| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Однако мои изыскания его величество явно не слишком интересовали, и спросил он явно для проформы. А потому, покивав, он тут же перевёл разговор на другую тему:
— Я побеседовал с твоим врачом.
— О... С Гань Лу?
— С ним, если только у тебя тут нет другого. Он показался мне человеком опытным и знающим, зря императрица... Ладно. Я не возражаю, чтобы он и впредь присматривал за тобой.
— Меня уверили, что он лучший в своём деле, — осторожно сказала я.— Благодарю ваше величество.
Так значит, император не знает о каторге? Странно, что императрица, если она возражала против кандидатуры лекаря, не донесла до супруга этот отнюдь не являющийся тайной факт. Или император знает и всё равно не возражает? Спросить я так и не решилась. Император сел за накрытый столик и жестом предложил мне занять место напротив.
— Как поживает ваше величество? — я взялась за рис с варёным мясом. Видимо, в беседе императора и лекаря этот вопрос затрагивался, так как Иочжун, за обе щеки уписывавший карпа под маринадом из винного осадка, скромность моего блюда никак не прокомментировал.
— Да всё так же, — вздохнул он. — Дела, дела, дела...
— У вашего величества тяжёлая ноша.
— Это верно. Я уже не тот, что был раньше, да и в молодости мне было далеко до моих предков, что создали нашу империю. Хотя, между нами, порой мне кажется, что и им больше повезло с подданными.
Я проглотила напрашивающийся комментарий про плохого танцора, которому известно что мешает.
— Подданные доставляют вам беспокойство?
— В былые времена, когда случалось несчастье, люди все вместе преодолевали его, не ропща на богов и Сына Неба. Они брались за труд, пытаясь облегчить ношу правителя. А теперь что? Они ждут, что власти придут и всё сделают за них. Ропщут, что им никто не помогает после наводнений. Хотя для того, чтобы требовать помощи, сперва стоило бы платить подати как следует!
Я снова схватила себя за язык, не поинтересовавшись, были ли эти подати посильными, и не стоило ли их пустить на укрепление дамб и плотин.
— Ну, ничего, — закончил император. — Вздумают бунтовать — армия быстро приведёт их в чувство.
— Неужели дошло уже до опасности бунта?
— Да тут никогда не скажешь, — махнул рукой его величество. — Когда пошумят и разбегутся, а когда попрячутся по лесам и начнут набеги. В тех местах уже давно неспокойно... Но настоящих восстаний в империи не было со времён моего прадеда. Так что не забивай себе голову, Соньши. Тебе сейчас нужно думать о своём здоровье.
Я опустила глаза. Вспомнилось, как когда-то, когда принц Тайрен удирал втайне от папеньки из дворца и из прихоти потащил меня ужинать в винный дом, мы обсуждали, что можно противопоставить таким вот недовольным. Но то был Тайрен... Ему бы я сейчас напомнила, что и падение Великой империи началось со стихийного выступления недовольных, и что иные вещи проще предотвратить, чем бороться с их последствиями.
Как говорит местная пословица, народ для государя, что вода для лодки — может нести, а может и утопить.
Тянущая боль внизу живота отвлекла меня от размышлений на политические темы. Я старательно прислушалась к себе, забыв жевать, но через несколько секунд меня отпустило. Однако к концу трапезы боль вернулась. И когда я поднялась...
На светлой подушке моего сиденья виднелось красное пятно. Пока ещё небольшое.
— Что такое? — донёсся до меня голос его величества. Я молча указала на след крови — слов у меня не было. Император взглянул, после чего быстрым шагом прошёл к двери и распахнул её.
— Лекаря! — потребовал он громовым голосом. За дверью ахнули, послышался топот ног. Я продолжала стоять, в оцепенении глядя на подушку и уже чувствуя, как намокает бельё и что-то стекает по ноге. Но как? Как?! Мы же пытались... Этого не должно было случиться!
— Боги милостивы, — император обнял меня. — Будем уповать на помощь Неба. Всё будет хорошо.
