Нет, если что идет не так, то тогда уж все — когда-то бывшее лабиринтом подземелье изменилось за время наших посиделок в тупичке. Потому теперь у нас был только один путь, и путь этот вел в гнездо. Невезучие мы, правда? Но просто сидеть и ждать — это не наш путь, так что наша компания, переглянувшись, пошла вперед. На первый взгляд, это казалось самоубийством — соваться в пасть голодному льву и то безопаснее. Но мы надеялись на чудо, ибо больше не на что надеяться. Илл, которого довольно ощутимо потряхивало, тихо и крайне неуверенно спросил:

— А может они спят?

Протяжный звериный вой был ему ответом.

Фури,

Странница

Она проснулась уже вечером, когда солнце светило уже через ажурные кроны, играя на рыжих волосах Пати, спящего у девушки под боком. На краю полянки уже сидели гвардейцы, готовя на костре мясо недавно освежеванного оленя. Запах был просто умопомрачительный! Голодная девушка настолько явно уставилась на истекающее соком мясо, что Мирну ничего не оставалось, кроме как протянуть ей ветку с парой прожаренных кусков.

Фури улыбнулась, снимая мясо на пару сорванных листьев. Один кусок она тут же съела сама, а второй оставила для мальчика, который уже начал просыпаться. Пати так смешно морщился, когда лучики заходящего солнца попадали на его веки и щекотали щеки. Он вообще был похож на маленького тощего котенка, который, свернувшись клубочком, потягивался после дневной дремы. Прелесть, да и только!

Солнце опускалось все ниже и ниже, так что гвардейцы предложили Фури и Пати прогуляться с ними вокруг холма, что бы найти место появления нового входа. Дети, естественно, согласились.

Сейчас, когда Фури приходилось просто ждать, она чувствовала себя на редкость неуверенно. Она была человеком действия, и такое пассивное ожидание было совсем не в ее стиле — обычно, как только на горизонте показывался хотя бы призрак очередного приключения, она всегда неслась вперед, что бы оказаться в гуще событий. И сейчас, когда она не только не участвовала в делах, но даже не могла знать, что происходит с друзьями, живы ли они вообще, хотя о последнем бывшая воровка старалась не думать, она чувствовала себя лишней и жалкой.

Судя по всему, ученик барда, ставший для нее кем-то, вроде младшего брата, чувствовал нечто подобное, вот только, в отличие от избалованной вниманием за последние несколько лет девушки, он не знал каково это — когда о тебе заботятся, так что потеря связи с драконом ввела его в прежнее апатичное состояние. Лишь изредка девушке удавалось вернуть того любопытного паренька, к которому все привыкли за несколько дней.

Мирн, все так же шутил, улыбался, но теперь для волнующейся девушки его улыбка была противна и наиграна. И еще в его глазах было что-то очень страшное и жестокое, словно он уже разделывает ее как того оленя. Фури это очень не нравилось. Как не нравилось и то, что когда они нашли заледенелый круг на пожелтевшей траве, их окружили плотным кольцом. Обернувшись к все так же радостно улыбающемуся офицеру, девушка спросила:

— Что происходит, офицер? Почему вы?..

— Приказ. Приказ графа.

— Что мы такого сделали? Мой учитель жизнью рискует, что бы вам помочь, а вы... — Пати был слегка нетерпеливым и очень недогадливым. Хотя и Фури не была до конца уверена в своей правоте, что графу не хочется платить им. Возможно, здесь что-то другое.

— А я не знаю! — легкомысленно заявил Мирн, чем поставил Фури в тупик. — Это не наши с графом проблемы, за что на вас взъелась Гильдия. Нас попросту наняли, что бы из вашей шайки выжили только двое — бард и Некатор... Хотя, знаешь, — он наклонился к уху замершей девушки и прошептал, — я бы на их месте завидовал вам — попасть живыми в руки парня, у которого на лице просто сияет большая "любовь" к ближнему и огромный опыт в "развлечениях"... М-да, просто кошмар!

