Наследник Барбароссы

— Как минимум — узнать побольше о Тунисе и о Франции. Как максимум — сделать их своими шпионами во Франции. Ты думаешь, у тринидадцев их нет?

— Есть, конечно... Но женщины... Какой от них толк?

— Толк есть, и огромный. Ты говоришь с позиции нашего мира. А у гяуров все по-другому. У них женщина может занимать очень высокое положение в обществе...

Иван понял, что Давут думает несколько в ином направлении, и решил его просветить в плане отличий общественного устройства Европы и Османской империи. Не то, чтобы он этого вообще не знал, но устоявшиеся привычки мешали янычару адекватно воспринимать ситуацию. Дело было в том, что в Османской империи, в отличие от Европы, не было аристократии в привычном европейцам понимании. Не было герцогов, графов и баронов, являющихся землевладельцами, и передающих свой титул и фамильные земли по наследству. По наследству передавалась только власть султана, и то не обязательно старшему сыну. Передача власти над империей дочери султана была невозможной даже теоретически, и султан своей властью не мог изменить это правило, если бы и захотел. Титула королевы в Османской империи вообще не существовало, и главенствующее положение среди женщин в многочисленном семействе правящего султана занимала валиде — его мать. Но никакой официальной властью в империи валиде не обладала, и ее власть не распространялась дальше гарема. Конечно, у нее могли быть свои люди, которые действовали в ее интересах, но все это носило приватный характер. На все прочие посты в империи, вплоть до Великого везиря, люди назначались, и по наследству эти посты не передавались. Наследственное право существовало только на окраинах империи — в частности в Магрибе, где титул бея передавался по наследству. Но бей являлся вассалом султана, и до недавнего времени его власть официально ограничивалась назначаемым из Истанбула пашой. В настоящее же время беи захотели независимости, и случилось то, что случилось. В метрополии такого не было. Там на абсолютно все государственные посты люди назначались повелением султана. Причем никаких сословных ограничений не существовало, и теоретически любой подданный султана, которого он счел достойным для занятия той, или иной должности, мог ее занять. Как это не походило на "просвещенную" Европу, где зачастую аристократия и духовенство даже навязывали свою волю королям. Где-то в большей степени, где-то в меньшей. Причем на законодательном уровне! В Османской империи такое было невозможно. Возможен был лишь бунт с устранением неугодного султана и воцарения нового. Который, придя к власти, как правило первым делом избавлялся от всех, кто мог его власти угрожать. Вплоть до казни всех своих братьев, такое тоже бывало. Аналогично с этим очень сильно отличалось общественное положение женщин. Если в Османской империи женщина была никем и являлась фактически вещью, принадлежащей своему мужу, хотя и обладала некоторыми правами внутри семьи, то в Европе женщина-аристократка могла занимать очень высокое положение в обществе независимо от своего матримониального статуса. Вплоть до титула королевы, единолично правящей государством. И такие примеры в истории были. Достаточно вспомнить английскую королеву Елизавету, попортившую очень много крови испанцам. А уж королева, являющаяся законной, и е д и н с т в е н н о й супругой правящего монарха, такое и вовсе было обычным явлением. Причем королева в этом случае тоже имела достаточно власти в своих руках. Женщины-аристократки также имели определенные права и вес в обществе, и обладали правом наследования фамильных земель в случае отсутствия наследников мужского пола, хотя титул барона, графа и герцога передавался только по мужской линии. Однако, в случае замужества, женщина получала титул баронессы, графини, или герцогини, и после смерти ее супруга этот титул за ней сохранялся. Были некоторые нюансы, но в целом ситуация выглядела так. Однако, в любом случае, женщина-аристократка оставалась представительницей дворянского сословия уже по одному праву рождения. А поэтому, при определенных обстоятельствах, могла достичь больших высот в обществе и добиться серьезного влияния. Даже будучи не замужем и не занимая никаких государственных постов. И вот здесь открывались очень интересные перспективы с молодыми дворянками Аннабель и Катрин дю Бюсси. При соответствующей поддержке они могли подняться очень высоко. Вплоть до того, что станут достаточно влиятельными фигурами при дворе короля Франции. А уж какую поддержку смогут им организовать тринидадцы, если сочтут это дело перспективным, ясно всем. Если только сестрички не свернут себе шею на этом трудном и опасном пути.

Впечатленный прочитанной лекцией, Давут лишь развел руками.

— Хасан, и откуда ты все это знаешь?!

— Это ни для кого не секрет, Давут. Мой дедушка много общался с французскими и генуэзскими купцами. Поэтому внутриевропейскую кухню я знаю достаточно хорошо. И если нас пошлют туда, то буду знать, как себя вести. Вплоть до того, что смогу выдать себя за гяура-полукровку. Либо француза, либо генуэзца.

— Признайся, хотел использовать сестричек в своих целях во Франции?

