| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Но я слышала, что императрица однажды уже прибегла к яду...
— Вот уж языки в три чуна, и все без изъяна... Она это сделала из любви ко мне, понятно? Она любит меня, своего повелителя, она знает, что такое долг. Да, она может понять его превратно, но и она, и все в этом дворце скорее умрут, чем осмелятся причинить мне вред. Ну, давай, в чём ты её ещё подозреваешь? Может, мне позвать её и устроить вам очную ставку?
— Прошу прощения у вашего величества, — я торопливо вскочила из-за столика, упала на колени и поклонилась. — Я говорила по недомыслию. Не хотела обидеть ни ваше величество, ни её величество императрицу.
Его величество тяжко вздохнул.
— Ладно, вставай. Нет, наивная моя девочка, никто не поил тебя ядом. Знаю, бывает трудно смириться с несчастьем, хочется найти виноватого и потребовать его к ответу. Но если кто и виноват в происходящем, то только я.
— Вы, ваше величество?
— Это кара мне.
— Но... Чем же вы так нагрешили, ваше величество? Я не могу себе представить, чтобы вы совершили что-то настолько плохое.
— И тем не менее. Ты знаешь, что у меня были братья?
— Я слышала о них, ваше величество, но я не знаю, что с ними сталось.
— Что сталось, что сталось... Один из них поднял мятеж ещё при жизни моего отца и был казнён, а вот с остальными... С остальными разобрался я.
— Вы их убили?!
— Ну, не своими руками... Двое погибли на поле боя, одного казнили по моему приказу. Я получил всё, на что претендовали они. А поскольку страшнее братоубийства только убийство родителей, то теперь Небо карает меня, послав мне лишь одного наследника, да и того негодного. И смеётся над моими попытками научить его уму-разуму.
— Они... ваши братья... хотели получить трон вашего величества себе?
— Конечно. Мы все хотели. Иначе мне не пришлось бы воевать.
— Но тогда, если б преуспели они, то это ваше величество погибли бы на поле боя или были б казнены. Можно сказать, что ваше величество защищались. Разве это такой страшный грех?
Ответом мне был взгляд, который я уже видела у Тайрена — удивление и снисходительная жалость одновременно. Впрочем, Тайрен уже давненько так на меня не глядел. Но в этот момент стало очень заметно, насколько отец и сын похожи.
— Не забивай тебе голову, — сказал император. — Это дела давно минувших дней. Тебя они не касаются.
16.
Персик прекрасен и нежен весной —
Ярко сверкают, сверкают цветы.
Девушка, в дом ты вступаешь женой —
Дом убираешь и горницу ты.
Ши Цзин (I, I, 6)
— У старшей сестры очень мягкие волосы, — Усин отложила гребень. — Вот если бы они были подлиннее...
Я критически осматривала себя в зеркале. Кто ж возразит, что будь мои волосы подлиннее, было бы куда лучше. Но чего нет, того нет.
— Вот когда старшая сестра носила маленькую госпожу Лиутар, они были так хороши...
— Знаешь что, — перебила я, — а отрежь-ка ты их.
— Старшая сестра?
— Вот так, — я показала на середину шеи. — Всё равно раз они не станут длинными, какой смысл их отращивать? А на людях я так и так ношу парик.
— Но... — идея короткой стрижки укладывалась в голове Усин с явным трудом. — Сестра снова хочет принести их в жертву?
— Угу, — чтобы не тратить времени и сил на объяснения, кивнула я.
Она тут же понимающе кивнула, вышла и вернулась с рукодельной шкатулкой, где хранились и портновские ножницы. Стрижка прошла быстро — хоть Усин и не была парикмахером из моего мира, но в причёсках всё же кое-что понимала. Теперь моя голова выглядела куда аккуратнее. А если его величество спросит, то и для него сгодится то же объяснение. Жертва предкам, мол. Может, помогут.