Я заторможено кивнула.
Интерлюдия 2.
К рассвету суматоха стихла, и император, проведший бессонную ночь, расхаживая по кабинету, встретился с выскользнувшим из спальни хозяйки врачом.
— Ну, как?
— Нам не удалось спасти ребёнка, ваше величество, — с поклоном доложил Гань Лу. — Но кровотечение остановилось. Если оно не возобновится, жизнь госпожи Драгоценной супруги вне опасности. Однако ей нужен постельный режим как минимум в течение недели, а также покой и продолжение лечения до конца следующего месяца.
— Делайте всё, что нужно, — махнул рукой Иочжун. — Отвечаешь за её здоровье головой, понял?
— Слуга принял указ. Ваше величество, дозвольте сказать ещё несколько слов?
— Ну?
— Когда госпожа Драгоценная супруга оказала недостойному слуге честь и решила воспользоваться его скромными умениями, она поделилась своими подозрениями. Госпожа Луй опасалась, что на её дитя могут покуситься, и решила принять меры безопасности, — император нахмурился, но перебивать не стал. — Она крайне тщательно с помощью недостойного следила за тем, что ест и пьёт, не пользовалась ни косметикой, ни благовониями, и даже воду из колодца набирали исключительно под присмотром. Беременность протекала хорошо, и ничто не предвещало несчастья. Но вчера днём, оставшись наедине с её величеством, госпожа впервые попробовала чай, приготовленный без её или моего присмотра. И меньше чем через пять часов началось кровотечение.
— На что ты намекаешь? — император был мрачнее тучи.
— Ваше величество, я сохранил чай, который пили госпожа и её величество. Буквально вырвал его из рук принёсшей его служанки. Всё дело в нём.
— Это что же ты хочешь сказать? — вкрадчиво спросил император, но уже на следующий фразе его голос загремел подобно грому: — Ты смеешь утверждать, что кто-то покусился на моего — моего! — ребёнка?! И кого ты в этом обвиняешь? Императрицу?!
— Слуга никого не смеет обвинять без доказательств, — врач упал на колени и ткнулся лбом в пол.
— Хочешь выслужиться? Показать свою незаменимость? А знаешь ли ты, что бывает за клевету на вышестоящих?! — император резко выдохнул и в который раз прошёлся от стены к стене. Гань Лу молчал, не меняя позы, и когда его величество снова заговорил, его голос прозвучал мягче: — Говоришь, Соньши подозревала, что её кто-то травит? Тебе ли не знать, что беременные женщины частенько плохо соображают. Тебе не стоило идти у неё на поводу.
— Ничтожный заслуживает смерти за то, что прогневал ваше величество и осмеливается настаивать на своём, — Гань Лу наконец поднял голову. — Однако в чай госпожи была добавлена материна трава, и я могу это доказать.
22.
Милость верховный владыка сменил на грозу:
Страждет от гнева его весь народ наш внизу.
Сходное с истинным слово не выйдет из уст.
Так и расчёт недалёк, что ты строишь, и пуст.
"Нет мудреца и опоры!" — ты скажешь в ответ?
Только воистину правды в речах твоих нет —
Этот расчёт, что построил ты, вновь недалёк!
В слове моём оттого и великий упрёк.
Ши Цзин (III, II, 10)
От гнева императора сотрясался дворец. Придворные ходили на цыпочках, а слуги и вовсе забыли, как дышать. Среди императорских наложниц ходили самые невероятные слухи, передаваемые исключительно шёпотом и с оглядкой. И, выходя на прогулку в сады, либо пробегая по Внутреннему дворцу по делам, все старательно отводили взгляды от дворца Полдень, окружённого плотным кольцом дворцовой стражи.
