Ищейки Смерти

Филика! Филика! Филика! — диким вихрем ненависти проносилось в мозгу Тартора.

И действительно, во всём виновата только она! А кто же ещё? Ведь это её холод и чёрствость подтолкнули Тартора к необдуманным и импульсивным действиям. Разве нет? То она сама даёт тебе повод верить в близость чувств, то отметает даже малейшую возможность этого! Злость переполняет от её двуличности. Лживая бессердечная стерва! И вообще, это из-за её вины Тартор лишился рассудка! Заставляла каждую ночь дежурить! Как же тут без голубого кита обойтись? Это всё она! Она желает только зла! Притворная лицемерная Филика! Она с самого начала хотела изжить Тартора. Всё делала для этого. Чудовище! Как только Тартор мог быть столь слеп? Но ничего, ничего, теперь-то он всё понял. Теперь-то всё станет на свои места. Теперь её женские чары не оплетут его сетью лжи и обмана. Хватит с Тартора страданий!

Если бы только удалось спасись, сбежать из "смертельной камеры"... Да, тогда-то Тартор Филике бы всё высказал...

Слабость взяла своё: Тартор улёгся на матрац. Желудок сводило: сгрызенная заплесневелая краюха хлеба лишь напомнила о голоде, нежели его утолила. Больше всего на свете Тартор не любил жалость к самому себе. Ни со своей стороны, ни со стороны других. Он крепкий, жёсткий и толстокожий мужик: все страхи, переживания и скорби он таит глубоко-глубоко внутри души. Но сейчас, как никогда ещё, было одиноко и грустно. Тартор содрогнулся от подступивших было порывов жалости к самому себе и подавил их, мысленно грязно выругавшись. А потом заснул. Как младенец, зверски избитый отцом-алкоголиком.

Бурлящее серое море, разбрызгивающее жёлтую пену. Страшные создания, выныривающие из его глубин, скалящие подобные острым утёсам зубы и исчезающие под неспокойной толщей солёной воды. Ядовитыми стрелами пронзающие сердце крики морских птиц, борющихся с мощными порывами ветра. Воздушное чудовище с непоколебимой мощью раздирает облака. Стремительным, сметающим исполином вырывается из морской пучины скала. Гигантским маяком возносится она над пустой бесконечностью водных просторов. Её крутые каменные уступы трескаются чудовищным громом. Валуны сыплются в воду, вздымая дикие брызги и жёлтую пену. Скала всё больше принимает очертания человеческого лица. Прямые волосы едва скрывающие маленькие, слегка оттопыренные уши, вздёрнутый нос, округлое лицо, высокий лоб... Филика! Филика!

Тартор проснулся в ужасном расположении духа. Зашёлся тяжёлым болезненным кашлем, раздирающей болью отдавшимся в лёгких. Должно быть, пневмония назревает...

Филика! Филика! Филика! — злобным вихрем ненависти пронеслось в его голове.

Тишина крохотной камеры налилась сладостным уху заключённого скулежом.

"Я опять схожу с ума... Кто бы мог сомневаться?" — досадливо подумалось Тартору.

Скулёж не прекращался.

"Бедняжки шакалята мои: что сейчас с ними? — горестно вздохнул Тартор. — Как минимум одного убили Дети Носолома... Ну, они тогда ещё были Наёмниками Севера... Какие подлые уроды! И что это на меня нашло, когда они в Сар везли? Должно быть, это браслет сработал. Надо же, на мне — так никак. А на этом гадостном мохнатом комке с вшами Вике Носоломе — так сразу!"

Скулёж перерос в изнывающее тявканье.

— Да что это вы всё не перестанете?! — превозмогая боль в лёгких рявкнул Тартор неизвестно кому, неизвестно зачем.

Жалостливое тявканье усилилось.

Тартор поглядел в проём в стене и не поверил глазам: между металлическими прутьями просовывали вострые мордочки трое шакалов.

— Бон, Мон, Мона! — радостно вскрикнул Тартор и из глаз его брызнули слёзы.

