Волчица и пергамент. Том 4

— Монастыри — это места молитвы и раздумий. Ты не сможешь жить в таком месте.

— Почему?!

— Что значит — почему?

Он устало вздохнул, взял в руки мягкую льняную салфетку и поднес её к подбородку Миюри.

— Ты там не сможешь вот так есть мясо... У тебя всё в порядке? — заволновался он, видя, что она так набила рот мясом, что само её лицо изменила форму.

Но Миюри просто продолжала жевать. Он знал, что она делает это из злости, но это также означало, что с ней особых проблем не было.

— И даже если бы мы жили вместе, — заговорил он, положив локоть на стол и прислонившись к девушке, сидевшей рядом, — мы не можем пожениться. Разве тебе такое подошло бы?

Миюри, не отрывая от него глаз, прожевала и проглотила мясо. Её губы надулись треугольником.

— Нет. Но ты отклонил просьбу курицы не из желания поскорей жениться на мне.

Он горько улыбнулся её точному замечанию и сел прямо.

— Мне ещё рано входить в место раздумий и молитвы. И всё, что произошло, заставило меня остро осознать, какое большое влияние я оказал на всё, что уже сделал. Я не могу отбросить это, мне нужно серьёзно подумать, действительно ли то, что я делаю, это правильно.

Хотя он и считал, что Церкви нет оправданий, у неё была собственная позиция, и даже себялюбивым торговцам приходилось подумать над этим. Мир был полон множеством того, что ему нужно было узнать и изучить.

— Брат, ты болван. Если хочешь поступить правильно, тебе не нужно так много думать об этом, — и, конечно, у Миюри нашлась причина тому. — Что может быть правильнее, чем взять меня в жёны?

Миюри, неугомонная, как обычно. Коул устало ей улыбнулся, она немедленно посмотрела на него. Есть те, кем судьба вертит, как хочет, есть те, кто спорит с судьбой.

Несмотря на своё бессилие, всё же есть что-то, что он мог сделать.

— Ладно, ты ещё не дядя Рувард, но, думаю, ты был достаточно потрясным на этот раз, — сказала Миюри и откинула обглоданную дочиста баранью кость, упавшую прямо в тарелку, что она сопроводила звуком удовлетворения. — Думаю, я буду вместе с тобой в твоих странствиях, если ты и дальше будешь мне показывать, какой ты потрясный.

Ты сама пришла ко мне, без спросу, — впрочем, этого он никогда не скажет вслух.

Он поправил салфетку, которую держал в руке, и слегка прижал к уголкам губ Миюри.

— Я не могу этого обещать, но надеюсь быть не слишком жалким в будущем.

Миюри, не отрывая от него глаз, позволила ему вытереть ей рот, а затем сказала:

— Думаю, тогда мне нужно пойти с тобой.

Её острые клыки блеснули из-под приподнятой губы.

Единственной причиной, почему он смог устоять в большой заварушке в этом городе, была, без сомнения, Миюри. В результате королевство и Церковь не ввязались в открытую войну, а Шарон представилась возможность пообщаться с Ягине. И Коулу удалось пройти через всё это, глотая не только горькие части происходящего.

— Верно.

— Верно, верно. Всегда и навечно! — в упоении пропела Миюри и улыбнулась.

В отдельную комнату таверны, где они сидели, доносилась песня менестреля.

Коул встал, взял Миюри за руку и слегка потянул.

— Нам пора готовиться к следующему странствию.

Красные глаза Миюри загорелись, она крепко сжала его руку и вскочила со стула.

— Я бы хотела отправиться куда-нибудь далеко-далеко, и чтоб было много-много еды!

— Мы не отдыхаем.

— А я и не отдыхаю, я наслаждаюсь жизнью!

— И кто научил тебя говорить такие?..

— Хммфф! — блеснула зубастой улыбкой Миюри, вечно озорная девушка.

Её улыбка была полна уверенности, что следующий день будет захватывающим, и Коул не мог удержаться от ответной улыбки.

Они открыли дверь и стали спускаться в зал.

Их наверняка ждут впереди трудности, им обязательно придётся пройти через боль. Но у него было чувство, что они смогут просто преодолеть всё по очереди.

— Ну же, брат! Наше следующее приключение!

Это потому, что рядом с ним такой надёжный партнёр.

Коул закрыл дверь таверны, Миюри тут же прильнула к его руке, и они вместе пошли по каменным плитам. Они оставили в комнате позади себя весёлую песню менестреля и голые бараньи кости.

Коул подумал, что, возможно, это символ грядущих событий, и его это устраивало.