Фури, в ужасе глядя как последние лучи солнца исчезают за горизонтом, а лед, застывший на холме, осыпается, открывая коридор, стояла в центре кольца, сжимая в ладонях пальцы мальчишки, не в силах даже смахивать слезы непрестанно текущие из глаз. Она уже видела как друзья, уставшие, израненные, возвращаются сюда, а их встречают мечи и копья охранников... Противно. Она была растеряна, но все-таки ее не зря называли умнейшей из воровок ее родного города. И самой храброй. И в этот миг девушке по имени Фури было абсолютно наплевать на то, что будет с ней. Сейчас ее волновало лишь то, что случится с ее семьей, внезапно пополнившейся семью душами. Резко бросившись назад, она оттолкнула от себя Пати и крикнула:

— Беги!

И он побежал. Только вот гвардейцы были куда умнее всех встреченных ранее Фури и Пати стражников, потому что они не только не разомкнули строй, но и, почувствовав опасность, сомкнулись плотнее, так что у мальчишки остался лишь один путь — под холм, в самое гнездо. Но он не испугался и, прежде чем воины сообразили, рванулся туда, чтобы даже ценой собственной жизни предупредить своего учителя.

А Мирну с его ребятами оставалось лишь в ярости смотреть на исчезающую фигурку мальчишки и скрипеть зубами от злости. И на его надутом лице не было ни тени той противной улыбки, зато Фури широко улыбалась, глядя прямо в злые глаза воина. Тот, схватив ее за длинные волосы, жестоко дернул, притягивая ее к себе, и прошипел:

— Ты об этом пожалеешь, тварь!

Но она, все так же улыбалась, ответила, без злости, без ненависти:

— Нет, офицер, не пожалею.

Кантаре,

Странствующий бард

Вой, не такой же сильный как вчера, более спокойный и ленивый, не прекращался ни на минуту с тех пор, как зашло солнце. И это отнюдь не радостно.

Я, уже перестав вздрагивать, когда раздавался очередной рык, шел в середине цепочки. На пару шагов впереди группы скользил брат, лучше всех видящий в темноте, следом за ним — вампир. А дальше уже все остальные — я, Джайрин, Шурай, прикрывающие замерзшего Кэсса. В этот раз ему было значительно лучше — помогло и то, что сид наполнил его теплом и силой, и то, что его до сих пор оплетали листья лиан.

Лич довольно быстро перемещался, не напрягаясь и не хромая, в этот раз он совсем не напоминал сломанную куклу. Правда, он все так же бесполезен в плане магии, но теперь хотя бы его меч сможет дать всем нам хотя бы пару секунд. Возможно, это ничего и не изменит, но пока есть хотя бы малюсенький шанс, что эти две секунды спасут чью-то жизнь, ими нужно воспользоваться.

Наконец, когда вой стал настолько громким, словно раздается прямо над ухом, впереди показался светящийся круг, за которым, можно не сомневаться, находилось приснопамятное гнездо. Мы, совсем замедлившись, подошли к самому выходу.

И действительно, там, за ходом находился ледяной зал, по которому лениво слонялись Стражи. Они были необыкновенно грациозны и величественны, наблюдать за такими прекрасными животными было необыкновенно приятно, особенно когда ты находишься от них подальше. Так, как мы сейчас. Вот только нам рано или поздно придется спуститься вниз, что бы попробовать на крепость их когти, клыки и магию... Магию, победить которую у нас нет шансов.

Мы стояли, никак не решаясь сделать первый шаг. Это было похоже на то ощущение, что бывает перед прыжком в омут горной реки — и страшно, и больно, и как-то до странного радостно. Почему-то мне хотелось повторения вчерашнего сражения, и это было явно не нормально. Мне хотелось вновь почувствовать свою жизнь, почувствовать свою власть и свою слабость. Осознать, что значит прикрывать кого-то и знать, что и твоя спина в безопасности. Да, это было именно то, чего так хотелось мне в этот миг, и я понимал, что за это мне было совсем не страшно умирать. За себя и за своих друзей.

Оглядев остальных, я понял, что и в их головах бродят подобные мысли. Что и им уже не терпится спуститься и поставить на кон все. Еще минута и мы, полностью готовые ко всему, спустились бы вниз, но для нас приготовили совсем иное. Внезапно за спиной раздался вой, и из стены белым ветром вырвался Страж, злобно скаля огромные клыки.

