| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Зато литовская шляхта на востоке страны начала массовый переход в православие. Царь однозначно дал понять, что неправославных помещиков в Белой Руси под его властью не будет. Впрочем, для многих шляхтичей эта смена религии была не первой. Уже в то время для шляхты владение крепостными было несравненно важнее религиозной принадлежности.
Последний островок спокойствия в бушующем море войны захлестнули боевые действия.
Шокирующая неожиданность произошла и на западе континента, в Мадриде.
Немыслимое
Мадрид, Пуэрта дель Соль, 26 декабря 1639 года от Р. Х.
У прогремевшего на весь христианский мир с окрестностями события имелась предыстория. Ещё в "зиму планов" с тридцать седьмого года на тридцать восьмой для нейтрализации опаснейших для казачества исламских пиратских гнёзд в Средиземноморье Аркадий предложил использовать какую-нибудь местную христианскую державу. После короткого анализа возможностей остановились на Испании. Венеция, Генуя, Мальта такое мероприятие не потянули бы, Франция нацелилась на союз с исламом, развернуть их на сто восемьдесят градусов в данном вопросе представлялось нереальным. Англия и Голландия имели слишком большой интерес в Левантийской торговле.
Правда, возникла проблема: каким образом подвигнуть их на такое сложное и затратное дело? У империи, над которой никогда не заходило солнце, и без пиратов Алжира и Туниса трудностей хватало. Каким образом сделать уничтожение исламского пиратства приоритетным, главным для испанцев?
Думали долго, но кроме предложения того же Москаля-чародея об очередной кровавой провокации никто ничего толкового измыслить не смог. Кстати, хоть были его товарищи и сами пиратами и разбойниками, идею уничтожения христианского короля встретили без восторга. Священность особы монарха тогда ещё не была пустым звуком. Впрочем, не найдя альтернативы, с планом согласились, но отложили его в долгий ящик. И людей подходящих не нашлось, и денег такая спецоперация требовала немало, а их и на повседневные дела всегда не хватало.
Всё изменила встреча Москаля-чародея в одном из донских городков.
Аркадий возвращался после короткого визита в Верховья Дона для разбирательства по поводу неудачи с мартеном. Как у запорожцев, так и у дончан его постройка ни к чему хорошему не привела. Попытка разобраться в причине неудачи и, соответственно, больших напрасных расходов не удалась. Попаданцу элементарно не хватило знаний по металлургии, а интернета или справочной литературы здесь не было. Подтвердив правильность постройки передельных печей (сталь-то нужна!), поехал обратно. Естественно, в самом что ни на есть отвратительном настроении.
Никак не улучшила самочувствия Аркадию и начавшаяся вдруг течь в старом струге, на котором он путешествовал по реке. Пришлось срочно причаливать у первого же городка на берегу, и быстрого ремонта никто не гарантировал.
На Педро, ошивавшегося невдалеке, поначалу он внимания особого не обратил. Ну, казак как казак. В эклектичной одежде — в смысле, что с кого снял, то на себя и напялил. Посему рядом с дорогими османскими сапожками соседствовали как бы не хлопские шаровары, а золочёная рукоять роскошной персидской сабли неестественно выглядела на латанной-перелатанной черкеске. Кстати, газырей на этой одежде ещё не нашивали, огнестрельное оружие у черкесов было пока редкостью. Впрочем, попаданец проявил инициативу и попросил сделать кармашки под бумажные патроны для ружья на своей черкеске. Следовательно, можно было не сомневаться, что последователи не заставят себя ждать. Как среди казаков, так и среди черкесов, обзавёдшихся трофейным огнестрелом в Польше.
Ростом и фигурой встречный тоже не выделялся, а резко очерченное лицо с рыжеватой бородой Аркадий посчитал признаком мингрельского или хевсурского происхождения, уже знал, что среди горцев такой окрас волос не редкость. Но длинная и экспрессивная тирада, выпущенная встречным в адрес какого-то купчика или приказчика (без сабли и пистоля на поясе), поставила такую версию под большое сомнение. Ругался бородач на каком-то из латинских языков, с немалыми включениями русского и немецкого.
"Итальянец? Француз? Испанец или португалец? Куда только судьба человека не заносит... Но для француза он недостаточно гундос, итальянцы, вроде бы, говорят мягче... Впрочем, на хрена гадать, если можно познакомиться и спросить?"
Задумано — сделано.
— Здравствуйте, люди добрые! Меня Москалём-чародеем кличут, может, чем могу помочь?
Купчик, или скорее приказчик, уж очень молод и небогато одет, услышав имя подошедшего громилы, явственно побледнел. Видимо, слышал о колдуне с таким именем какую-то страшную байку, возможно, и не одну.
— Меньа Педро зовут, по-вашему, Пьотр. Эччевириа.
— Дон, — не вопросительно, утвердительно уточнил Аркадий, уловив тональность самопредставления.
— Дон, — кивнул Педро.
— Испанец?
— Эускалдунак! — гордо вскинул голову новый знакомец.
У попаданца натурально вытаращились глаза, о такой национальности он слыхом не слыхивал.
