Маруся-2. Попасть - не напасть

— Жива. Мелкий... Петька?

— Да...

— Рысью за фельдшером! Не то не успеет!

Как же Петя помчался! Только что был здесь — и вот уже его нет. И Ваня знал — найдет. Из-под земли достанет фельдшера, и все будет хорошо, только...

— Так. А ты, малой, иди сюда, — обратился строгий взгляд на Ваню.

— Д-да?

— Возьми. Прижми к ране и держи покрепче, понял? Она крови много потеряет...

Платье Маши было разорвано и на теле виднелась рана.

Какое оно — пулевое ранение?

Набухающая черной жидкостью дыра казалась небольшой, но отчего так много крови? Так страшно. Так...

Ваня послушно прижал к темному пятну что-то белое и с радостью увидел, как темных струек стало поменьше.

— Вот, как чуял, платок с собой захватил чистый, — прогудел околоточный. И направился куда-то в темноту. Туда, где возились и матерились пожарные.

Туда, где слышались хриплые крики и визги. Какие-то совсем уж нечеловеческие... свинью там, что ли, режут?

Маша ничего не слышала. Лежала молча, и Ваня этому даже был рад. Ей ведь так не больно, правда? Лучше, чтобы не болело...

Он и сам не понимал, что бормочет под нос.

— Сестренка, ты потерпи... ты только дождись, сестренка...

* * *

Фельдшер себя ждать не заставил. Почти прибежал... Ваня его помнил еще с тех времен, когда в доме появилась Маша. Опустился на колени рядом с телом, профессионально отодвинул Ваню чуть в сторону и сунул ему в руки большой фонарь.

— Свети!

Рядом, со вторым фонарем в руках, застыл Петя. А фельдшер осматривал рану, что-то делал... и Ваня понял, что все будет хорошо, когда звякнули инструменты. Какие-то... он бы и под угрозой жизни не смог понять, что делают с его сестрой, но он видел, что фельдшер спокоен. Не так бывает, когда умирает пациент...

Нет, не так.

Маша выживет?

Правда?

Он будет светить, чтобы фельдшер все видел, и Маша выживет! Обязательно! Она ведь будет жива, правда? Пока он не отпустит фонарь...

Глупо?

Смешно?

Пусть так. Но пальцы Вани закостенели на металлической рукояти. И когда ему что-то сказали, он даже не сразу понял, что именно.

А всего-то и надо было — погрузить Машу в коляску, уже можно, теперь это более-менее безопасно, и везти домой. А уж там заниматься всерьез, вытаскивать пулю, промывать рану и прочее...

Но это — там.

А здесь уже все сделано, ее можно будет довезти до дома без опаски. Что еще надо?

Ничего.

Откуда-то принесли дверь, на нее осторожно переложили Машу и понесли. И грузили ее так же осторожно.

Ваня не смог поехать с сестрой — места не было. Поехал Петя, втиснулся кое-как. А Ваня остался.

В голове было пусть и холодно. Мысли словно пеплом присыпали. Но одно он должен был сделать, точно...

Шаг, второй...

Вот и женщина, которая стреляла в его сестру.

Жена генерал-губернатора. Дарья Благовещенская.

Только вот спросить Ваня у нее ни о чем не мог. В этих глазах, в этом безумном лице не осталось ничего человеческого.

Безумное животное, и все этим сказано. Безумное страшное чудовище.

За что, как...

Бесполезно. Все — бесполезно.

* * *

Александр Викторович Благовещенский тоже вряд ли когда забудет эту ночь.

Вечер прошел плохо.

Александр сидел перед камином, грел в руках бокал с коньяком и думал, что жизнь пошла куда-то не туда. Не так она пошла, а где и когда — уже и не понять.

Казалось в молодости, весь мир перед тобой, а что оказалось?

Дарья...

Он помнил, как впервые увидел Дашу — краснеющую, смущенную, растерянную... и пожалел. Не полюбил, нет. Но понял.