Медленно наступая, он выгонял нас в освещенный лунным светом зал. А там уже поджидали остальные — злые и голодные. Взглянув лишь на оскаленные морды, мы поняли, что в этот раз с нами не будут играть, нас ждет настоящая бойня. И мы приготовились подороже продать каждый фунт своего мяса.

Рывок... Ровно минуту мы сдерживали пятнадцать тварей, мечтающих добраться до наших внутренностей. Только одну минуту, за которую мы лишились вампира, отброшенного тварью на другой конец зала, где он и осел мешком с картошкой, брата, чьи Аксус'Фускус, не причинив никакого вреда Стражу, были разорваны, а сам эльф, получив огромную рваную рану на животе, со стоном упал на плиты. Дальше — хуже.

В этот раз звери не были медлительными, напротив, мелькая как молнии, они просто исчезали, и мы, не успевая замечать удары, просто разлетались в стороны. А Стражи, словно котята, игрались с нами, швыряя из стороны в сторону, не убивая, давая ощутить свою беспомощность. Меньше всего, надо сказать, доставалось личу — видимо не интересовались волки несвежей мертвечиной.

Мы, все еще пытаясь сопротивляться, вскидывали клики и творили заклинания... но все было бесполезно. Мои Леди лишь немного поцарапали шкуру Стража, да пара истекающих кровью царапин остались на четырех тварях от терновника, взращенного сидом. Джайрин и Неки вообще не добились результатов, если, конечно, не считать двух сломанных ножей и покореженного двуручника.

Единственным хорошим в такой ситуации было то, что нас все еще не убили, что давало призрачные шансы выжить. И я, переглянувшись с Джайрин, кинулся вперед, прикрываемый наемницей, которая, несмотря на свою усталость и скорость противника, исправно защищала меня, принимая удары зверей на меч и собственные руки. Хорошо, что сок тех странных лиан, что лечили нас этим утром, не только лишил нас ощущения боли, но и способствовал быстрому прекращению кровотечений, иначе Джайрин бы просто-напросто умерла от потери крови.

Я же, уверенный, что ни одна тварь не сможет напасть неожиданно, рванулся в самую толпу. Там, резко развернувшись на пятке, присев, а затем, резко подпрыгнув, запустил в полет полумесяц, попав по носу одной из тварей. Та, завизжав от неожиданной боли, отпрянула, и я, обрадованный открытием, крикнул, стараясь заглушить звуки схватки и рык зверей:

— Бейте... в... нос!..

Меня услышали.

Неки, причудливо изогнувшись назад, пропускает над своим телом тушу прыгнувшего Стража и сразу же, разогнувшись пружиной, прыгает на загривок зверя, вонзая два ножа в ноздри. Страж, взвыв, старается избавиться наездника, но человек слишком хорошо держится, чтобы его можно было так просто сбросить. Тогда зверюга на миг оборачивается снежным облаком, и этого мига достаточно, чтобы Неки упал на каменистый пол, а Страж прижал его лапой к земле.

Джайрин, спеша помочь попавшему в беду парню, проскальзывает между лап Стражей, словно в каком-то причудливом танце, и, оттолкнувшись от бока замешкавшегося зверя, ударяет плашмя по истекающему кровью носу нависающей над Неки твари. Та, отскочив и смешно плюхнувшись на зад, заорала от обиды и злости. На помощь ей поспешили еще трое. Теперь ребятам будет туго, несмотря даже на помощь некроманта, который, как оказалось, неплохой мечник, и очнувшегося вампира, отрастившего себе когти похлеще иных клинков.

Я практически не успевал оценивать обстановку. Все завертелось в безумном хороводе — кровь, боль, страх, удовольствие, крики, предвкушение, удары, холод, радость, желание, смерть, снова удары...

