-Я постараю-у-усь! — раздалось с лестницы, и сержант вылетел на улицу, с грохотом хлопнув дверью.
Я посмотрел в окно, как он рысит прочь, пожал плечами и подумал, что даже если Лилиана ко мне не вернется, то молодой человек, возможно, поймает маньяка, что тоже неплохо, и решил немного почитать перед ужином...
-Вик, последнее слово, — сказал мне Фрэнк немного позже. — Сегодня или никогда. Еще немного, и я не смогу взять тебя даже багажом! Сам понимаешь, все забито под завязку!
-Сколько у меня на раздумья? — спросил я. Окончательно на что-то решиться оказалось не так-то просто! Признаюсь, я даже обратился к рунам, однако вновь выпавшая перто (на этот раз — перевернутая) ситуацию не прояснила.
-Нисколько, — ответил он мрачно. — До утра, не более того. Лайзу я уже отправил с проводником, она должна быть на борту шхуны. А я утром уезжаю. Ну, ты знаешь, я поделюсь с тобой теплой одеждой и пайком, но все-таки не хотелось бы везти тебя контрабандой!
-К утру я точно определюсь, — кивнул я, пожал его громадную ладонь и уселся в кресло в дальнем углу гостиной с бокалом бренди.
Ехать или нет? Если ехать, то что писать родным? Кому передать дела на время моего отсутствия? Как долго оно продлится? Как много вопросов и как мало времени для их решения? Да одна лишь проблема доставки моих питомцев из этого особняка домой ставила меня в тупик! Сам-то я уж точно не успею, если утром уеду с Фрэнком, а доверить их кому-то еще... Вызвать Ларримера? А на кого он оставит дом? И где, черт бы его побрал, Сирил?..
Какой-то звук привлек мое внимание, и я осторожно выглянул из глубин кресла. У камина кто-то устроился, видимо, тоже чтобы поразмыслить в тишине и покое, и теперь возился, что-то раскладывая и бормоча себе под нос.
Мне не хотелось делить уютную гостиную с кем-то еще, равно как и мешать этому кому-то заниматься своим делом, поэтому я встал и направился к выходу.
Путь мой лежал мимо камина, и я отметил, что уединения сегодняшней ночью искал Чандлер, покинувший меня на выставке кактусов. Ну, что уж теперь вспоминать...
-Доброй ночи, — сказал я ему, подойдя со спины.
Реакция Юджина оказалась совершенно неожиданной: он вздрогнул, выронил все, что было у него в руках, подскочил и уставился на меня.
-Я вас напугал? — спросил я как можно дружелюбнее.
-А... нет-нет, просто неожиданность, — произнес он фальцетом и сглотнул.
Я посмотрел под ноги. Вот так дела! Корзинка для вязания, в точности, как у тетушки Мейбл, мотки пряжи, блестящие крючки...
-Боже, вы все разроняли! — сказал я, опускаясь на колено, чтобы помочь собрать это богатство.
-Я... — Чандлер кашлянул.
-Я никому не скажу, — заверил я, собирая клубочки и моточки в корзину. — Моя тетушка считает, что вязание невероятно успокаивает, и даже пыталась обучить меня этому искусству, но я к этому совершенно неспособен, равно как и к вышиванию гладью. Разве что крестиком...
-Вот как... — с явным облегчением выдохнул он.
Я действительно не собирался никому рассказывать об этом мелком недоразумении: мало ли, какие бывают причуды у джентльменов! Кто-то пишет картины, кто-то собирает курительные трубки, кто-то разводит кактусы, а кто-то вяжет крючком...
И я бы так никому ничего и не сказал, если бы не подобрал почти готовую вещицу, подкатившуюся к самому моему ботинку. Это был крохотный кактус.
Лофофора. Точно такая, какие находили на трупах.
Кажется, мне удалось не измениться в лице, подавая Чандлеру его пожитки, я даже раскланялся с ним и отправился наверх, лихорадочно соображая, что делать дальше.
Ни до чего хорошего я не додумался, разве что решил, что нужно непременно уведомить сержанта Пинкерсона, но только не посреди ночи. Затем я постучал к Фрэнку. На мое счастье, он еще не спал, паковал вещи и встретил меня словами:
-Ну что, надумал?!