После того, как сначала состоящий при императоре личный лекарь, а потом и лекарь, приглашённый из города, один за другим подтвердили наличие в заварке материной травы и то, какое действие она производит на организм беременной женщины, говорят, началось что-то неописуемое. Императрица со всей своей свитой была арестована тотчас же. Император орал на неё так, что, по слухам, кое-кто из дам и служанок сразу же попадал в обморок, да и самой Эльм Илмин потребовалась помощь всё того же императорского лекаря. Но сердце его величества не смягчилось ни на йоту. В столицу полетел указ об аресте гаремной Службы врачевания в полном составе, а также всех оставшихся во дворце слуг императрицы, и о начале следствия. А следом за врачами под арестом оказались и ван Эльм со всеми чадами и домочадцами — эти уже просто по факту родства с преступницей. И когда император вернулся в Таюнь, его уже ждали первые признательные показания.
Но всё это я узнала позже, ибо большую часть грозы провалялась в постели во дворце Успокоения Души. Отравители не поскупились — через некоторое время уже остановившееся было кровотечение возобновилось, и к тому же у меня начался бред. То мне казалось, что я блуждаю по Украшенному Цветами Светлому дворцу, пустому, холодному и тёмному. При этом с меня градом течёт пот, но я всё никак не могу найти выхода из перетекающих друг в друга залов. То я вдруг отрывалась от пола и прямо сквозь крышу взмывала в тёмные грозовые облака с ледяным дождём. Я видела черепичные крыши дворца под собой, они кружились, или это я кружилась, словно листок в торнадо. А потом я начала падать, опять провалилась сквозь черепицу и оказалась в большом зрительном зале со сценой и бархатными креслами. На сцене стоял человек в маске, чёрном камзоле европейского кроя и белых чулках на всю длину ноги. В руках у человека был череп.
— Молилась ли ты на ночь, Дездемона? — патетически вопрошал человек, обращаясь к черепу. Ворот одежды вдруг сдавил мне горло, мои ноги опять оторвались от пола, и я не сразу поняла, что это гигантская минутная стрелка подцепила меня за шиворот и тащит вверх, к цифре "двенадцать" огромного циферблата. На неподвижной часовой стрелке у цифры "три" сидел облачённый в фиолетовый халат гном, болтал ножкой и мерзко хихикал. Его хихиканье отдавалось в ушах, смешиваясь с назойливым тиканьем. Тиканье ещё долгое время преследовало меня, даже когда циферблат уже давно растворился в мокром тумане.
Когда я наконец пришла в себя, дежурившие у моей постели Гань Лу и служанки вздохнули с таким облегчением, что я заподозрила: не проснись я, и у них всех был не нулевой шанс отправиться к Жёлтым ключам следом за мной. Заподозрила я это, впрочем, тоже позже, потому что в тот момент все мои путающиеся мысли занимала жажда. Мне дали напиться, и я снова отключилась, на этот раз, слава богу, без бреда. И так повторялось несколько раз. В конце концов я перестала терять сознание через несколько минут после того, как приходила в себя, но всё равно меня преследовала сонливость, а слабость была такая, что я буквально не могла оторвать голову от подушки. А если пыталась пошевелить рукой, то казалось, что с ней привязали пудовую гирю.
И потому я далеко не сразу осознала, что среди хлопочущих вокруг меня девушек нет Усин. А осознав, далеко не сразу задалась вопросом, куда она подевалась.
— Где Усин? — спросила я у служанки, принёсшей мне жирного мясного супа. Та отвела глаза и пробормотала, что госпоже Драгоценной супруге нельзя волноваться. Но если она пыталась таким образом успокоить меня, то добилась прямо противоположного — я встревожилась.
— Где она? Ну? Неужели это так трудно — ответить на один вопрос?
Служанка опять отвела глаза, ещё парочка маячивших за ней тоже старательно прятали взгляды.
— Так, — я попыталась сесть. Это было трудно, но я бы справилась, когда б эти дурочки не кинулись укладывать меня обратно, пища, что госпоже нельзя вставать. Я попыталась рявкнуть, хотя получилось совсем не впечатляюще, и пригрозила, что не съем ни ложки, пока они не расскажут, что случилось с моей подругой. Самой храброй, как ни странно, оказалась Мейхи.
