Честь и Польза

Потери противника от ночной атаки были куда серьезнее. Паром основательно выгорел вместе с оставшимся на нем части снаряжения, и к моменту наступления утра, представлял собой страшное зрелище. Также, от взрыва гранаты серьезно пострадала рубка буксира. Было нарушено рулевое управление судна, и оно не могло самостоятельно двигаться.

Канонерка 'Драгон' лишилась половины своей огневой мощи, и в ближайшее время могла поддержать действия десанта лишь двумя орудиями и одним пулеметом. Что касается брошенной Пустосвятом гранаты, то к огромной радости англичан, она не смогла разрушить обшивку судна. Стальные листы выдержали удар, но в нескольких местах были повреждены соединительные швы. Открылась течь, через которую внутрь канонерки стала просачиваться вода. Все попытки экипажа её полной ликвидации не привели к успеху. Вода медленно, но верно проникала внутрь корабля, под горестные ахи и охи механика 'Драгона'.

Меньше всех кораблей пострадал 'Снейк'. Его не коснулось, горящее масло, ни взрывы гранат и на его плечи ложилась поддержка десанта, но не это было главным.

Худшим для англичан было то, что среди солдат появился страх. Быстро сложив два плюс два, они поняли, что в случаи отступления не всем может хватить места на кораблях. Махно ещё не появился у Ниамеи, а вопрос об отступлении активно обсуждался офицерами и солдатами.

Положение было откровенно шатким. Было достаточно одного неосторожного слова, чтобы его нарушить и сделал это капитан 'Драгона' Роберт Пенс.

На экстренном заседании штаба, посвященному ночному нападению, он заявил Фортескью, что не гарантирует присутствие своего корабля в Ниамеи в ближайшие двадцать четыре часа.

— Я не могу дать таких гарантий, ибо поступление воды в трюм не ослабевает. Пока мы стоим на якоре, мы справляемся с поступлением воды, но никто не знает, как поведет себя течь при движении 'Драгона'. Скорее всего, она усилиться и тогда, я буду вынужден уйти в Порт-Харкорт на ремонт — честно признался капитан и его слова ввергли в уныние остальных.

Сразу вслед ему выступил капитан 'Снейка' Фарагут. Первым, что он сказал, это предсказал возможность нового нападения русских на корабли.

— Если их не остановила угроза быть съеденными крокодилами прошлой ночью то, что им помешает повторить атаку этой ночью. К сожалению мой 'Снейк' лишился прожектора, но в случае нападения каторжников мы сможет защитить себя, чего нельзя сказать о буксире лейтенанта Элиота. Он полностью лишен управления, и ничто не помешает русским сжечь его, как они сожгли паром.

Слова Фарагута мгновенно породили в умах слушателей самые мрачные картины, но капитан не собирался останавливаться.

— Кроме этого, я должен сказать, что на моем корабле возникли проблемы с двигателями. Наши машины находились на ремонте, когда мы получили приказ идти на Ниамеи. Всю дорогу сюда у нас возникали проблемы в машинном отделении, продолжаются они и сейчас. Поэтому не исключено, что не сегодня — завтра, мой корабль вслед за 'Драгоном' может отправиться в Порт-Харкорт на ремонт.

— Вы отдаете отчет своим словам, капитан Фарагут!?— возмущенно воскликнул Фортескью, под которым от слов моряка качнулась земля.

— Да, сэр, полностью. И говорю вам это сейчас, чтобы это не стало для вас трагическим известием, когда к городу подойдет Махно с главными силами.

— Ну, а что скажите вы, Майлз? — обратился майор к своему заместителю.

— Наши солдаты готовы к отражению нападения каторжников, сэр. Однако не погрешу против истинны, сказав, что события прошлой ночи не добавили им бодрости духа — честно признался капитан.

— Генерал Хинкли в случаи необходимости обещал прислать пароход с пополнением. Нужно немедленно отправить сообщение о нашем успехе и подробно обрисовать сложившуюся обстановку.

— Нашей главной задачей было захват Ниамеи и уничтожение Махно, и об успехе говорить не приходится. Да, мы захватили Ниамеи и готовы её защищать, но положение наше таково, что нам лучше отступить. Будь у нас полноценная огневая поддержка, и я слова бы не промолвил об отступлении, но доклады капитанов Фарагута и Пенса не внушают оптимизма — сокрушенно признал Майлз. — Дальнейшее события могут сложиться таким образом, что мы с вами окажемся в ловушке. Паром с частью снаряжения сгорел, и мы можем не дождаться обещанного генералом Хинкли парохода с подкреплением. Что касается Махно, то он опасный противник. Со слов допрошенных нами негров его войско постоянно растет и в этом не приходится сомневаться.

Все эти разговоры оставили на Фортескью тягостное впечатление. Каждый из собеседников говорил о своих проблемах, а принимать окончательное решение предстояло ему.

Последней каплей переполнившую чашу терпения англичан стало сообщение наблюдателей о появлении вражеской кавалерии. В первой половине дня они трижды наблюдали появление небольшой группы всадников, которые появлялись с запада и направлялись к северу от Ниамеи.