-Боюсь, нет, — ответил я, — у меня другое...
Уж кому я могу рассказать обо всем — так это Фрэнку, особенно после той истории с Палмером... Он и сейчас выслушал меня со всем вниманием, потом сказал:
-Но ты же понимаешь, Вик, что это дело полиции.
-Разумеется, — кивнул я, — но из полицейских у меня под рукой только молоденький сержант, а инспектор может просто отмахнуться от наших с ним подозрений и изысканий. Нужно что-то более весомое...
-И не забывай о том, что не хотелось бы бросить тень на Общество в том случае, если Чандлер и впрямь в чем-то замешан, — сказал Фрэнк рассудительно. — Не то кто захочет давать нам деньги, сам подумай? Я бы на твоем месте пошел к сэру Келли и рассказал ему все от и до, уж он точно придумает, как быть дальше!
-Хорошая идея, — кивнул я. — А ты?..
-А я уезжаю до рассвета, — усмехнулся он, взглянув на гору чемоданов. — Жаль, что ты и в этот раз остаешься.
-Ну, посмотрим, — вздохнул я, и мы крепко пожали друг другу руки.
Да, сэр Келли — это выход. В том случае, если он мне поверит, разумеется!
Я едва дождался утра, репетируя речь, а как только забрезжило утро, отправил посыльного за сержантом (тот примчался, по-моему, даже не умывшись), и вскоре уже стучался в дверь нашего почтенного председателя. Он открыл в халате, шлепанцах и ночном колпаке, очень перепугавшись — решил спросонок, будто начался пожар. В мой сумбурный рассказ он вник только с третьего раза, после того, как Оллсоп принес нам по чашечке чаю, и сэр Келли пришел в рабочее состояние.
-Ну что же, мистер Кин, — проговорил он, хмурясь, — судя по всему, вы и этот юный сержант проделали большую работу, однако против мистера Чандлера у вас нет решительно никаких улик... ну, кроме того, что вы увидели. Это ведь не повод арестовывать почтенного джентльмена...
-Вот потому-то я и прошу вас, сэр Келли, позволить нам с Пинкерсоном только заглянуть в комнату мистера Чандлера! Если там есть что-то компрометирующее, то имеется шанс, что оно окажется на виду! Надежды мало, но иначе... — тут я чуть не прослезился, — иначе я никогда не увижу мою Лилиану!
Лицо сэра Келли приобрело неописуемое выражение.
-Но ведь все узнают, — сказал он тоскливо.
-Никто не узнает, сэр, — весомо произнес Пинкерсон, промолчавший все время, пока я убеждал председателя. — Я смогу убедить инспектора, чтобы делу не давали огласки, и никакие газетчики ни о чем не пронюхают, ручаюсь! Обштопаем дело шито-крыто, маньяка никто и не свяжет с вашим почтенным Обществом, не будь я Мэтт Пинкерсон! Да и то, еще неизвестно, может, мистер Чандлер вовсе ни при чем... А иначе, — прищурился он, — вы только представьте! Вот поймают этого ненормального другие, выйдут на Общество, тут же пресса слетится... Да к вам после этого на пушечный выстрел не подойдут!
"Далеко пойдет юноша", — хмыкнул я, успевший было счесть его закоренелым романтиком. В то же время я очень пожалел о том, что не захватил с собой Хоггарта и его подружку, вот кто бы обыскал комнату и не оставил следов! Увы, они наотрез отказались даже от поездки в Лондон, заявив, что столько кактусов сразу — это уж чересчур. Да и, если подумать, кто поверит свидетельству призраков, которых и видят-то единицы?
-Только при условии неразглашения я готов пойти на такое, — тяжело вздохнул сэр Келли. — Оллсоп!
-Сэр? — отозвался тот из-за двери. Наверняка подслушивал, но на старого дворецкого можно было положиться, он сплетен не разносил.
-Подите сюда. Скажите-ка, мистер Чандлер постоянно находится в особняке?