Вот стоит перед ней человек, который станет ее мужем. Стоит, смотрит, а что от него ждать? Как с ним жить?

Как это — вообще?

И он заговорщически улыбнулся девушке.

— Все будет хорошо. Обещаю.

— Правда?

— Даю слово.

И все было хорошо — до какого-то момента.

Они поженились, почти сразу же у них родилась Ирэна... имя, правда, подбирала Даша, хотелось ей покрасивее, он-то все равно дочку звал Иришкой, а Даша сердилась и говорила, что это так простонародно... как девка крестьянская.

А он не слушал и все равно звал.

Иришка его любила.

Папы часто не бывало дома, так что ж поделать? Служба такая, где прикажут, там и рубишь врага, а сидя в поместье ни чинов, ни орденов не дождешься. Даша это понимала.

Дома все было в порядке, а он ездил по 'горячим точкам'. Кавказ, который весь — зона боевых действий, Турция...

Да, Османы.

Оттуда он и украшения привез.

Александр вспомнил тот день. Была очередная стычка с Турцией, они брали Софию. Турки сопротивлялись, надо отдать им должное, но спустя сутки город пал. Войска вошли внутрь.

Русские ли, турки...

Войска — в городе.

Благовещенский помнил, как генерал Обручев* вызвал всех и сказал, что мародеров — расстреливать на месте.

Русские там, турки...

Тварь поганая землю паскудить не должна. Все.

Александр был с ним полностью согласен. Мародер уже не человек, это нечисть, которой среди живых не место.

*— в нашей истории участию генерала Обручева в войне воспротивился князь Н.Н. Романов и генерала отправили на Кавказский фронт. В этой истории возражений не было. А генерал был талантливый. Прим. авт.

Они патрулировали город. Улицу он не помнил, как-то сразу забылось название, а дом был роскошный. Розовый, весь в лепнине и завитушках...

И оттуда доносились крики.

Что он увидел в доме, вспоминать не слишком хотелось.

Хозяин дома был мертв, мертв и его сын, пытавшийся защитить мать, и сейчас женщина с ребенком на руках сжалась в углу, перед ней стояла старуха, явно мать или нянька, и всем видом показывала — только через мой труп!

Мародеров бы это не остановило, но глухо хлопнул выстрел, потом еще один — и подонки ткнулись в пол своими рылами. А женщина бросилась другу Александра на шею и разревелась так, что даже страшно стало.

Она оказалась женой Мехмед-паши, одного из тех, кто ведал обороной города. Мужа убили еще там, а здесь... здесь лежал ее брат. И третий сын мужа. Они хотели уехать, но ничего не получилось. И если офицер поможет им...

Они уедут, они обязательно уедут!

Что оставалось делать Благовещенскому? Друг продолжил патрулировать улицу, а сам Александр занялся беженцами.

Он помог погрузить в телегу одного из раненых, который еще дышал — брата женщины. Помог сесть и ей самой, и старой няньке, проводил их до ворот и даже пропуск выписал.

Из города он их вывел. За ворота проводил, как они и хотели.

А там уж... все в воле их Аллаха, пусть он и разбирается.

Тогда ему и досталась эта шкатулка. На прощание, женщина сжала ему руку, а потом приказала что-то няньке на своем языке. Та закаркала в ответ, но женщина сказала еще резче — и старуха смирилась. Достала ящичек, ткнула в руки, явно нехотя.

— На... счас... тие.

Женщина плохо говорила по-русски. Путала слова, ударения. Но сказано было четко.

Благовещенский поблагодарил, и сунул шкатулку в мешок, даже не открывая. И забыл про нее, словно и не было. Не до того, знаете ли. Тут еще приятеля настигла шальная пуля, попал Васька в госпиталь...

Вспомнил только через два дня. Открыл — и обомлел.

Драгоценности были — царице впору. Хоть ты беги, возвращай, но куда? Кому?

Да и почему их отдали?

Александр хотел поделить их с другом, но не успел. Васька так и скончался на больничной койке. Семьи у него не было, жены-детей не нажил...