— Сестра Усин арестована, госпожа Соньши, — присев, сообщила она. — Её увели ещё три дня назад.
— Что?!
— Госпожа Драгоценная супруга, вам нельзя волноваться, — снова завели свою шарманку остальные, одновременно углом рта шипя на Мейхи за длинный язык. Пришлось прервать это кудахтанье:
— А ну, тихо! Немедленно позовите лекаря Ганя.
Приказ был тут же охотно выполнен — видимо, девушки понадеялись на авторитет лекаря и были рады переложить на него объяснение с беспокойной госпожой. Гань Лу, повторив, что мне нельзя волноваться, подтвердил, что да, Усин арестована. Оказывается, она была чуть ли не главной исполнительницей преступных замыслов императрицы — во всяком случае, той их части, что касалась меня.
— Но это же бред! — высказалась я, однако лекарь лишь развёл руками. И правда, чего это я к нему пристаю, не он же, в конце концов, отдал приказ об аресте. Но императрица даже из заключения ухитрилась достать меня, и весьма болезненно, чтоб ей все неродившиеся по её вине младенцы каждую ночь во сне являлись...
— Её ещё не казнили?
— Следствие ещё не закончено, госпожа Луй, приговоры же будут вынесены после его окончания.
— Хорошо, — значит, какое-то время ещё есть. — Понимаю, что вы многого не знаете, но всё же — ваше предположение, сколько следствие ещё будет продолжаться?
— Едва ли долго, — вздохнул господин Гань. — Собственно, с ним уже всё ясно, вопрос пока лишь в том, сколько человек было вовлечено и всех ли выявили.
— Понятно... Как скоро я смогу встать?
Разумеется, лекарь тут же замахал руками и запретил даже думать о том, чтобы покинуть постель в ближайшую неделю как минимум. Но я иногда становлюсь очень упрямой. Риск? Да, он есть, плохое со мной может случиться, а может, и не случиться. А вот Усин, если ей не помочь, пойдёт на плаху без вариантов. Мне когда-то просто невероятно повезло выскочить из мясорубки местного "правосудия" живой и невредимой, но сейчас император явно не в том состоянии, чтобы мыслить здраво.
И потому, отослав врача, я всё же заставила себя съесть этот чёртов суп — надо набираться сил как можно скорее. После чего выгнала остальных слуг, заявив, что они помешают мне спать, и, оставшись в одиночестве, первым делом попыталась подняться. Ноги противно дрожали, но мне всё же удалось пройти от кровати вдоль стены и обратно. Лиха беда начало. Потом я вспомнила об ещё одном очевидном способе решения проблемы, хлопнула себя по лбу, позвала незамедлительно прибежавших девушек, дежуривших в соседней комнате, и велела принести бумагу, кисть и тушь.
Однако ответа на моё послание не было, хотя гонец мог бы обернуться за пару часов. Три дня я ещё ждала, безропотно выполняя все предписания, а на четвёртый приказала одеть меня и заложить карету. Гань Лу сперва попытался буквально лечь поперёк порога, повторяя, что я погублю и себя, и его, но когда я пригрозила, что прикажу слугам вытащить его и запереть, а если и они откажутся повиноваться, то будут выпороты, сдался.
— Слуг бы пожалели, госпожа Драгоценная супруга, — угрюмо буркнул он, поднимаясь. — Им и так досталось от дознавателей. Кое-кто ещё лечится.
— В каком смысле — лечится? — заинтересовалась я. Оказалось, что в самом прямом — пока я валялась в бреду, допросу с пристрастием, а попросту говоря, пытке, моя прислуга подверглась вся, до последнего человека. Даже странно, что оговорила себя одна Усин. Теперь понятно, почему у них всех такой пришибленный вид, отнюдь не в переживаниях за меня дело. Я ужаснулась и велела позвать своего казначея, чтобы он выдал всем по крупной денежной сумме. Ничем другим я пережитое ими компенсировать не могла.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