Императора я ждала, как обычно, вечером. Я всё-таки старалась как-то разнообразить наши посиделки: рассказать какую-нибудь сказку моего мира, легенду или просто случай, казавшийся мне забавным, выслушать порой ставившее меня в тупик мнение о рассказанном, или сама просила рассказать мне что-нибудь, благо интерес к мифологии и истории всё же не считался таким уж неподходящим для женского ума. Во всяком случае, в ответ на такие просьбы Иочжун не кривил лицо так, как на просьбы просветить меня в делах государственных. Иногда это проводило к тому, что по его приказу ко мне приводили музыкантов, певцов или танцоров, которые исполняли песни и танцы, связанные с каким-нибудь историческим или мифологическим событием. Пожалуй, в этом мире есть все предпосылки для возникновения оперы и балета, думала я. Ролевые танцы уже есть, пение по ролям — тоже. Им просто надо немного расширить рамки, и готово.
Однако уйти на это могло ещё не одно столетие. Я как-то спросила, почему, если в кукольном спектакле допускается наличие на сцене многих действующих лиц, то живые актёры выходят на сцену только поодиночке или парами? И услышала в ответ, что чернь не умеет чтить традиции. Традиции же, как я успела убедиться, здесь имеют статус второй религии.
На этот раз император явился несколько раньше обычного, едва только последняя остриженная прядь упала на пол. Я с улыбкой поднялась из-за туалетного столика, готовясь поприветствовать своего господина и повелителя... и запнулась, увидев его выражение лица. К тому же в этот раз он пришёл не один, и даже не с Каном Гуанли. То есть господин Кан при нём тоже был, но не один — позади толпилось ещё не меньше полудюжины евнухов.
— Соньши приветствует ваше величество, — справившись с удивлением и даже некоторым страхом — уж очень недружелюбным был вид у императора — сказала я.
— Скажи мне правду, — глядя на меня тяжёлым взглядом, проговорил Иочжун, — ты пишешь моему сыну?
— Нет, ваше величество, — удивилась я.
— Правду, Соньши.
— Я никогда не писала писем принцу Тайрену, — ни тогда — зачем писать тому, кто всё время рядом? — ни, тем более, сейчас. Иногда у меня мелькала такая мысль... Но я не могла придумать способа передать письмо, особенно если учесть, что Тайрена охраняют. Да и что бы я могла ему написать? Извини, мол, что так вышло?
Нет, как бы я ни скучала по моему принцу, как бы часто ни думала о нём, прошлое осталось в прошлом. Нет запрета взять себе женщину сына, но есть запрет взять себе женщину отца. Тайрен для меня потерян навсегда, и попытка связаться с ним, даже если она окажется удачной, лишь разбередит душу нам обоим.
— Лгунья!! — вдруг рявкнул император в полный голос, и я вздрогнула. — И ты ещё смеешь отрицать?
— Что отрицать, ваше величество?
— Мой сын словно взбесился несколько недель назад! Метался по всей крепости и молился о твоём здоровье, а потом вдруг успокоился. Он знал о твоей беременности, узнал и о выздоровлении. Откуда?
— Я не знаю, ваше величество.
— Ах, не знаешь, мерзавка? Ну, так я тебе скажу. Ты ему пишешь, а он пишет тебе.
— Возможно, ему кто-то пишет, но не я. Это может быть кто угодно.
— Никто больше не посмеет, — безапелляционным тоном отрезал его величество. — Так забыться могла только ты!
— Ваше величество принимает тень от лука в чаше за змею.
— В самом деле? — император прищурился. — А кто мне врал насчёт кольца?
— Кольца?
— Единственная память о твоих родителях, так? Наглая ложь! Это он тебе подарил, не правда ли? Потому ты и таскаешь эту медяшку, не снимая!
Я кинула взгляд на свою руку и инстинктивно сжала пальцы в кулак, опасаясь, что кольцо сорвут прямо сейчас. И этот жест окончательно вывел императора из себя.
— Шлюха! — багровея на глазах, заорал он. — Ты смеешь смотреть мне в глаза, когда у тебя на уме только он! Идёшь к своему императору, а сама только и думаешь, как отдаться другому, будто уличная девка! Не думал, что доживу до того дня, когда в моём дворце расцветёт гуев цвет!