-Никак нет-с, — с легким поклоном ответил Оллсоп. — Каждое утро мистер Чандлер отбывает и возвращается к обеду. Затем, бывает, остается здесь, а иногда не возвращается до самого утра.
-Сегодня он тоже уехал?
-Ему только что подали воду для бритья, — лаконично сказал дворецкий.
-Прекрасно. Уведомите, когда он уедет, — велел сэр Келли.
Тот снова поклонился и промолчал.
Сказать, что нам сложно было дождаться отбытия Чандлера, значит ничего не сказать. Мы с Пинкерсоном сидели у меня в комнате, вернее, я сидел, а сержант кружил по комнате, как зверь в клетке, и только что не порыкивал от предвкушения. Я был настроен более скептически (ну не идиот же Чандлер, чтобы держать улики на виду!), но и я заразился его настроением. К тому моменту, когда Оллсоп позвал нас на выход, я уже тоже готов был рыть землю копытом, как боевой конь перед атакой.
-Ну вот, — кисло сказал сэр Келли, — смотрите.
Мы с сержантом огляделись, а сам Пинкерсон разве что не принюхался.
-Разрешите войти? — спросил он у сэра Келли, признавая в нем старшего.
-Входите. Только, умоляю, ничего не трогайте! Иначе... скандал, боже, какой может быть скандал!
-Я осторожно, — пообещал сержант и прокрался по одной половице так, что любой охотник-масаи ему бы позавидовал. — Так, тут ничего... Вот вижу корзинку с мотками шерсти, но вязаного кактуса там нет. Сэр, а можно шкаф открыть?
-О боже, зачем? — простонал сэр Келли. Мы с ним топтались на пороге.
-Оттуда пахнет чем-то. Вроде бы мокрой землей, — сказал Пинкерсон, шмыгая носом.
-Ну открывайте, — содрогнулся сэр Келли. Уж не знаю, может, он решил, что Чандлер держит там кладбищенскую землю, как в дешевых романах о вампирах.
Скрипнула дверца добротного гардероба красного дерева.
-О боже! — воскликнул председатель.
-Лилиана! — вскричал я. — Он же ее загубил!.. Корни могли загнить! И свет!
-Ага, улики налицо, — довольно сказал сержант, аккуратно прикрывая дверцу. Только сейчас я заметил, что он был в простых нитяных перчатках. — Позвольте, господа, я позвоню в участок. Тут надо как следует все обыскать, а у меня нет даже ордера.
Мы с сэром Келли схватились друг за друга и, по-моему, так и простояли, пока не прибыли инспектор Барнс с подкреплением.
-Что вы тут еще накопали? — недовольным медведем рычал инспектор (от чучела, кстати, он шарахнулся так же, как все остальные). — Какие еще улики?
-Вот, похищенный у мистера Кина кактус, — четко отвечал сержант.
-Может, это другой!
-Уж я свою Лилиану узнаю среди тысячи! — вступил я с хорошим чувством момента. — Позвольте, я ее заберу, ей срочно нужно в теплицу, тут же холодно, и сырость...
-Это вещественное доказательство, — уперся Барнс, — оно отправится в участок!
-Но вы ее загубите!
Препирались мы еще долго, пока Пинкерсон со свойственной ему изобретательностью не предложил сделать фотографию улики. Я на радостях пообещал оплатить услуги фотографа, и инспектор, поворчав, сдался.
Тем временем обыск шел своим чередом, и на свет появились описания лофофоры и действия ее активных веществ, фотографии, разнообразные порошки и настойки, вероятно, из того же несчастного кактуса... А еще альбом с вырезками из газет и журналов — в основном рецензии на выступления различных музыкантов, репортажи с музыкальных конкурсов.
Барнс метал на сержанта убийственные взгляды. Пинкерсон сиял и улыбался мне. Сэр Келли утирал испарину с лысины и нервно вздрагивал, стоило хлопнуть двери внизу. Там дежурили два дюжих констебля, призванных перехватить Чандлера, едва он переступит порог особняка.
-Картина ясна, — сказал сержант, надувшись от гордости, и потыкал в журнал с вырезками. — Глядите, вот это имя... Этого газетчика убили, а до того он писал о выступлении Чандлера. Гадость написал, кстати, но это же не повод убивать! А вот про учителя музыки... Что с ним, не знаю, может, отказался Чандлера обучать? Это у него спрашивать надо.
