— Ну что, по-прежнему нравится он нам? — мрачно спросила Керидвен у Морвидд. — Ты хотела бы иметь с ним свидание?
— Как бы это свидание не совпало с днем эксперимента, — отвечала Морвидд.
Судьба Мориена-ап-Тэйви, следующего ученика Змейка, заставила их призадуматься. Среди материалов, подшитых к хроникам, обнаружилось несколько страничек, написанных собственной рукой Мориена. Первая бумага была датирована годом поступления Мориена в школу, была написана почти детским почерком и содержала всего четыре строчки: "Мориен, сын Тэйви, сына Ангвина и Линед, из Гламорганшира. Посещал воскресную школу при церкви святой Хэледд в приходе Ллинавэлин. Естественная история, физика и химия привлекают меня более других наук". В другом томе хроник, с разницей во времени в семь лет, нашлась записка Мориена, написанная скоростным почерком с быстрыми росчерками в конце абзацев: "...оставался четыре часа тридцать минут в центре лондонского пожара 1344 года, где, следуя Вашим указаниям, фиксировал фактическую скорость обугливания тканей человеческого тела (результаты см. в таблице по графам...), что отчасти может способствовать опровержению формулы де Клуа и эль-Фахира...". Записка была дважды сложена вдоль и адресована Змейку.
— То есть Змейк отослал его в прошлое и спокойно бросил одного в горящем городе? — тупо переспросила Керидвен, пытаясь как-то уяснить себе содержание записки.
— А он, вместо того, чтобы тушить огонь или спасать, например, людей, наблюдал там скорость обугливания... тканей? — с выражением произнеся последнее слово, добавила Морвидд.
— Так. По-моему, за семь лет Мориен... как бы это сказал Змейк?.. проявил ярко выраженный интерес к предмету. А вот ответ на записку, — сказал Ллевелис. — "Дорогой Мориен, последние образцы тканей не удовлетворяют требованиям экперимента, необходимо воспроизвести седьмую и восьмую стадии, в особенности на препаратах эмбриона, с любовью, Змейк".
— С какой любовью? — похолодела Керидвен.
— Да нет. Это я так, пошутил, — промямлил Ллевелис, которому вообще-то было сильно не по себе. — Это приложено к другому письму, латинскому. "Тарквиний Змейк приветствует Мерлина Амброзия. SVBEEV31. Здоровье Оливера ухудшается; я должен быть все время при нем. Отъезд наш из Ирландии становится, таким образом, делом решенным..."
— Ну, это просто какое-то бытовое письмо! Нет, вы послушайте, что у меня, — сказала Керидвен, листавшая том хроник за начало XVIII века. — Змейк пишет докладную записку, выгораживает какого-то Риддерха, чтобы его не отчислили. Это Змейк-то! Выгораживает. Представляете? Вы только послушайте: "Признавая, что последние эксперименты Риддерха, сына Мивира, с кровью были слишком рискованными, я, тем не менее, прошу проявить снисхождение и разрешить ему продолжить обучение, принимая во внимание его неординарные способности в области преображения стихий".
— Это Змейк пишет?? — сунулся к ней Ллевелис. — Ну да, его почерк. Этим почерком он мне в пятницу написал: "Стремление выделиться везде и во всем в химии тем более опасно, что может неожиданно легко осуществиться".
В течение следующей недели, упорно листая тома хроник, они смогли убедиться в одном: после Риддерха больше личных учеников у Змейка не было.
— Либо после гениального Риддерха Змейк триста лет не мог никого видеть...
— Либо наоборот — в школе после Риддерха не могли видеть никаких учеников Змейка...
— Похоже, что второе, — в некотором страхе сказала Керидвен, которая как раз наткнулась на отдельной странице на запись невыцветающими чернилами: "Решением преподавательского состава школы имя Риддерха-ап-Мивира объявляется забытым и отныне не будет произнесено ни в школе, ни за ее пределами".
