-О, мне очень жаль, Пинкерсон, — удрученно сказал я. — Если бы я знал... Может, мне поговорить с инспектором? У меня есть кое-какие связи, да и сэр Келли...
-Да ничего, — отмахнулся бывший сержант. — Никогда у меня к этой службе по-настоящему душа не лежала. Одни бумажки знай пиши! Не-ет, теперь, когда я сам по себе, я частным сыщиком стану! Открою свое агенство, так и назову — "Пинкерсон". Звучит, а?
-Весьма, — кивнул я. — А средства у вас имеются?
-Да так, отложено кое-что на черный день, — туманно ответил он. — Пробьюсь, где наша не пропадала! Только вот попросил бы... если кому из ваших знакомых какая помощь понадобится, вы уж скажите про меня, не сочтите за труд!
-Непременно, — серьезно ответил я, потом сообразил, что вообще-то очень обязан этому молодому человеку, вынул чековую книжку и впихнул ему чек, невзирая на сопротивление. — И не возражайте! Мой кактус очень дорого стоит, а если бы не вы, он бы погиб! Так что считайте это вознаграждением за спасение заложника.
-Ну, если так, тогда конечно, благодарствую, — ухмыльнулся Пинкерсон, поднес руку к шляпе и был таков. Ну, надеюсь, у него все сложится удачно...
Я же принялся собираться домой. Лилиана была вне опасности, остальные питомцы тоже, и дорогу они должны были перенести хорошо.
Я выходил из гостиной, когда внизу вдруг грохнула дверь, кто-то отчаянно взвизгнул (значит, впервые увидел чучело медведя), что-то с грохотом уронил, а через секунду в ноги ко мне бросился Сирил.
Подчеркиваю, бросился — не в переносном смысле. Кузен, стоя на коленях, обхватил меня руками, едва не роняя на пол, и что-то бессвязно подвывал. И, боже, в каком он был виде! Один рукав полуоторван, шляпы нет, галстук болтается где-то за плечом, на рубашке не хватает пуговиц, брюки грязны, словно Сирил ползал по грязи, волосы всклокочены, а под глазом сияет изумительный фингал.
-Ви-ик... — провыл он, вцепляясь в меня еще крепче. — Умоляю, спаси-и-и...
-Это чучело, — сказал я, безуспешно пытаясь оторвать от себя кузена. — Оно безопасное.
-Я проигра-а-ал... — всхлипнул Сирил.
-А-а, вот почему тебя так разукрасили, — понятливо кивнул я, все-таки выдравшись из его объятий. — Много продул?
Он назвал сумму, и я невольно присвистнул.
-Я два дня прятался по каким-то трущобам, — снова всхлипнул кузен. — Есть нечего было, а мне сказали, если не принесу денег, меня уже не просто побьют, а изувечат!
Я покивал. Эта песня была вечной, правда, обычно Сирилу доставалось меньше. Однако и сумма в этот раз была... солидной.
-И чего ты от меня хочешь? — спросил я.
-Спаси меня! — Сирил уставился на меня честными глазами. Вернее, одним, второй заплыл. — Я больше не стану играть, клянусь!
-Судя по тому, что у клятвопреступников отсыхают руки-ноги, а ты вполне бодро бегаешь, что-то тут не так, — заметил я, отряхивая грязь с брючин. — Сирил, ты ужасен. Ты много раз зарекался не играть больше, я тебе никогда не верил, но в этот раз ты превзошел самое себя!
-Но Ви-ик... — глаза кузена налились слезами. Рыдать он умел виртуозно, но в этот раз явно не притворялся, и я мог его понять. Теоретически.
-От тебя разит, — сказал я с презрением. — Поди наверх. Оллсоп! Будьте добры, ванну этому юному... хм... джентльмену.
-Мне надеть нечего, — буркнул Сирил, быстро оживая.
-Подберу что-нибудь из своего, ничего, что велико. Потерпишь до дома. Оллсоп, и, пожалуйста, если что-то осталось от обеда, подайте, пожалуйста.
-Хорошо, сэр, — кивнул он с достоинством, но, удаляясь, не удержался, обернулся и произнес: — Не хочу сказать ничего дурного, сэр, но почему-то именно во время ваших визитов тут творится что-то невообразимое!
-Совершенно с вами согласен, Оллсоп, — хмыкнул я и погнал Сирила в свою комнату.
Отмывшись и поев, он заметно повеселел, я же открыл только что собранный чемодан, выбирая вещи, подходящие Сирилу по размеру.
-Вот, пожалуй, — сказал я, подавая ему видавшие виды брюки и пиджак. — Ну и, конечно...
-Ух ты! — вытянул он из стопки белья мои кальсоны. — Вик, а что это такое? Это теперь мода такая?
Я присмотрелся. Протер глаз. Еще раз присмотрелся. Нет, мне не померещилось, на нижнем белье действительно были неумело вышиты (суровыми нитками!) некие знаки... На метку прачечной это не походило даже отдаленно, да и в любом случае женщины вышивают аккуратнее.
И тут меня озарило. Это же руны! И, насколько я могу судить, символизирующие препятствия на пути!
Ответ на вопрос "кто?" лежал на поверхности.
Ну, я с ним разберусь!
-Так что это, Вик? — нетерпеливо притопывал Сирил, стоя в одной рубашке и носках.