Да, это были его шакалы. Все трое. И это не продолжение сна, не видение измученного мозга. Это — явь! Зверьки преданно следовали за хозяином. В Саре они потеряли след: уж слишком много новых запахов и шумов, сбивающих с толку. Но, в конечном итоге, шакалы отыскали хозяина. Увы, самый крупный и мохнатый их представитель Тифуариус слёг смертью храбрых, сражённый стрелами луков Наёмников Севера. Остальные успели разбежаться. Но главное предназначение тогда они выполнили: предупредили хозяина о приближении врага.

Упавшее было на нет настроение Тартора тут же подскочило. Он гладил радостно скулящих зверьков, сам плакал от радости встречи и оплакивал гибель Тифуариуса (до этого наёмник не знал, какой из шакалов погиб). Столько всего нужно было рассказать. Столько всего нужно было услышать. И плевать на то, что шакалы — не мыслящие и не способны связывать наши слова в образы, а их скулёж и лай — всего лишь примитивное выражение эмоций, не больше. Лучших собеседников у Тартора не было уж слишком давно. А сколько именно времени он пробыл в сарской тюрьме — трудно сказать. Время тянулось слишком болезненно, чтобы хотеть давать ему счёт.

Позабылось всё: заточение, издевательства, страдания... То, что в дверную щель глядит пара злобно настроенных глаз...

По ту сторону двери щёлкнули засовы, вернув Тартора к реальной сути вещей.

— Бегите, зверьки, бегите отсюда! — рявкнул Тартор и, для убедительности, ослабевшей рукой хлопнул Мона по носу. Чувствовать угрозу — в крови у каждого шакала. Так что зверьки не заставили на себя повторно кричать и устремились прочь.

За спиной Тартора уже стоял Жраб Толстый, ухмылялся:

— Что, дружков себе нашёл?

— Да пошёл ты! — вспылил Тартор и вмазал усатому толстяку кулаком в подбородок. Изнуряющие донельзя дни (а то и месяцы) пребывания в "смертельной камере" не остались незамеченными: удар был ничтожно слаб.

— Ха-ха-ха! — в сердцах рассмеялся Жраб и харкнул полным зелёных соплей плевком наёмнику в лицо.

— Сволочь! — признался Тартор и попытался ударить вновь, но толстяк перехватил руку, вывихнув тем самым наёмнику плечо и повалив того на землю.

— Слабак и мелюзга, — сделал вывод Жраб. Скажи спасибо, что сейчас моя очередь "разговаривать" с тобой. Были бы тут Фирил или Сфарк — они бы с тобой так не панькались.

Тартор ничего не ответил, лишь устремил полные ненависти и злобы глаза на мучителя.

— А я ведь по особенному делу, — признался Жраб. — Мы поймали твою сообщницу!

— Подселите эту мерзость ко мне? — поинтересовался Тартор.

— Мерзость? — в удивлении поднял брови Глава городской охраны.

— Ну да! Это ведь с её лёгкой руки на меня обрушиваются беды. Конечно же она — полнейшая мерзость! — признался Тартор.

— И, даже не смотря на всё это, ты не выдавал нам её местоположения? — ещё больше удивился Жраб.

— Да сколько уже можно? — Тартор уселся на матрац и резким рывком вправил себе плечо. — Ах-х-х! — скрипнул зубами наёмник, подождал пока утихнет боль и продолжил: — Я ведь говорил вам всем, что она бродит по Заколдованным Горам. Точного её расположения я не знаю.

— Как скажешь... — махнул рукой Жраб. — Это уже не важно. Всё равно её тело у нас...

— Она мертва? — пришла пора удивиться Тартору.

&nbsnbsp; — Так-так-так... — почесал голову Дрим. — И что же ты делаешь со всем этим богатством?

p; — Да, сегодня днём нам принесли её тёло, — улыбнулся усатый толстяк. — Вернее, не принесли, а принёс. Заркий. Наёмник. Знаешь такого?

— Так ей и надо, стерве подколодной! — рявкнул сквозь боль в лёгких Тартор, хоть на душе сделалось неприятно. — Молодёжи сейчас навалило... Не слыхал я ни про каких Заркиев-перезаркиев...

— Вот как ты заговорил... — Жраб пронзил Тартора пристальным испытывающим взглядом. — Нет, ты слишком измотан, чтобы врать.

— Я хочу есть, — признался Тартор.