Собеседник, сообразив, что на другом конце Европы о самоназвании его народа вряд ли кто знает, тяжело вздохнул и внёс разъяснения: — Басками нас соседи називают. Баски это...
— Да слыхал я о басках, — улыбнулся Аркадий. — Ваши предки самому Карлу Великому тумаков надавали, древний и храбрый народ.
Сверкнув было глазами, когда собеседник его прервал, Эччеверия тут же успокоился, услышав уважительный отзыв о своих предках.
— Да! У нас все принадлежат к благородному сословию.
— А пошто на... — попаданец завертел головой. Пока они вели с баском короткий диалог, приказчик будто испарился. — Пошто на торгаша взъелся?
— Этот... этот... — далее последовала развёрнутая характеристика сбежавшего торговца с экскурсом в его генеалогию (причем, по мнению Педро, в число предков приказчика входили не столько люди, сколько ишаки, свиньи и бараны). Большое количество иностранных ругательств не позволило сразу разобраться в сути претензий.
Решив, что новый знакомец хоть на этот вечер поможет решить проблему сенсорного голодания, Москаль-чародей пригласил казака-иноземца к своему костру, уже разведённому джурами. Баск не стал чиниться и приглашение без раздумий принял. В беседе у огня, в ожидании кулеша, рыжебородый рассказал, что ему желательно срочно попасть в Азов, а торгаш заломил за место в своей барже несусветную цену — два рубля.
Сумма по нынешним, особо доходным временам не то чтобы большая, особенно в свете огромности казацкой добычи за последние годы, но Педро проболел часть зимы и всю весну, сильно поиздержался и платить столько не захотел (или не мог). Именно из-за болезни он не принял участия в походах этого года, сейчас же надеялся пристроиться в донской столице к какому-нибудь воинскому мероприятию. Жить иначе как с сабли и пистоля он не умел, да и не желал уметь.
Аркадий про себя усомнился, что причина безденежья дона только в болезни, предположив, что большая часть прошлогодней его добычи осталась не у знахарей-лекарей, а в кабаках. В дальнейшей беседе выявилась откровенная нелюбовь, нет, явная ненависть баска к кастильской знати. Что-то там у него произошло очень обидное, жгущее и через годы и тысячи вёрст его душу.
Расспрашивать о причинах подобного отношения к вельможам попаданец не стал, это было бы неприлично. Однако вдруг и сразу понял, что вот он, человек для выполнения задуманной миссии в Мадриде. И тянуть с этим терактом нельзя ни в коем случае. Бог его знает почему, но нельзя. Почему-то возникло чёткое, однозначное понимание, что можно с этим важным делом и опоздать. Тесно общаясь с характерниками, трудно избежать сдвига в мистику самому. Москаль-чародей, знаменитый уже на пол-Европы колдун, теперь к подобным ощущениям относился очень серьёзно.
* * *
В Мадрид посольство от гетмана всея Малая Руси и кошевого атамана войска Запорожского Богдана Хмельницкого прибыло в конце ноября. Точнее, в начале этого месяца флотилия из трёх бывших османских, а теперь казацких каторг появилась в порту Валенсии, вызвав там настоящий ажиотаж. Ведь на галерах, помимо казаков, в Испанию прибыли освобождённые из агарянского плена несколько десятков подданных его величества Филиппа IV. Большей частью — итальянцев (ох, сколько нервов стоило послу, благородному идальго Васюринскому, настоять на путешествии итальянцев на Иберийский полуостров... Жаждавших побыстрее вернуться домой сицилийцев и калабрийцев пришлось, чуть ли не силой оттаскивать от бортов при проходе мимо их родных берегов). Но испанцев желавших вернуться в отчий дом, набралось в Малой Руси всего полтора десятка, а хотелось зримо продемонстрировать королю и его окружению, жителям Валенсии и Мадрида, полезность союза с казаками и злокозненность охотящихся на испанцев мавров.
Милосердие и сострадание привычно уступили государственным интересам, большинство уроженцев обеих Сицилий и, в общем-то, номинально независимого Пьемонта, осенью смогли только полюбоваться с борта берегами Италии. Закупая воду и продовольствие в Мессине, на берег отпустили только совсем уж болящих. Таки дал слабину Иван, глядя на их страдания и опасаясь, что не все из них смогут пережить путешествие в Мадрид и обратно. Комендант порта к резонам посла о необходимости показать освобожденных отнёсся с пониманием. Осмелившиеся ему жаловаться на казацкий произвол сицилийцы об этом потом сильно пожалели.
Не обошлось в путешествии без сражения. Уже после прохода через Мессинский пролив маленькая флотилия была атакована двенадцатью галерами. Причём, не алжирскими или тунисскими, как можно было бы ожидать, а французскими. Услышав, что казаки следуют во вражеский порт, командующий французской эскадрой епископ потребовал сменить пункт назначения и следовать за его флагманом в Тулон. Имея четырёхкратное преимущество в кораблях, он посчитал заведомо обречённым на поражение любую попытку сопротивления.