Вне всякого сомнения, это был авангард Махно, который каким-то образом узнал о захвате города. По требованию Фортескью 'Драгон' обстрелял место предполагаемого нахождения кавалерии противника, но в результате маневра канонерки течь усилилась, и Пенс объявил о своем намерении немедленно покинуть район Ниамеи.

По этому поводу вновь был созван военный совет, на котором было принято решение оставить город до наступления темноты.

Обе канонерки и буксир были облеплены солдатами, подобно гроздям бананов. Для уменьшения пассажиров, моряки предложили использовать паром, ещё державшийся на воде, но плыть на нем никто не соглашался.

Из-за угрозы перегруза судов, ни о каких трофеях не могло быть и речи, поэтому Фортескью приказал уничтожить склады Ниамеи. Для этого была отряжена специальная команда, но едва англичане принялись поджигать склады, как попали под удар.

Первыми на них напали негры вооруженные топорами и копьями, а затем к ним присоединились анархисты. Воспользовавшись тем, что англичане убрали часовых, они проникли в город и не дали уничтожить склады.

Из команды поджигателей на корабли никто не вернулся. В отместку за это обе канонерки открыли по складам огонь из своих орудий. Пятью своими орудиями они бы раскатали бы эти строения в пух и прах, но опасный перегруз и проблемы с движением, не позволили им сделать это.

Уничтожив всего один склад и повредив другой, англичане покинули Ниамеи, сопровождаемые выстрелами с берега. Майору Фортескью сильно удивился, если бы узнал, что никакого Махно вблизи города не было, и он попался на банальную хитрость со стороны противника.

Желая ввести англичан в заблуждение и нагнать на них страху, Никанор Кривонос приказал своим людям создать видимость прибытия подкрепления, с чем махновцы блистательно справились.

Единственное, что огорчало радость одержанной победы, было то, что во время обстрела, атаман получил смертельное ранение в живот. Он прожил полутора суток, так и не дождавшись прихода Нестора Махно, чтобы лично доложить ему о том, как были выкурены англичане из временной столицы 'Махновии'.

Но не только одна Африка переживала в это время военные потрясения. Другой точкой на планете, куда был прикован взор Москвы — был Китай.

Там к противостоянию маршалов Чжан Цзолиня и Чан Кайши с сидевшим в Пекине чжилийским генералом Фэн Юйсянем, добавилась ещё одна сила в лице китайских коммунистов. После шанхайской резни и предательского удара со стороны нового руководства Гоминдана в лице Чан Кайши, красные китайцы были вынуждены уйти в подполье, но оружие не сложили.

Главным действующим лицом, в деле создания собственных вооруженных сил, стал Чжоу Эньлай. Не имея сильных внешних союзников и покровителей, он принялся энергично создавать из сочувствовавших коммунистам крестьян военизированные отряды. Плохо вооруженные, не имевшие навыков войны, им предстояло стать костяком будущей Народной Освободительной Армии Китая. Так согласно решению съезда китайских коммунистов должны были называться их вооруженные силы.

Талант организатора, неистощимый оптимизм и твердая уверенность в успехе, были тремя составными элементами, которые позволили Чжоу Эньлаю продвинуться вперед в этом трудном и нелегком деле. Но не только это двигало молодого китайца.

В любом значимом деле всегда присутствует личностный фактор, и Чжоу не был исключением. Чудом, избежав гибели в Шанхае, бывший офицер Национальной Революционной армии, за голову которого Чан Кайши назначил огромную награду, поклялся отомстить коварному предателю.

К средине августа 1925 года, общая обстановка в Китае, казалось, благоприятствовала для нанесения ответного удара. Сам Чан Кайши к этому моменту покинул страну и находился в Токио. Там его поочередно обхаживали японцы и американцы, стремясь перетянуть его на свою сторону.

Не сидели в тени и русские представители. По своей активности, они несколько уступали другим 'купцам'. Пообещать тех денег и средств, что сулили маршалу Токио и Вашингтон они не могли, но при встрече постоянно напоминали председателю о тех успехах, что одержала армия Гоминьдана с помощью русского оружия и специалистов.

Чан Кайши внимательно слушал визитеров, охотно соглашался с их словами, но с принятием окончательного решения не торопился. Этого качества в характере китайского лидера не было.

На время отсутствия председателя, его замешал генерал Ван Цзинвей. Он не пользовался популярностью среди солдат Гоминдана, что было на руку коммунистам.

Их пропагандисты сумели посеять сомнение и недовольство среди солдат гарнизона города Хэфэй, столицы провинции Аньхой. Именно он был выбран красными китайцами в качестве главной цели своего ответного удара.

Коммунистическая партия Китая пользовалась большой поддержкой в сельских районах провинции. Многие местные крестьяне входили в военные отряды, создаваемые Чжоу Эньлаем, что было немаловажным фактором. Он надеялся, что узнав о захвате Хэфэя, его армия получит массовое пополнение из числа колеблющихся и сомневающихся крестьян.