— Пожалуй, ты можешь заслужить на приличную порцию похлёбки, если опознаешь тело... — вкрадчиво сообщил Жраб.

— Мне всё равно, — кинул наёмник и надсадно закашлял.

— Принести труп! — рявкнул Глава городской охраны, и его приказание просочилось сквозь толстую дубовую дверь и глазное отверстие к подчинённым.

Несколькими мгновениями спустя в и без того тесную камеру внесли замотанное в серый саван тело. Положили на матрац и развернули. Те охранники, что не поместились в камеру, стояли у входа.

Судя по запаху и окоченению, женщина умерла дня два-три назад. Не нужно быть большим экспертом загробных дел, чтобы по перекошенному обречённой гримасой страха лицу определить: Филика умерла в ужасных мучениях...

Да, но была ли эта женщина Филикой?

Внешнее сходство было поражающим. Рыжие волосы, рост, фигура... Тартор склонился над телом и присмотрелся. Затем попытался раздвинуть окоченевшие губы.

— Ты смотри, шеф, старина Тар позабавиться хочет, — весело сказал один из охранников-носильщиков трупа. — Заскучал он у нас тут...

— У меня слишком ослабели руки, — не обращая на язвительные выпады внимания, сказал Тартор. — Кто-нибудь, раскройте ей рот.

Воцарившееся молчание перебил Жраб, обратившись к веселившемуся чуть ранее охраннику:

— Ты у нас самый разговорчивый, значит и самый небрезгливый. Открой ей рот.

— А ну пошёл прочь, урод, — раздосадованный охранник пнул Тартора, словно собаку.

— Тише ты, — осадил его Жраб. — Сегодня Тара мы не трогаем.

— Я ему, куску ослиного навоза, завтра такое устрою... — бурчал себе под нос охранник-носильщик, крепкими пальцами ковыряясь во рту трупа женщины. — Вот, готово. Надеюсь, это стоило моей брезгливости...

Тартор подошёл к телу и заглянул в раскрытый рот.

— Нет, это не она, — заключил наёмник. — У этой все клыки целы. У Филики верхние клыки из золота: она никогда не говорила с нами об этом, но как-то я услышал её разговор во сне. Клыки ей вырвали работорговцы ещё в молодости. Вырвали, чтобы поубавить хищнические замашки. А потом изнасиловали и бросили в пустыне подыхать, что твою отпахавшую своё лошадь...

— Лучше бы Филика в пустыне той и подохла, — пожелал разочарованный Жраб.

— Наверное, ты прав, — выдавил из себя Тартор.

Охранники и Жраб вышли из камеры, оставив наёмника наедине с лежащим на матраце трупом молодой женщины. Хлопнула дверь, чудовищным лязгом щёлкнули засовы.

— Проследите, чтобы он сегодня не получил паёк, — нарочито громко, чтобы Тартор услышал, произнёс Жраб Толстый.

— Но ты же обещал! — выдавил из себя жалкое подобие обречённого крика Тартор. — Ты обещал порцию похлёбки!

Сквозь дверь донесся приглушённый язвительный хохот.

Глава 20: "О развитии и становлении жизни"

Путешественники покинули подземелье Альчирона Третьего на закате дня. Блуждание мрачными туннелями отняло много сил, по этой причине решили разбить лагерь. Всё равно до Смертоптицы в лучшем случае раньше полуночи не добраться.

Костёр распалили нешуточный: широкое пламя било в полный кротовий рост. Доспехи были сняты и теперь мерно поблёскивали на дрожащем свете пламени. После долгого и изнурительного пути как порой хорошо сбросить килограммчик-другой обмундирования! Вздохнуть полной, неотягощённой металлическим панцирем грудью и расправить плечи, не ощущая на них и малейшего давления доспеха, пусть и облегчённого! Поужинали походным пайком из копчёного мяса, сухарей и бодрящего лиственного отвара.

Ночь выдалась прохладной, но благодаря огнищу этого не чувствовалось. Дров хватало в достатке: невдалеке находилась дубрава, хворосту в которой было хоть отбавляй. Брок, Тос и Моррот натаскали его с гору, если не больше. Бирюк свернулся калачом близ костра и захрапел, изредка подрагивая ухом и задней лапой. Дрим умостился на его боку.

