках крови. Что будет с ними? С драконом и масочником, не окажутся ли они по разные стороны баррикад?

Набрав воды, шут еще какое-то время смотрел на свое отражение, а потом опустил руки в ручей, желая умыться ледяной водицей, прикрыл глаза и неожиданно ухнул куда-то вниз. Не в буквальном смысле, в мысленном. И лишь потом осознал, что произошло.

У этого масочника было слишком мало сил и был он простым кукловодом. Маска его не входила в состав Дель Арте — списка правящих масок. Таких, как этот в их кругу и не замечали вовсе, считали толком ни на что не способными. И вот сейчас скрытая маска Шельма Вольто, отчего-то зацепилась за этого масочника. Шут, привыкший доверять внутреннему чутью, прислушался к себе. И все увидел чужими глазами.

Широкое плато, покрытое мхом и лишайником и сиротливые горки камней повсюду. То там, то здесь, вот только... все камни яйцевидной формы. Потом в поле зрения попала телега, на ней те же самые камни, не много, штуки три-четыре. Вместо коней горные козлы, которые были не приспособлены к дрессировке, и никогда бы не позволили запрячь себя, если бы не примерили на себе поводок кукловода.

Масочник и его сообщник, возившийся как раз у телеги, тоже маг, обычный и очень слабый, вот только специализирующийся на открытии коротких порталов. Откуда Шельм это знал? Он как-то видел его еще в Столице, он показывал фокусы на площади, перемещая предметы в одно, конкретно выбранное место, и не возвращая их хозяевам, скрывшись в таком же портале. Шельм сам ненавязчиво, с шутками и хохмами подсказал начальнику городской стражи, как поймать хитреца. "Вот и воры нашлись", подумалось ему отстраненно, а потом в голове словно что-то взорвалось.

— Ставрас! — прокричал он вслух, зная, что до места кражи пол дня пути по горам, но по небу совсем немного. И тот не заставил себя долго ждать, взмыв над лесом драконом и подхватив его прямо с земли.

"Где?"

"Там, где мертвые гнезда", ответствовал шут и даже сумел как-то передать ему образы увиденного.

Радужный Дракон под ним зарычал раскатисто, звучно, позволяя эху грозного рыка наполнить горы, усиливаясь многократно. И взмыл еще выше, стремясь покарать тех, кто посмел осквернять детские могилы.

От последней мысли, пришедшей от Ставраса, Шельм поежился и сильнее пригнулся к его спине.

А потом они начали падать. Шельм даже не сразу сообразил, что они уже долетели, и Ставрас пикирует на злоумышленников. Те кинулись врассыпную. Ушлый маг, сообщник масочника, попытался переместиться, но Шельм легко вплел в сосредоточение его дара сразу несколько нитей, и тот замер, боясь даже шелохнуться.

Его подельник, хотел набросить на Шельма поводок, не сразу сориентировавшись, что драконий наездник сам масочник и не из последних по силе. А когда понял это, было уже поздно.

Шельм оплел его нитями так, что тот лишь смог вжать голову в плечи и вытянуться по стойке смирно рядом с товарищем по несчастью и ожидать, когда они со Ставрасом приземлятся. Но, стоило дракону ссадить на землю своего седока, как чуть в стороне от огромного бронзового ящера, пространство замерцало серым туманом и какими-то волшебными искрами, и там появился Муравьед, верхом на Шелесте, а за ним, ведя в поводу трех обычных коней, вышли из серой дымки Веровек с Гиацинтом.

И лишь когда Ставрас снова стал человеком, Шельм приспустил нити, опутывающие воров.

— Ну, что ж, а вот теперь поговорим, — коротко бросил лекарь, сдвинув брови.

Пойманные с поличным затряслись, но говорить первым начал маг:

— А что? Мы ничего не сделали. Подумаешь, камушки собирали!

— И продавали под видом драконьих яиц, — тихо обронил Ставрас.

— Ну и что! Они же все равно мертвые, валяются здесь никому не нужные. А то, что олухи всякие их покупали, так это не к нам претензии, умнее надо быть!

— А то, что законом Драконьего Королевства запрещено продавать драконьи яйца?

— Но они же мертвые!

— В законе, разве, сказано, что они непременно должны быть живыми?

— Нет, но это подразумевается!

— Ах, подразумевается, — на этот раз лекарь не удержался и зарычал по-драконьи, оставаясь при этом человеком.