— Я не понял. Как это увязывается? — сказал Ллевелис, державший в это время в руках табели и характеристики Риддерха. — Его выпустили из школы с прекрасными результатами, проводили торжественным напутствием и сразу же, всем коллективом, на веки вечные прокляли??..
Чем стал заниматься Риддерх после выпуска, таким образом, узнать было невозможно. Однако сам процесс обучения Риддерха сопровождался столь многими комментариями Змейка и других преподавателей, что постепенно перед ними стала складываться цельная картина. Риддерх-ап-Мивир был необыкновенно одарен. Добрейший Морган-ап-Керриг испуганно писал в докладной записке, поданной Мерлину: "Чувствую, что я неспособен найти подход к Риддерху, сыну Мивира: он ничего не забывает". Рианнон писала о нем в характеристике: "Я никогда прежде не сталкивалась с учеником, настолько легко овладевающим предметом. Я не могу избавиться от впечатления, что язык змей, пауков, крыс и скорпионов он знал изначально".
Вслед за тем они нашли потрепанную тетрадь, принадлежавшую Риддерху-ап-Мивиру. Открыть ее они решились не сразу, подозревая, что со страниц им плеснет в лицо кровью, но внутри были просто конспекты речей Мерлина и записи с конгресса по опасным химическим связям. Видимо, Риддерх и Змейк сидели на конгрессе рядом и переписывались со скуки во время неинтересных им докладов, потому что на полях сохранилось несколько фраз карандашом:
(рукой Змейка): Хорошо ли вы себе представляете тот эффект, который производит ваша сыворотка?
(рукой Риддерха): Представляю, я уже ее испробовал. Я понимаю, о чем вы, но это побочный эффект.
(рукой Змейка): Я думаю, что, наблюдая это, вы заметили, что с таким побочным эффектом основной уже не имеет никакого значения: пациент просто не доживает до той стадии, на которой можно было бы этот основной эффект констатировать.
— Наблюдал за чьими-то смертными муками? Это они называют "наблюдать побочный эффект"? — ахнула Керидвен.
Слова Курои на глазах наполнялись смыслом.
— Теперь я точно могу сказать, чем занимаются все выпускники Змейка, — сказала под вечер Морвидд дрожащим от страха голосом. — Они занимаются наукой.
В это время по библиотечному залу пробежал какой-то холодок и кое-где погасли свечи.
— А почему мы обвиняем Змейка? — внезапно взвилась Керидвен. — Может быть, мы неправильно все понимаем! Если у него был ученик, который использовал знания во зло, то в конце концов, может, это и для самого Змейка трагедия. Почему нет? Да, он выгораживал его, пока учил, но это понятно. Почему он сказал Курои, что гордится им? Потому что Курои его достал!..
— Мда. Не стоит думать, что мы хоть что-то знаем о Змейке. Мы ничего не знаем о нем.
* * *
На Рождество в школу был приглашен святой Брендан из Керри, чтобы рассказать ученикам о разных сложностях, которые встречаются в жизни. Собственно, Мерлин каждый год приглашал в школу под Рождество кого-нибудь из святых, чтобы молодежь не отрывалась от реальности.
Брендан сошел с борта своей ладьи, которую он сумел провести вверх по реке Аск дальше, чем это удавалось кому бы то ни было до него, поприветствовал всех, обнялся с Мерлином, подмигнул Мэлдуну и радостно достал сливочный ликерчик в бутылке темного стекла. Мерлин, однако, указал ему глазами на присутствующих учеников, намекая на то, что нужно держать себя в руках и что попойку следует отложить на потом. Почесывая затылок, Брендан проследовал в главный зал Западной четверти, уселся там и простецки высморкался, в то время как все ученики толпились вокруг него в восторге.
— Хронический насморк, — добродушно сказал святой. — От плаваний по морям. Ну, о чем вы хотели бы услышать? — спросил он. — Об одном только вас прошу: забудьте все, что вы читали в житии.
Те из студентов, кто помнил прошлогодний визит святого Кьярана и позапрошлогодний приезд святого Кевина, могли отметить, что это, видимо, общая просьба всех святых.