— И сейчас хочу, но не в том смысле, как ты думаешь. Работать на Османскую империю они не будут ни за какие деньги. Поскольку не забудут и не простят плена и рабства. Для них что османы, что арабы — по сути одно и то же. Но вот помочь лично нам двоим, если вдруг у нас возникнут проблемы во Франции, они не откажутся. Я пообщался с ними и понял, что обе сестрички из той породы людей, что добро помнят. Однако, нельзя требовать от них невозможного. Мы всегда останемся для них магометанами — врагами их веры. Иметь с нами взаимовыгодные дела они могут. Помочь нам в критической ситуации, как частным лицам, они тоже могут. Но мы никогда не станем для них с в о и м и. И вот это изменить невозможно. Позиция католической церкви непримирима в данном вопросе.

Подискутировав еще немного, занялись подготовкой к выходу. Сделать предстояло еще много, причем нельзя было выделяться на общем фоне среди других "купцов". Именно поэтому "Аль Ясат" стояла без османского флага, соблюдая свое инкогнито, а янычары из отряда Давута сменили форму на местную арабскую одежду. Даже снятие пушек обставили, как конфискацию, проведенную по приказу Кемаля-паши. Команда тоже выглядела соответсвенно. В результате ничто во внешости "Аль Ясат" не говорило о ее принадлежности к военному флоту Османской империи.

Шесть дней пролетели быстро. Накануне в ночь перед выходом Иван провел незабываемую ночь с Аннабель. Француженка понимала, что у их отношений нет будущего, ибо она никогда не согласится променять Францию и свое общественное положение аристократки на место одной из жен в гареме османа, каким бы хорошим человеком он не был, и какой бы высокий пост не занимал. Но, как она призналась, такого блаженства не смог ей доставить еще никто. Вот молодые люди и торопились взять от их неожиданной встречи как можно больше, ибо понимали, что вряд-ли когда увидятся вновь. Когда настала пора прощания, Аннабель даже разрыдалась, прижавшись к груди Ивана.

— Хасан, как все же несправедливо устроена жизнь... Ну почему Господь разделил нас?! Я никогда тебя не забуду... Спасибо тебе за все...

— Не плачь, Аннабель. Если Аллаху будет угодно, то мы еще встретимся. И позволь дать тебе совет. Ты красивая, умная, а теперь еще и богатая женщина. Твоя сестра — тоже. Используйте это не для сиюминутных удовольствий, а для достижения высокого положения в обществе. Возможно, вам даже выпадет шанс оказаться при дворе короля Франции, заняв там достойное место. Не забывайте, что сейчас очень много прощелыг без гроша в кармане будут пытаться добиться вашей благосклонности, клянясь в любви и обещая рай на земле, лишь бы добраться до вашего состояния. Всегда помните об этом. Желаю тебе и твоей сестре удачи, Аннабель! И да хранит вас Аллах!

Когда фрегат "Фейзи Мабуд" снялся с якоря и направился к выходу в море, Иван с грустью смотрел ему вслед, стоя на палубе "Аль Ясат". Кемаль-паша решил отправить Аннабель и Катрин, а также еще нескольких освобожденных дворян на фрегате. Остальные разместились на трех местных купеческих посудинах, специально нанятых для доставки бывших рабов в Алжир. Как бы то ни было, но Аннабель все же оставила глубокий след в его душе. Однако, Иван хорошо помнил то, чему учил его Матвей Колюжный. Тайный подсыл никогда не должен привязываться ни к одной женщине, находясь среди врагов. Слишком дорого может это обойтись как для него, так и для нее. Умом он это понимал, но на душе было грустно. Первая встреча и первая потеря на его жизненном пути. И далеко не последняя...

Глава 15

Новые сюрпризы

"Аль Ясат" шла круто к ветру, рассекая волны, и брызги временами окатывали палубу. Далеко за кормой остался притихший Тунис, возвращенный под власть повелителя правоверных, а слева по борту простирался пустынный африканский берег. Иван стоял на корме и с удовольствием вдыхал свежий утренний воздух, наслаждаясь покоем. Наконец-то вырвались в море. Нет больше под боком начальства, которое может в любой момент потребовать явиться пред его ясные очи, не нужно ни за кем гоняться по пустыне, или пытаться пролезть во вражескую крепость. Вокруг только море и небо, да полоска суши, от которой на таком расстоянии можно не ожидать неприятностей. Последнее, конечно, весьма условно, но по крайней мере возможные неприятности не появятся внезапно, и будет время к ним подготовиться.

Перед выходом из Туниса Кемаль-паша снова вызвал Ивана и Давута и уточнил им задачу. Не только зайти в Алжир, но также обследовать по пути все побережье между Тунисом и Алжиром. В порты не заходить, а пройти на небольшом расстоянии и как следует все рассмотреть. Что-то подозрительно тихо, обычно в Магрибе всегда что-то случается. А тут с самого момента взятия Алжира тринидадцами — тишина. Как будто бы кто-то умело пресекает распространение информации. Не считать же важной информацией очередные бредни о наследнике Барбароссы, над которыми Кемаль-паша от души посмеялся. И все со смехом пытался выяснить у своих офицеров, кого же из них повелитель правоверных послал сюда, чтобы привести весь Магриб к покорности? Кто из них является наследником самого бейлербея Африки Барбароссы II, и скромно молчит? Когда долго ничего существенного не происходит, это не к добру. Для Магриба по-другому быть не может, в этом Кемаль-паша не сомневался. Вот и поручил проверить побережье, не отвлекаясь от основного задания. Скоро должен быть порт Аннаба. Не такой большой, как Тунис и Алжир, но по местным меркам тоже один из центров цивилизации. И тоже пиратское гнездо, как и все прочие. Удивительно, как тринидадцы еще до него не добрались.