Молодой светловолосый маг в простой крестьянской одежде, одетой не иначе, как для конспирации, зажмурился и задрожал. Его товарищ по несчастью, масочник, тощенький, хлипкий, с узкими, раскосыми глазами и длинными черными волосами до пояса, отшатнулся.

— Мур, прошу тебя, возьми Шелеста и отправьте этих голубчиков в казематы столичной тюрьмы, а то я рискую вспомнить времена принцессок.

— Какие времена? — заинтересовался Гиня, с нескрываемой неприязнью смотря на черноволосого масочника.

Тот же глядел лишь в землю и на Гиацинта, впрочем, как и на Шельма, боялся даже взгляд поднять.

— Когда драконы людей харчили, — объяснил Шельм, шагнул к провинившемуся масочнику и поднял его голову за подбородок. — Я Арлекин, а он Коломбина, но нам не нужна твоя преданность, Дама Треф. Тебя, как и твоего друга, будут судить люди и драконы.

В черных глазах мелькнуло облегчение. Ставрас переглянулся с Веровеком и Муром, пожал плечами и сдал яйцекрадов Муравьеду. Тот вновь вскочил на Шелеста, который совершенно не возражал, и все трое исчезли в сером тумане с блестками.

— Отойдем подальше, — тихо произнес Ставрас. — И разобьем лагерь.

— А почему не здесь? — сунулся было Веровек, справедливо рассудив, что на мягком мху спать куда приятнее, чем на голых камнях.

— А почему вы не спите на своих кладбищах, а, напротив, в ночное время обходите их стороной? — еще тише спросил Ставрас, развернулся и пошел в сторону от мертвых яиц, сиротливо валяющихся в полном беспорядке.

Все остальные поплелись за ним. Сказывалась накатившая усталость, плюс ко всему наложилось потрясение от короткой погони и разговора с ворами, поэтому сил хватило лишь на быстрый, молчаливый ужин, который Шельм и Гиня успели на пару сварганить как раз к возвращению Мура.

Тот ничего не сказал при всех, лишь отвел лекаря в сторонку и, побеседовав с ним, подсел к общему костру. Шельм вопросительно посмотрел на Ставраса, явно желая узнать подробности, но тот на него даже не взглянул, поэтому шуту пришлось смириться с тем, что сегодня он ничего не узнает.

Но, когда все уже укладывались спать, Ригулти лег позади своего человека, хотя после отъезда из гостеприимного дома деда Михея, Шельм провел между ними невидимую черту, достал свое запасное одеяло и ложился теперь отдельно.

— Паясничай, на здоровье, — тихо шепнул дракон, — раз уж так не в моготу, только не молчи.

Шельм хотел сострить о том, что разрешение некоторых чешуекрылых ему без надобности, но сдержался.

— Просто не знаю, боюсь загадывать, что будет дальше.

— Запечатление нельзя сорвать, как одно из ваших клише. Поэтому чтобы не случилось, я — твой дракон, ты — мой человек. Мы на одной стороне. Я дал тебе слишком много свободы. Пора отнимать. Просто смирись.

— Какой ты грозный, однако... — протянул Шельм и добавил то, от чего Ставрас уже успел отвыкнуть, — милый!

Дракон удовлетворенно вздохнул и быстро уснул, удовлетворенный тем, что между ними все снова нормально, почти так же, как было раньше. У Шельма такой фокус не получился, хотя он и рвался на вересковую пустошь, не терпелось обстоятельно поговорить со Ставрасом по душам. Но сон не шел. Ландышфуки смотрел на огонь и понимал, что спать хоть и хочется просто неимоверно, но нельзя. А все почему? Да потому что он, кажется, только что нашел причину рождения Элинильбисталь. Значит, нужно срочно узнать, верно ли, его предположение.

Шельм осторожно, чтобы не потревожить, коснулся той пленки, что в его сознании теперь отделяла его от Ставраса, и увидел, что тот лежит на одном из Вересковых Холмов и никого не ждет, даже его. Особенно его. Он ведь сам говорил, что порой предпочитает остаться один. Скорей всего, это был именно такой случай.

Поэтому тихо выдохнув, Шельм едва заметно улыбнулся и осторожно высвободился из-под его руки. Поднялся, подошел к мирно спящим вместе Гине и Муру и растолкал обоих, приложив палец к губам. Дескать, потом поговорим. Те смотрели заспанно и недоуменно, но послушно поднялись. За ними последовал Веровек, который тоже подарил шуту недоверчивый взгляд, но пошел за ним, как и мельник с кузнецом.