Я изгибаюсь и бегу, лишь изредка нанося удары по зверям, преследующим меня. Рядом танцует брат, заменив иглы подобранным вчера клинком, весьма неплохо зля тварей. На большее мы не рассчитываем, все наши атаки для Стражей не страшнее комариного укуса — неприятно да и только. Мы постоянно двигались между волками, наносили множество мелких ударов, а стоящий чуть в отдалении Шурай направлял ростки Жизни, которые старались разорвать раны.

Даже если не получалось, польза была все равно — тварь все-таки была живой, а семена Жизни не давали ей обращаться вьюгой, что, в свою очередь, повышало наши шансы. И только в моей душе начала зарождаться тень надежды, как все снова пошло не так. Разозленные Стражи в очередной раз взвинтили темп, и мы стали совершенно беспомощны.

Теперь они не ждали. Теперь твари стремились нас просто убить.

Я видел, как когти вспарывают живот вампиру, как в горло сида вцепляются клыки, как Стражи словно кукол швыряют моих друзей, ударяя ими о стены и потолок. Я все это видел и мне впервые было противно, что я вижу боль, смерть, кровь, чувствую страх. Даже мой "дракон", и тот был в ярости, видя алые потеки на стенах и полу, видя этот ужас и не в силах ничего изменить, потому что я сам придавлен к полу огромной тушей.

Равнодушные темно-синие глаза зверя смотрят на меня так, как я смотрел бы на кусок хорошо прожаренного мяса. М-р-р-р... Хочу мяса! О, Господи, о чем я думаю! Меня сейчас съедят, а я думаю о всякой чуши! Надо выбираться. Но лапы держат меня надежнее любых кандалов, и мне приходится смотреть, как медленно опускается голова зверя, как с острых клыков капает слюна, как голодом горят глаза.

Это было страшно, но мне не хотелось умереть спрятавшись от всего, закрывшись от всего. Нет, это не по мне. И я смотрю, не отрываясь, как Страж впивается в мой живот. Отвратительно. Отвратительно и больно, ужасно, непереносимо больно. От такой боли не помогает ничто — ни сила воли, ни растения Шурая, единственный из нашей компании, кто еще может не только стоять, но и сражаться. Боль, наполняя все мое существо, уносит меня все дальше и дальше. И я забываюсь в странном темном мире, где тепло и нет никого, потому я уже не вижу, как Страж начинает пожирать мою плоть. Мне все равно. Я во Тьме.

Как спокойно.

Тьма.

Кэссер,

Странствующий некромант

Кэссер, медленно сползая по стене, смотрел на друзей, лежащих на полу, придавленных Стражами, что явно недвусмысленно облизываются. Ему повезло, мертвая плоть не привлекает тварей, и он, сидя в стороне от бойни, наблюдает за Стражами, что пожирают плоть его друзей. И мертвое сердце лича разрывается от боли. Он пытается помочь, пытается подняться, но все бесполезно — его тело вновь связал холод и лед, так как сид, обессилив, упал на колени, а из носа его текла кровь. Холод сковывает лича, и он скрипит зубами от бессилья, когда зверь, наклонившись над Рене, вонзает в его плоть зубы.

— Не-ет! — хрипит он, пытаясь вырваться из плена. Но у него нет сил. Если только... да, выбора больше нет.

И он внезапно успокаивается, а на порочно-красных губах, покрытых инеем, снова играет улыбка. Толька в этой улыбке нет ни задора, ни радости, нет даже насмешки — только холод и решимость, только они. Губы, медленно двигаясь, выталкивают наружу странные слова древнего, забытого, мертвого языка. Он зовет Ее.

И она приходит.

Все замирает в зале. Замирают истерзанные тела друзей, замирают Стражи, замирают тысячи снежинок, кружащиеся в воздухе, казалось, замирает сам воздух... Только лич продолжал двигаться и чувствовать, ожидая свою Гостью. И она не заставила себя ждать, появляясь легким сиянием невдалеке от мужчины. Она, медленно ступая по распростертым телам, невесомо, изящно, приближалась к некроманту, с каждым шагом становясь все более материальной, словно проявляясь сквозь матово светящийся туман. Еще несколько шагов и перед Кэссом уже стояла красивая девушка. Его Госпожа, прекрасноокая Муэрта.