Однако, вскоре Иван понял, что недооценил тринидадцев. Когда "Аль Ясат" обогнула мыс и слева по борту открылся большой залив, в глубине которого находилась Аннаба, в глаза срузу бросились два корабля тринидадцев, стоявшие на рейде. Трехмачтовый военный фрегат и четырехмачтовый грузовой барк. Были ли это те же самые корабли, которые он видел в Алжире, или однотипные с ними, пока неясно. Расстояние великовато, и прочитать название на бортах не удается даже в хороший бинокль. Да и ракурс не очень удобный. А вот что было хорошо видно — полностью разрушенная крепость, прикрывающая Аннабу с моря. В настоящий момент стрельбы уже не было. Значит Аннаба взята как минимум вчера, так как пожаров на территории разрушенной крепости уже не видно. А молотили ее знатно, камня на камне не оставили. Либо опять "Синоп" здесь порезвился и ушел, когда закончил "черновую" работу, либо этот тринидадский фрегат сам справился. А может у тринидадцев здесь есть не только "Синоп", но и еще как минимум один такой же монстр? Раз они начали экспансию в Средиземноморье, то должны прислать сюда значительные силы...

Как оказалось, об этом же думала и остальная команда "Аль Ясат". Новость разлетелась по кораблю мгновенно, и вскоре все высыпали на палубу, разглядывая открывшуюся действительность. От обстрела пострадала только крепость. Неизвестно, были ли разрушения в глубине городской застройки, но с моря больше ничего разобрать не удалось. Значит тринидадцы решали не церемониться, и втретив сопротивление, просто смели с лица земли все, что им не понравилось. На палубе "Аль Ясат" обсуждали увиденное, высказывая различные предположения, что же послужило причиной этой карательной акции. А то, что это именно карательная акция, а не захват города с целью грабежа, было ясно. Над крышей самого высокого здания был поднят большой флаг Русской Америки. Любители пограбить и сбежать так себя не ведут. Общее настроение озвучил боцман Мехмед.

— Хасан-бей, похоже, идти в Алжир нам смысла нет?

— Ну почему же? Смысл всегда есть. По крайней мере узнаем, на что еще наложили лапу тринидадцы. А заодно попробуем выяснить, что они собираются делать дальше. Нас для этого в Алжир и послали.

— Так ведь если они до Аннабы добрались, то значит все остальное между Аннабой и Алжиром уже под себя подгребли?

— Думаю, не только между Аннабой и Алжиром. Между Алжиром и Касабланкой тоже. К западу от Алжира тоже пиратов хватает. Во всяком случае, раньше хватало.

— Так скоро они и до Туниса доберутся! А там до Леванта!

— Возможно. Если не найдем с ними компромисс. Вот именно для этого сейчас "Фейзи Мабуд" и спешит в Алжир. А мы так, в качестве приложения. Походим, послушаем, посмотрим. Глядишь, что-нибудь интересное узнаем.

— Ох, мне бы Ваше спокойствие, Хасан-бей! Сами в пасть льву лезем!

— Не волнуйтесь, Мехмед-бей, к нам у тринидадцев не должно быть никаких претензий. Мы сейчас кто? Добропорядочные купцы. Ничего плохого против них не замышляем. Придем в Алжир, расторгуемся, закупим то, что нам надо, и уйдем назад в Тунис. Насколько я знаю, тринидадцы никогда не создавали препятствий торговле, а наоборот старались ей всячески помогать. Это не магрибские беи, привыкшие жить разбоем. Вот сейчас и посмотрим, что изменилось в Алжире с того момента, как мы оттуда еле ноги унесли...

Однако, проскочить назамеченными мимо Аннабы не удалось. Когда "Аль Ясат" оказалась почти на траверзе города, из-за корпуса фрегата неожиданно выскочили четыре большие лодки и на огромной скорости понеслись к проходящему мимо кораблю. Все завороженно смотрели на невиданное чудо. Лодки буквально летели над поверхностью воды, окутанные пеной, но у них не было видно ни парусов, ни весел. Давут глянул на Ивана, предложив приготовиться к бою, но он лишь покачал головой.

— Нет, Давут. Купцам не положено принимать бой с таким противником. Если тринидадцы захотят нас уничтожить, то сделают это независимо от того, окажем ли мы сопротивление, или нет.

— Так что нам делать?

— Изображать добропорядочных торговцев. Думаю, тринидадцы хотят нас просто досмотреть. Может быть еще хотят бакшиш с нас содрать. Может быть даже слегка пограбить. Но топить — нет. Для этого не нужно было посылать четыре быстроходных лодки, у которых даже не видно пушек.

— А вдруг они хотят нас захватить?