Благовещенский махнул рукой и отвез шкатулку домой. Пусть будет.

Иришке перейдет в приданое.

Сам он в цене украшений не разбирался, если б не старый ювелир-еврей, который объяснил ему, что на руках у мужчины целое состояние. Камни — чистой воды, достаточно крупные сами по себе стоили дорого, но вот так, в украшениях, они поднялись в цене втрое, вчетверо... он бы дал любую цену, да вот незадача — столько денег у него просто нет.

Но если господин захочет...

Господин не захотел. Пусть дочери останется. Или на черный день, мало ли, край придет, тогда уж продадим, а пока пусть будет.

Дарье, конечно, эти побрякушки тоже понравились. Но...

Да что в них такого, в этих камнях?

Александр понимал умом, что ради денег можно пойти на преступление, но это ведь — умом! А сердцем...

Можно украсть, убить, преступить через любой запрет, если у тебя смертельно болен кто-то из близких, если нет иного выхода. Вот ради спасения дочери Благовещенский мог бы что угодно. А просто для денег?

Да заработать проще! Пусть не миллионы составляет его жалование, да и доходы с поместья не столь велики, но им хватает, разве нет? И на дом, и на выезд, и на маленькие радости — разве нет?

Оказалось, что ему хватает, а вот Дарья другого мнения.

Александр помнил, как она выплескивала на его голову обвинения. И не так страшны были слова, как ее глаза.

Словно рядом с ним, в теле красивой и неглупой женщины жило нечто... чужое. Как будто из куколки появилась не бабочка, а нечто гадкое и мерзкое, например, богомол или скорпионова муха.

Но почему?

За что?

Неужели он действительно был таким плохим мужем?

Ну да, он не заработал миллионов, и живут они пока не в столице, но ведь всему свое время, разве нет? Он искренне старался...

И честно говоря, не поверил жене, когда та сказала о дочери.

Иришка — не от него?

Вот уж глупость несусветная! Это его дочь, и все тут! А Дарья просто бредит, ее понять можно. Он и сам...

Если бы не надо было найти Демидова и оторвать ему голову к чертям свинячьим, Александр запил бы по-черному. Как один раз, еще в юности, после маминой смерти.

Но мысль о мести прекрасно поддерживала и тонизировала. А если еще использовать госпожу Храмову...

Александр вспомнил фигурку девушки, такую, аппетитно округлую в нужных местах, вспомнил тяжелую толстую косу, которую она нетерпеливо теребила в минуты волнения, вспомнил ясные карие глаза...

Повезло Храмову. Просто повезло.

Конечно, княжна человек очень своеобразный, но такая не предаст, не продаст, не станет копить зло, а потом бить в спину. Она честно и открыто выскажет в глаза все, что ее не устраивает, а потом развернется и уйдет. Или останется — на своих условиях.

Красивая, умная, маг земли, то есть еще и плодовитая, детей будет много...

В Москве за такую невесту передрались бы, даже удивительно, что отец хотел отдать ее за Демидова. Мог бы и кого получше уж найти для дочери. Помоложе, познатнее. Хотя — чего удивляться?

Демидов, хоть и не настолько знатен, но весьма и весьма богат. Не первое поколение его семья практически царствует на Урале, а уж сколько они из земных недр выкачали... представить страшно. Только не помогут ему эти деньги.

Не помогут.

Благовещенский стиснул кулаки. Жалобно плеснулся коньяк в снифтере.

И уже не жалобно — торжествующе плеснулось вокруг одиночество.

Одиночество...

Дочери — нет. Внуков тоже не будет.

Жена сошла с ума. И даже если она придет в себя, сможет ли он забыть то, что видел? Сможет ли не помнить, как с некогда любимых губ лился яд?

Благовещенский отлично знал ответ.

Не сможет. Никогда не сможет...

И что ему осталось?