— Ваше величество, — тихо попросил Кан Гуанли, — умоляю, смирите гнев.
Как ни странно, это подействовало. Император замолчал, отдуваясь, как после долгого бега. Остальные его сопровождающие стояли с каменными лицами. Я прикусила губу, потом подобрала юбку и встала на колени.
— Раз мнение вашего величества обо мне таково, я не смею спорить. Прошу ваше величество назначить наказание.
Император побагровел ещё больше, хотя это казалось невозможным. Открыл рот...
— Ваше величество! — вдруг пискнула Усин. И, прежде чем я успела её остановить, отважно бросилась вперёд, упала перед Иочжуном и уткнулась лицом в пол. — Госпожа никому не писала писем! Я всегда при ней, я бы знала!
— Ещё и слуг научила?! — его величество развернулся к сопровождающим. — Гоните сюда остальных.
Его повеление было немедленно выполнено, и всех моих слуг согнали в комнату, однако допрос, если его можно было так назвать, ничего не дал. Император расхаживал из угла в угол и сыпал проклятиями и ругательствами, а слуги, простёршись ниц и трясясь, как осиновые листья, твердили чистую правду: нет, они никому ничего не передавали. И ни разу не видели меня пишущей что-либо, кроме каллиграфических упражнений. Нет, нет, ваше величество, ничего они не знают!
— Обыскать тут всё! — император махнул рукой. — Если найдут хоть одну строчку...
Да ищите, хоть обыщитесь, угрюмо подумала я, глядя в пол. Даже те несчастные стихи Тайрена я после прошлого раза сожгла от греха подальше, заучив их предварительно наизусть. Опасность была лишь в том случае, если мне опять что-то подкинули, но слуги бдили и никого чужого не видели. Между тем пришедшие с императором евнухи действовали далеко не так аккуратно, как дядьки дворцового исправника. Они бесцеремонно вытряхивали содержимое ящиков, шкафчиков и шкатулок, дёргали занавеси и покрывала, бросали на пол подушки. Совали носы даже в стоящую на столике косметику и во многочисленные, по большей части холодные курильницы. Но искали тщательно, обыск затягивался, я стояла на начинавших ныть коленях, прислуга валялась на полу, император всё так же ходил туда-сюда, и его лицо постепенно возвращалось к нормальному цвету. И когда евнухи один за другим отрапортовали о том, что ничего не нашли, он в последний раз выдохнул, окинул меня и всю комнату мрачным взглядом и, больше ни сказав ни слова, вышел. До смерти хотелось бросить ему вслед, не забыл ли он поискать в моём платье, где тоже можно не так уж мало спрятать, но я сдержалась, решив не будить лиха. И когда последний из императорской свиты перешагнул порог и аккуратно закрыл за собой дверь, мои люди выпрямились со вздохами облегчения.
— Думаю, старшая сестра может не беспокоиться, — сказала Усин следующим утром. — Пока она ещё спала, приходил посланец из дворца Великого Превосходства и спрашивал о её самочувствии. Должно быть, его величество понял, что был жесток без причины.
— И что же сказали посланцу?
— Правду. Что сестра плакала от нанесённой ей несправедливой обиды.
Я поморщилась. Вот уж чего мне точно не хотелось, так это давить слезами, не важно, с каким результатом. Вчера вечером, когда слуги, хоть и выдохнули, но всё равно остались в тревоге, мне пришлось потратить некоторое время, чтобы их успокоить. Но оставшись наедине с Усин, я сама вдруг разревелась, как девчонка, и уже ей пришлось меня утешать. Сообрази я раньше, запретила бы говорить об этом, но что уж теперь, поезд ушёл. Никогда не любила ревнивцев и старалась не иметь с ними дела. Не нахожу в этом ничего приятного или возбуждающего. И вот приехали.