Однако в бою не всегда побеждает арифметическое большинство. Тем более, француз этого не знал, не такое уж значительное. За вёслами-то у Васюринского сидели не рабы, а казаки, так что против полутора тысяч пушкарей и бойцов епископа посол мог выставить тысячу. Причём куда более умелых и опытных, даже в схватке на саблях и пистолях подданным Людовика победа вряд ли бы улыбнулась.
Сражение начали казаки и крайне неожиданным для врагов образом — они обстреляли галеры противника зажигательными ракетами. Уже через пару минут боя три французских корабля весело пылали, ещё на пяти экипажи были заняты попыткой потушить свою палубу. Тем временем казаки со своим приводящим в состояние ужаса врагов кличем (неоднократно зафиксированный в истории факт — потеря воли к сопротивлению именно от казацкого вопля) кинулись на абордаж трёх вражеских судов.
Сразу вспыхнувшие от неведомого оружия соседние корабли, запущенные над их головами пугательные ракеты, жуткий вопль огромной толпы врагов лезущей с саблями на борт... мало кто из французов успел выйти из состояния шока и смог оказать сопротивление. Потери убитыми при абордаже у Васюринского — десять человек на три экипажа. Единственная не атакованная и не подожжённая французская галера благоразумно дала дёру, её никто не преследовал. На отставшем от других корабле никто не слышал переговоров между флагманами, поэтому её команда невольно на некоторое время ввела командование и короля с министром-кардиналом в заблуждение, заявив, что невиданно мощное оружие появилось у испанского флота.
Сунувшись на гребные палубы, казаки обнаружили, что добрая четверть кандальников там свои, русские, проданные французам османами. Это подвигло Васюринского на приказ о помощи в тушении пожаров там, где это возможно. Говорящих по-русски немедленно расковывали, остальных пока оставили в кандалах на лавках у вёсел, атаман хорошо помнил эпизод с освобождёнными османскими каторжниками.
Три галеры обстрелянные первыми, да ещё несколькими ракетами каждая, спасать было поздно. Они полыхали уже вовсю, французы оттуда прыгали в море, а воющие на гребных палубах кандальники были обречены. Расковывать их никто даже и не пытался, да и некогда это было делать. Позже Васюринский отдал приказ об утоплении всех французов сумевших перебраться с них на уцелевшие корабли. Чтоб неповадно было православных к вёслам приковывать. Пять просто подожжённых кораблей удалось спасти.
Правда, два — только от немедленного утопления. Одну галеру с серьёзно пострадавшей палубой, обвалившейся мачтой и, уж совсем по непонятной причине образовавшейся течью, после освобождения от людей и пригодного для использования имущества пришлось снова подпалить и оставить костром за кормой. Ещё одну дотянули только до Пальмы, не дерева, а порта на Майорке, одном из Балеарских островов. Там заправились водой и продовольствием и уже без происшествия добрались до Валенсии.
Представьте теперь чувства испанцев, когда после череды досадных поражений на море от французов и голландцев в их порт приводят сразу несколько пленных вражеских кораблей. Более чем три сотни испанцев, португальцев и итальянцев, обнаруженных среди каторжников, расковали в Пальме, но потащили с собой на материк. Одна из причин задержки в Валенсии — поиск средств на пошив пристойной одежды для них.
* * *
Несмотря на невольную помощь прибывших в войне с врагами Испании, король принял делегацию далеко не сразу. Уж очень... неоднозначными были прибывшие. Иезуиты, опять-таки, весьма плохо их охарактеризовали — как врагов католической церкви. Возглавлял посольство не гранд, а всего лишь дворянин, да и послал-то его человек крайне сомнительной легитимности, не монарх от роду, а самозванец. К тому же — схизматик. Невольно десять раз подумаешь, прежде чем допустить таких "послов" к аудиенции у Его величества. Однако приняли, обласкали, завели переговоры о союзе.
И действительно, на короля и грандов весьма большое впечатление произвела толпа освобождённых казаками из вражеского плена подданных Филиппа. Да и дальнобойные ружья с неизвестными ещё здесь пулями Минье стали откровением для испанских генералов. Весьма порадовала их и передача в руки испанского правосудия одного из ближайших помощников Ришелье.
Гонор гонором, а понимание приближения крупных неприятностей у реально правившего в стране Оливареса, да и у короля, было. Любой союзник для Испании сейчас лишним не был, а уж такой, какой может двухсоттысячную армию разбить или вражеские флоты топить — особенно. Поэтому иезуитам жёстко указали притихнуть и не отсвечивать. Тем более что в Мадриде были прекрасно осведомлены о том, что их ближайший родственник и союзник, император Фердинанд, поддерживал регулярные сношения с казаками на уровне послов.
Увы, воевать на постоянной основе с Францией или Нидерландами казаки отказались категорически, о войне со шведами, главными союзниками французов, обещали подумать. Секрет же зажигательных ракет, которыми так эффектно расправились с кораблями врага, выдать послы не могли, даже если бы очень хотели. По их заверениям, этот великую тайну знало всего несколько человек и никто в посольстве. А дать ракету испанским оружейникам Васюринский даже не отказывался — испанцы, присутствовавшие на казацких каторгах, подтвердили, что все ракеты расстреляны во время боя.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