После захвата Аньхой, коммунисты намеривались совершить поход к Нанкину и получить выход к морю. Это позволило бы быстро и напрямую получить военную помощь из России. О такой возможности лидер местных коммунистов Чжан Готао, договорился с тайным эмиссаром из Москвы. Видя в Чан Кайши ненадежного партнера, Кремль решил переориентироваться на коммунистов и начал осторожно зондировать почву.

Вся беда красных китайцев заключалась в том, что на тот момент у них не лидера подобно Сунь Ятсену. Партия только создавалась и как любая молодая организация страдала от различных течений и уклонов. Также сказывался фактор местничества. Каждый из коммунистических лидеров имел влияние только в своей провинции и плохо воспринимался в соседних провинциях. Поэтому прибывшие из Москвы эмиссары были вынуждены ориентироваться на военных лидеров КПК, в руках которых были реальные силы.

Восстание началось рано утром 15 августа, когда в город ворвались вооруженные дружины рабочих и крестьянские отряды самообороны. Благодаря умелой агитации солдат и поддержки со стороны офицеров левого крыла Гоминьдана, повстанцам удалось быстро взять Хэфэй под свой полный контроль, не встречая серьезного сопротивления.

Потери со стороны повстанцев были минимальные. Случаев вооруженного столкновения солдат и дружинников были единицы. В большинстве своем, солдаты либо стреляли в воздух, имитируя вооруженную перестрелку, либо просто сдавали оружие и покидали город.

Эта хитрость потом неоднократно применялась в ходе гражданской войны в Китае. Благодаря этому отцам командирам удавалось, и честь соблюсти и капитал приобрести.

Отряды, ведомые командирами Чжу Дэ и Линь Бяо, в течение нескольких часов разоружили главные силы гарнизона города, в состав которого входили соединения 3 и 8 корпусов войск Гоминдана. Лишь у отряда Лю Бочэна возникли трудности. Охранявшие штаб гарнизона солдаты оказали ожесточенное сопротивление, не веря, что остальные соединения перешли на сторону восставших.

Только после длительных переговоров, когда к штабу привели одного из командиров сдавшихся полков, засевшие в здании солдаты согласились оставить здание. Не желая пролития лишней крови, Чжоу Эньлай не стал требовать, чтобы они отдали оружие. Тем, кто не пожелал присоединиться к восставшим дали свободный проход из города.

Сразу после захвата города, повстанцами был образован Революционный комитет, который расположился в местном 'Гранд Отели'. В его состав вошли как представители компартии в лице Чжоу Эньлая и Чжан Готао, так и левые гоминдановцы Не Чжэнь и Го Мажо.

Ими была принята и опубликована декларация, в которой ревком говорил о своей верности заветам Сунь Ятсена и объявлял провинцию Аньхой революционной базой для подготовки нового 'Северного похода' против 'генералов милитаристов' Чжан Цзолиня и Фэн Юйсяня. Сам председатель Гоминдана Чан Кайши и его заместитель Ван Цзинвей специально не были отнесены в стан врагов. Хитрый Чжоу Эньлай намерено сделал это, тем самым показывая всем членам Гоминдана, что дверь для них оставлена открытой.

Этот ловкий политический маневр сделал свое дело. Когда напуганный потерей Хэфэй генерал Цзинвей отдал приказ о подавлении восстания, в армии началось брожение. Многие солдаты и офицеры не понимали, зачем им идти против тех, кто видит в них братьев по борьбе с милитаристской кликой.

До открытого неповиновения приказа дело не доходило, но откровенного саботажа полученного приказа хватало с избытком. Брошенные против повстанцев войска плелись еле-еле, постоянно сообщая в штаб о массе трудностей возникших у них на марше.

С большой неохотой шли полки Гоминдана к Хэфэй, в котором находилось до двадцати тысяч человек. И чем сильнее гнал их Ван Цзинвей, тем больше среди командиров было разговоров о том, что надо сесть за стол переговоров, а не цепляться друг другу в горло на радость 'старому маршалу'.

Возможно, что этим все и закончилось бы, но в дело вмешался ставленник Чжан Цзолиня генерал Чжан Цзунчан — по прозвищу 'собачье мясо'. Это был опытный и опасный противник, один из лучших генералов 'старого маршала'.

Свое необычное прозвище он получил за пристрастие к азартным играм, которые, по мнению китайцев, были сходны с дразнением голодных собак куском мясо. Страсть к играм и жестокость к своим противникам, удивительным образом уживалась в нем с прагматичностью и расчетливостью.

Так во время празднования дня рождения Чжан Цзолиня, вместо богатых подарков которыми другие генералы буквально завалили именинника, он прислал ему две пустые корзины. Более того, генерал не пришел на праздник, передав через своего офицера, что ждет приказ 'старого маршала'.

Столь неожиданный подарок сначала вызвал недоумение и раздражение у Цзолиня. Недруги Цзунчана потирали от радости руки в предвкушении скорой опалы, но они рано радовались. 'Старый маршал' вскоре понял смысл необычного подарка и пришел от него в восторг.

Пустые корзины обозначали, что генерал Чжан Цзунчан готов нести на своих плечах любую ношу, которую в них положит. И 'старый маршал' решил испытать его.