"Странная парочка, — подумалось Филике. — Интересно, его девка не ревнует?"

Словно услышав размышления командирши, рядом уселась Джина.

— Что-то не спится мне... — заговорила она после длительного молчаливого обмена искрящими взглядами.

— Ночь лунная, сон ворует — согласилась Филика и подбросила толстую узловатую ветку в костёр. Ветка была свежей, а посему зашипела и запузырилась соком.

— А твои, вон, уже храпят вовсю, — Джина покосилась на храпящих вовсю Моррота и Тоса.

— Утомились... — ответила Филика. — Твои тоже, как погляжу, кроме Брока.

— Брок, если хочешь, можешь ложиться, мы с Филикой подежурим за тебя, — крикнула Джина сидящему по ту сторону костра люрту.

— Я не так хочу спать, — забасил Брок. — Но силы надо завтра. Посплю. Разбудишь, когда надо?

— Разбужу, обязательно разбужу! Как только спать захочу — разбужу, — согласилась Джина.

Брок улёгся рядом с Тоной на настил из травы и листьев. Не прошло и нескольких минут, как подгорье огласилось его мощным храпом.

Разговор не клеился. Вернее, протекал не в том русле, в котором хотели обе собеседницы. Они перечисляли видневшиеся сквозь редкие ночные тучи созвездия, говорили о погоде, о совершённом путешествии в подземелье, об Альчироне и его ненасытной тяге к драгоценностям, о различных соках деревьев, что используются для подкраски волос, о предпочтениях той или иной мази от морщин и маслах для гладкости кожи... Но вот к сути разговора, которая лежала под всей этой бесполезной болтовнёй, дойти всё никак не удавалось. Говорили одно, абсолютно ненужное, а на уме было у каждой совсем-совсем другое...

Первой не выдержала Филика и изящно перевела разговор в задуманное русло:

— В Сарских магазинах можно встретить чудные материи, пестрящие красотой узоров и красок. Их завозят из Диды. Правда, сейчас всё реже можно встретить их в продаже, да и то — по завышенным ценам...

— И не мудрено. После того, как Дида сгорела... — согласилась Джина.

— Сгорела? — Филика сделала годами отточенное удивлённое выражение лица.

— Ну да, сгорела, — ответила Джина. — Разве ты не знаешь? Я думала, что Ищейки Смерти в курсе всех дел, происходящих на Материке.

— Так-то оно так, — пожала плечами Филика, — но вот про Диду конкретно ничего не слышала.

— Хм... — хмыкнула Бабочка, — ты ещё скажи, что, будучи профессиональной наёмницей, ничего не слышала про Парфлая, бывшего помощника, а ныне — продолжателя Тризолуса.

— Не-а, — самым что только возможно безразличным образом отмахнулась Филика.

— Ну ты даёшь! — лицо Джины украсила ветреная улыбка, хотя её глаза всё так же пристально вглядывались в собеседницу. — При Тризолусе он был капитаном Форта Террора... Хоть про Форт Террора ты слышала?

— Да так, приходилось слышать кое-что... — полным женской хитрости голосом ответила командирша.

— Ну так вот, смерть Тризолуса, увы, не означала полную гибель его начинаний, — заговорила Джина. — Этот наркоман-стрек решил продолжить... Ох, знала бы — убила его тогда, в покоях технокрепости! Но не до него было. На первом месте — бой его хозяину. Куда там морочить голову мелкими сошками? Хотя, сошкой Парфлай только показался. На самом-то деле он оказался куда проблематичнее, чем можно было предположить. С момента уничтожения Форта Террора вместе с большей частью армии техномонстров и до недавнего времени — от стрека не было ни слуху, ни духу. Мы занимались своими делами: истребляли попадавшихся на пути техномонстров, путешествовали, помогали нуждающимся... И думать не думали о том, что преподнесёт нам этот подлый стрек. А оказалось, что всё это время Парфлай готовил планы возмездия. Но какие именно планы, увы, для нас остаётся загадкой. Знаем мы только то, что он со своим войском (каким — остаётся только догадываться) спалил дотла Диду. Это злодеяние совершил он крайне блестяще: в городе камня на камне не осталось! Никто не уцелел...