— А мы и не читали! — закричали все хором, запихивая житие, у кого оно было в руках, подальше, с глаз долой. — Расскажите про свое плавание! Как оно было на самом деле!
— Которое из них? — усмехнулся Брендан. — Ладно, я начну, а там что Бог даст. Итак, слышали ли вы когда-нибудь, — сказал он таинственно, — о коварных торговцах ветрами из Висландии? Купцам с проходящих мимо кораблей, которых прибивает к берегам неблагоприятным ветром, они без зазрения совести предлагают продать попутный ветер. Самое удивительное, что находятся ведь люди, которые верят этим мошенникам! А торговцы ветрами связывают вместе обрывки шерстяных нитей, сматывают их в большой клубок и за большие деньги дают вытянуть покупателю — кому две, кому и три-четыре нити — смотря по силе ветра, который нужен. Те же, кто верит в эту небывальщину, тут же и бывают наказаны за свою доверчивость: иные из них по неопытности вытягивают слишком мало нитей, а другие — слишком много, так что их корабли или погибают во время штиля, не имея возможности пристать к берегу, или налетевший ветер переворачивает и топит их безжалостно, и морская пучина в мгновение ока поглощает как тех, так и других.
— Э, э, стойте! — сказал Ллевелис, заерзав. — По-вашему выходит, что купленные нити и вправду вызывают ветер, а значит, висландские торговцы ветрами — вовсе не плуты?
Брендан расхохотался.
— Да, вы умеете слушать, — сказал он с одобрением. — Слушать внимательно — драгоценное умение. Помню, у нас в обители много лет жил один клирик, очень усердный и благочестивый, заслуживший всеобщую любовь и уважение. Аббат любил слушать его рассказы о древних временах, и вот однажды разговор зашел о Рождестве Христовом, и этот клирик поведал множество неизвестных другим подробностей, а среди прочего добавил: "И когда Христос явился во плоти, бесы повсюду бежали от Его лика: одни укрылись в море, другие — в дуплах деревьев и каменных расщелинах, а я прыгнул в какой-то источник". Тут он замолчал, сильно покраснел и вышел. Те, кто слушал его невнимательно, впоследствии немало изумлялись, куда же он девался.
И святой Брендан, посмеиваясь, посмотрел на всех, очень довольный.
— Ну-ну, — проворчал Мерлин, — кончайте их испытывать, в самом деле. У детишек каникулы. Умеют они слушать, умеют. Не зря мы тут к ним приставлены. Расскажите же им что-нибудь увлекательное. Вот про хвост Ясконтия, например.
— А, ну что про хвост? — сказал Брендан. — Находясь в плавании, мы с братьями как-то высадились на остров, собрали хворост, развели костер небольшой. Когда мы сварили похлебку, мы увидели, что к нашему острову приблизилась огромная морда и внимательно смотрит. Оказалось, что наш островок был хвостом огромной рыбы. Имя ее Ясконтий, и она всю жизнь пыталась достать носом собственный хвост. И вот в тот самый день ей это удалось. То есть Ясконтий впервые в жизни увидел свой хвост, понимаете? А на хвосте как раз сидим мы всемером — варим уху, вещички разложили. Представляете, какая неловкость? Ведь он мог подумать, что мы... ну, это... постоянно там сидим! Ужасный конфуз.
Мерлин посмотрел на раскрытые рты учеников и вышел на цыпочках.
Для празднования Рождества в школе принято было отпирать зал, примыкавший к залу педсовета, который в другие дни года обычно не отпирался. Там была какая-то необыкновенная акустика или что-то, Мерлин не вдавался. А поскольку он был убежден, что если редко заглядывать в помещение, то однажды там можно увидеть черт знает что, он пошел на всякий случай заранее осмотреть место, где предполагалось провести рождественскую ночь. Зал, к удивлению Мерлина, уже был полон хлопочущими и щебечущими хлебопечками от пола до потолка. Его именная тряпка, которой он пугал нерадивых учеников, проехалась ему по ноге и клацнула на него зубами. "Главное — никаких особенных затей, — распорядился Мерлин, ретируясь. — Пирожки с брусникой, восковые свечи... Рождество — это то редкое время, когда чудеса совершаются сами собой. А вот пыль с этого канделябра сотрите". И он, замотавшись поплотнее в плед, ушел договариваться со сварливой елью, росшей в Северной четверти и каждое Рождество начинавшей бубнить, что в ее возрасте наряжаться уже неприлично.