Только сидеть в темноте, смотреть в камин и понимать, что там догорают не поленья — там догорают осколки и обломки его жизни. Такой неожиданно никчемной и ненужной. Такой пустой и безрадостной, наполненной лишь работой...

Серые дни и очень, очень черные ночи. Это больно. Это было настолько больно, что снифтер полетел в огонь, но даже взметнувшиеся языки пламени не помогли разогнать мрак, скопившийся в душе.

В дверь поскреблись.

— Ваше превосходительство...

— Да?

Александр даже обрадовался слуге. Все ж отвлечься от плохих мыслей.

— Ваша супруга...

— Что с ней?

— Она сбежала.

* * *

Александр помнил, как раздавал указания слугам. Как приказал закладывать экипаж, как распоряжался, приказывая найти обезумевшую от боли женщину...

Только как ты ее найдешь?

Березовский, хоть и не Москва, но достаточно большой город, и прочесать его весь — немыслимо. А нарваться на неприятности — очень даже несложно.

Кусочек ясности подарил обрывок накидки. Дарья, спеша покинуть ненавистный ей дом, зацепилась накидкой за забор — и в гневе дернула плащ. Дорогой, темно-малинового бархата, он сам покупал жене...

Деньги Дарья не взяла.

Записки никакой не оставила, следа — тоже. Дом она покинула через черный ход, и судя по следам, там ее кто-то ждал. Благовещенский не мог назвать себя следопытом, но тут и навыков не требовалось — человек явно влез где-то в грязь, и теперь она нападала на мостовую с его обуви. Явно, стоял, ждал... дождался.

Куда они потом пошли?

Как вообще умудрились связаться?

Неизвестно. Даже предположений пока не было.

А потом был дом Синютиных.

* * *

Ужас.

Это единственное, что мог испытывать Благовещенский.

Ужас, который пропитал каждую его клеточку, заполнил все тело и выплеснулся наружу вопросом:

— ЧТО?!

На него даже не сразу обратили внимание, но потом вперед выдвинулся один из участников действия. Все происходящее казалось генерал-губернатору каким-то жутким страшным спектаклем... это ведь не может происходить наяву, правда?

Пожарище на месте дома, несколько накрытых рогожей тел, и две группы людей на расстоянии друг от друга.

В той, что была ближе, Благовещенский опознал Ваню и его младшего брата. Они стояли с фонарями в руках, до странного напоминая почетный караул.

Но — почему они так стоят? Над кем наклонился этот мужчина?

Сердце пропустило удар. А потом вперед выдвинулся какой-то человек.

— Ваше превосходительство, разрешите доложить?

— Докладывайте, — Благовещенский спрыгнул с лошади и бросил кому-то поводья. Разберутся! — Что произошло?

— Поджог, ваше превосходительство.

Благовещенский поощрил околоточного кивком и выслушал достаточно связную и грамотную историю.

Околоточный Елпифидор Семенович вообще-то сегодня не дежурил. Но — совпадение.

Недавно неподалеку был установлен пост околоточного. Чтобы пресекать, значит... Но место здесь тихое, пост был установлен больше для устрашения, вот и назначали на него самых, что ни на есть лентяев и разгильдяев. Дело житейское.

Или новичков. К примеру таких, как его троюродный племянник. Надо ж где-то начинать?

Но новичок на то и новичок, чтобы совершить все возможные ошибки и еще немного. Елпифидор и решил прогуляться ночной порой, проведать родственничка. Вот тут — да, тут чистая случайность. А остальное...

Пришел.

Увидел оглушенного племянничка, догорающий дом, пожарный расчет, потом приехала госпожа Синютина, простите... Храмова,, конечно.

А потом из темноты вышла вот эта госпожа, и выстрелила в Марию Пет... Ивановну.

Предотвратить не успели, только задержать.

Мария Ивановна ранена. Насколько тяжело — пока неизвестно, пулю точно извлекать надо.

Госпожа... дама, которая на нее покушалась, тоже задержана. Что с ней дальше будет — решит, надо полагать, суд.