-А остальные? — буркнул инспектор.
-Наверно, просто дурно о нем отзывались. Ну, тот богач мог оскорбить походя, студенты тоже на язык остры, а бедный скрипач... конкурент, я думаю, — пожал плечами герой дня Пинкерсон. — Это на допросе выяснится. А вот тут список-то большой, вырезок масса... Представляете, сколько бы он еще убил?
-Угу, — мрачно сказал Барнс. — Так, значит, в газеты...
-Никакой прессы! — хором воскликнули сержант с сэром Келли, а Пинкерсон добавил:
-Простите, сэр, такое условие. Берем убийцу, но чтоб без огласки. Хотите, всем скажу, что это вы его...
-Вы мне еще условия ставить будете? — начал наливаться краской инспектор, но тут внизу наконец хлопнула дверь, послышались звуки возни — это, видимо, Чандлера затаскивали в служебную комнату, как было уговорено, а потом по лестнице взбежал красный, как рак, констебль.
-Сэр, — неуверенно сказал он инспектору, — вы сказали обыскать задержанного... Только это...
-Что?!
-Нам бы даму... Вроде в соседнем участке служит одна такая, разрешите пригласить?
-Да зачем?! Женщина-то вам зачем потребовалась? Сами не можете?!
-Никак нет... — еще гуще покраснел констебль. — Это... Чандлер... Он... Он дама!
Тут уж мы все лишились дара речи, а сэр Келли схватился за сердце.
-Не верите, сами пойдите посмотрите! — выдал полицейский.
Ну разумеется, мы не пошли, а остались ждать вызванную сотрудницу полиции...
Когда Чандлера — не Юджина, а Юджинию, как выяснилось, — выводили через черный ход, она визгливо ругалась и кричала:
-Вы ничего не понимаете, плебеи! Музыка будет вечной! Она переживет всех вас, косные, тупые люди! Я призвана нести музыку высших сфер!..
Это потом уже я узнал всю историю, а вкратце позволю себе изложить ее здесь. Юджиния Чандлер была влюблена в музыку, недурно играла на нескольких инструментах и мечтала сделаться композитором, но, разумеется, женщине такой путь был заказан. Так она стала Юджином: при ее внешности, крупной кости, плоской фигуре и грубоватых манерах притворяться мужчиной не составляло труда. Она вступила в наше Общество, даже побывала в паре-тройке несложных путешествий, где и узнала о свойствах Lophophora williamsii. Должно быть, приготовленный из кактуса напиток окончательно расшатал и без того неустойчивую психику Юджинии, и в итоге она окончательно уверовала в свою избранность.
Затем она распустила слух о подхваченной малярии, чтобы, не вызывая подозрений, предаться музицированию (используя зелье из лофофоры для стимуляции вдохновения). Увы, ее музыку не воспринимала публика, ее освистывали, а призы на конкурсах получали другие...
Те, кто посмел усомниться в таланте Юджинии, дорого поплатились за это. Тот несчастный учитель действительно отказался взять великовозрастного "ученика", прочие — кто резко отозвался о манере игры Юджинии, кто просто посмеялся... Она мстила всем, оставляя на телах своих жертв знаки божественного кактуса (лофофору действительно обожествляют некоторые племена индейцев).
И сколько еще могло было быть убитых!..
Надо думать, Юджиния сочла знаком свыше, что моя бедная Лилиана практически сама пришла ей в руки...
А через день ко мне снова явился Пинкерсон, на этот раз почему-то в гражданском, и весело сказал:
-А знаете, меня уволили, сэр!
-Боже, но за что? — поразился я. Казалось бы, за такое рвение молодого человека могли только поощрить... Надо же!
-Да за самоуправство, с обыском этим, — ответил он. — Если бы в газетах пропечатали про опасного маньяка, про историю эту с женщиной, которая себя за мужчину выдавала, ничего бы не было. Начальству бы благодарность вышла, а меня бы простили. А тут все шишки на голову Барнсу, а от него — на меня... Ну и вылетел я.