...Когда Мерлин через три часа снова заглянул на встречу со святым, Брендан уже разошелся как следует и со всеми ухватками старого морского волка рассказывал:
— ...И вот к западу от острова Говорящих Птиц в океане, на мелководье, мы услышали колокола. Мы удивились, бросили якорь. Кругом ничего не видно. Погода чудная, солнечная, волны голубые, белая пена вокруг корабля, тишина. И вот в этой тишине мы слышим колокола, потом какие-то крики, голоса, и некоторые голоса вроде знакомые. Все как один слышали это. Только через час мы выбрали якорь и, удивляясь, поплыли дальше по курсу. Так вот: когда через полгода мы вернулись в Трали, откуда отплыли год назад, оказалось, что в тот самый день посреди городской площади прямо с неба, из облака, опустился якорь и лег перед дверями собора. Вокруг, конечно, собрался народ, все шумели, обсуждали, к чему это знамение. И колокола в тот день звонили, потому что был праздник святой Бригитты. Через час якорь пошевелился и вознесся в облака. Ну, и может ли кто из вас объяснить такое загадочное явление?
— Я могу объяснить вам это явление, хоть три раза, — запальчиво среагировал Мэлдун. — Я вам уже объяснял. На 15 градусе западной долготы...
— Ну-ну, Мэлдун, потом приведете свои научные доводы, — встрял Мерлин. — Не делайте из рождественской вечеринки ученый диспут. Вот оно, различие старшей и младшей школ: одни оставляют место в этом мире для чудес, другие же — ни в какую. Сам я как старая кочерыжка склоняюсь, конечно, к первой, но и вторая, признаюсь, бывает, прижимает к стенке.
И Мерлин, покряхтывая, ушел переодеться в одежду поприличнее.
* * *
В школе царила предрождественская суматоха и оживление. Во дворе Северной четверти разожгли круг из костров, которые Мак Кархи называл "посадочными огнями". Над стенами школы взлетали запускаемые в Кармартене фейерверки. В сумерках все собрались в зале для танцев, однако музыки не было, поэтому все просто любовались друг другом.
...Когда смиренный Сюань-цзан во второй раз выиграл у озадаченного Финтана партию в фидхелл, послышались шаги, похожие на отдаленный бой индейского барабана, закачались дубовые люстры, мигнули свечи, и в зал, чуть нагнувшись, вошла Лютгарда, которая вернулась с ФПК. Она была укутана в клетчатую шерстяную шаль, и снег лежал у нее на плечах, как на вершине горы. Лютгарда приветствовала всех басом, уселась на каменную скамью и стала развязывать башмаки. Старшие студенты с радостным гиканьем потащили эти башмаки через весь зал к камину, чтобы поставить на просушку. Младшие в благоговейном страхе столпились вокруг Лютгарды, которая немедленно раздала всем подарки: вынув из-за пазухи целую пригоршню обкатанных морем камешков — черный базальт, голубой кремень, змеевик, — она щедро рассовала их в руки ученикам, прибавив: "Гостинец из Исландии. Берите, берите, это очень вку...", — тут Лютгарда спохватилась, смутилась и поправилась: "Это на память".
В ночь накануне Рождества испокон века случается семь чудес, и не было года, чтобы они не случились. С появлением в небе первой звезды вода во всех колодцах на одну минуту превращается в вино, и нужно успеть его зачерпнуть. Поэтому когда Мерлин вбежал в зал очертя голову, младшие ученики мигом повскакали с мест.