Но сейчас меня больше занимало другое. А именно — откуда Иочжун узнал про кольцо? О том, чей это подарок, знали я, Тайрен и Гюэ Кей, но этих двоих можно исключить сразу. Я тоже ни с кем никогда не откровенничала на этот счёт. Кто ещё мог знать?
Усин. Пусть я ей ничего не рассказывала, но она могла запомнить, что кольцо появилось у меня не сразу.
— Усин, ты когда-нибудь кому-нибудь рассказывала что-то про это кольцо?
— Про это? Нет, я... — Усин вдруг замерла с приоткрытым ртом.
— Что?
— Однажды сестра Ли спросила у меня, почему госпожа Соньши носит такую дешёвку? Ну, я и ответила, что это первый подарок его высочества, а не просто так медяшка какая-нибудь.
— А откуда ты узнала, что это первый подарок?
— Я слышала, как старшая сестра говорила об этом на дне рождения его высочества.
Да, точно, было дело, вспомнила я. Тайрен удивился, почему я до сих пор его ношу, пришлось объяснять. А рядом были ещё Кольхог и Мекси-Цу. Ну, Кольхог-то вряд ли могла послужить информатором, а вот принцесса... Кто знает, но многовато времени прошло.
— Значит, Су Ли, — пробормотала я. Одна из двух новеньких служанок. И если Лин оказала мне услугу, то интерес Ли мог оказаться отнюдь не невинным.
— Избавиться от неё, старшая сестра? — деловито спросила Усин.
— Каким образом?
— Сказать, что плохо работает, и отослать, — Усин пожала плечами. — А можно ещё подкинуть какую-нибудь вещь и обвинить в краже.
— Усин!
— А что? Слуга, предавший господина, заслуживает самой суровой кары.
Я покачала головой.
— Знаешь, не стоит. Если избавимся от этой, пришлют другую, только и всего. А так мы, по крайней мере, точно знаем, кто на нас сту... э... доносит.
Усин немного подумала и кивнула.
Из угла комнаты раздался бой часов — да, здесь были часы с боем, водяные, до механических пока не додумались. Время идти на обязательный приём к императрице.
Стоило мне переступить порог дворца Полдень, как стало ясно — о происшедшем вчера уже знают. Меня провожали пристальными взглядами, а когда я вошла в приёмную, где уже собралась большая часть дам, имеющих право присутствовать на приёме у её величества, по зале пробежала волна шёпота. Делать было нечего, и я, вздёрнув подбородок, прошла на своё место. Благородная супруга кивнула мне издалека, но все остальные, стоило посмотреть на них, тут же отводили глаза, а шёпот всё не смолкал, хоть и стал не столь явным.
Но вскоре все звуки смолкли, как отрезало, когда вошла императрица, а вместе с ней евнух со свитком шёлка в руках. Все императорские указы, видимо, чтобы подчеркнуть их значимость, зачитывались не с бумаги, а с шёлка. И после приветствия императрице она вместе с нами преклонила колени, чтобы выслушать, что имеет приказать его величество. Хотя все, как подобает, смотрели в пол, я физически чувствовала, что внимание всех присутствующих поровну делится между глашатаем и мной.
— Супруга третьего ранга Луй Соньши, — хорошо поставленным голосом начал евнух, — благовоспитанна, добродетельна и хорошо нам служит...
Не удержавшись, я вскинула глаза на чтеца. Интересно, а кто не далее как вчера орал, что я мерзавка и шлюха? Должно быть, мне послышалось.
— За стойкость и кротость в перенесённом испытании её ранг повышается до первого, и ей даруется титул Драгоценной супруги. Повелеваю выбрать счастливый день для церемонии принятия титула. Быть по сему!
Евнух опустил свиток и обвёл глазами коленопреклонённых женщин в тишине ещё более пронзительной, чем та, в которой он вошёл. Это была подлинно немая сцена.
— Я велела повесить полог зелёного цвета, — Благородная супруга Тань Мэйли улыбнулась мне. — Думаю, этот цвет сестре пойдёт. Посмотри, тебе нравится?
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