-Да, это мода, Сирил, — ответил я медленно. — Последняя лондонская мода...
*
На то, чтобы уладить дела Сирила, мне понадобилось почти полдня. Кузен любезно снабдил меня списком своих кредиторов (весьма солидным списком, должен заметить), и на визиты пришлось потратить немало времени.
Домой я добрался, чувствуя себя уставшим до невозможности. Как же мне надоело вытаскивать Сирила из всевозможных ям, в которые он норовит запрыгнуть с таким воодушевлением! Самого кузена я отправил мириться с миссис Вашингтон, причем он с таким жаром отрицал необходимость этого, что пришлось едва не выпихивать его из авто. И только прозрачный намек на то, что я могу и не погашать долги непутевого родственника, заставил его нехотя поплестись к двери особняка несравненной дамы его сердца...
К тому же отвратительней погоду сложно даже придумать: от ледяного дождя с сильным ветром не спасали ни зонт, ни шляпа. Зато дом мой казался оплотом тишины, спокойствия и уюта... если, разумеется, позабыть о некоторых обстоятельствах. Из кухни тянуло ароматом свежеиспеченных булочек, холл просто сверкал чистотой, а сам Ларример выглядел, как обычно, преисполненным спокойствия. Совместными усилиями мы перенесли моих несчастных питомцев под родной кров, и я наконец вздохнул с облегчением. Правда, их еще предстояло поднять наверх, в оранжерею.
— Надеюсь, поездка была удачной? — поинтересовался Ларример, почтительно помогая мне снять пальто. С зонтика моего капало, начищенные только утром ботинки являли собой жалкое зрелище, а шляпу, брюки и плащ хоть отжимай!
— Плодотворной, — уклончиво ответил я, рассеянно разматывая шарф, и тут вспомнил: — Ларример, у меня к вам есть один очень деликатный вопрос...
Я бросил на верного дворецкого многозначительный взгляд, под которым невозмутимость бедолаги дала едва уловимую трещину.
— Да, сэр! — с запинкой откликнулся он. — Прямо сейчас?
Признаюсь, меня одолевало любопытство. Но один взгляд на моих бедных питомцев, страдающих в довольно прохладном холле, заставил меня отложить расспросы.
— Нет, сначала помогите мне! — велел я, поднимая горшок с многострадальной Лилианой.
— Да, сэр! — согласился он с явно видимым облегчением...
Когда кактусы были водворены на место, я попросил:
— Пойдемте в мою спальню, Ларример!
Он только кивнул и горделиво последовал за мной. Надо полагать, с таким же молчаливым достоинством Ларример отправился бы и на эшафот, а сейчас его ждала еще более пугающая перспектива...
— Ларример, скажите мне, что это? — вопросил я, извлекая из чемодана злополучные кальсоны.
— Кальсоны, сэр! — откликнулся тот с терпением старого дядюшки, отвечающего на бесконечные вопросы надоедливых племянников. — Теплые кальсоны, сэр!
Я скептически взглянул на сей предмет гардероба и, аккуратно отвернув пояс, продемонстрировал Ларримеру необычную вышивку.
— Что это? — уточнил я безжалостно.
Ларример потупился и выговорил с явным трудом:
— Простите меня, сэр!
Судя по лицу дворецкого, его одолевала сильнейшая зубная боль или муки совести (что, впрочем, равнозначно).
— За что именно? — поинтересовался я, откладывая в сторону улику.
— Я... — начал Ларример, запнулся, потом нащупал за своей спиной кресло и осел в него. На моей памяти он впервые позволил себе такую вольность! — Я виноват, я очень виноват, сэр! Но я не мог, просто не мог позволить, чтобы вы снова отправились путешествовать!
Он не смотрел на меня и от избытка чувств даже вспотел.
Хм, теперь ясно, почему мне столь настойчиво выпадала перто перевернутая. Ничего не скажешь, неудачные магические опыты! Пожалуй, стоит быть поаккуратнее с Ларримером, а то бог знает, на что он теперь способен!
— Не нужно так волноваться, Ларример, — уже значительно мягче предложил я. — Рассказывайте все по порядку, а то я ровным счетом ничего не понимаю!
— Да, сэр! — обреченно согласился он, вытирая вспотевший лоб белоснежным платком. — Видите ли, вы сказали мистеру Кертису, что собираетесь уехать. А я не мог придумать, как сделать так, чтобы вы остались дома и...
Он замолчал, с преувеличенной старательностью складывая платок.
— И вы решили изучить руны, — догадался я, глядя на него с веселым удивлением. Признаюсь, в голове не укладывалось, что мой чопорный дворецкий способен на такое!
— Да, сэр! — скорбно подтвердил он. — Я подумал, что если вы не чураетесь таких вещей, то...
— То вам тоже можно? — весело закончил я.
Ларример поднял взгляд на меня. Глаза его покраснели, но подбородок был упрямо выдвинут вперед.
— Именно, сэр! — подтвердил Ларример с достоинством и неожиданно добавил: — И я, конечно, очень виноват, сэр... Но ведь это помогло!
— Ларример, мой вам совет — попросите Мэри научить вас вышивать! — только и ответил я.
15. Альгиз.
Немного о булавках, талисманах и защите от грабителей.
Осока, в болотах растущая, ранит жестоко,
кровью листья свои обагряя того,
кто схватить ее жаждет бездумно.
(Древнеанглийская руническая поэма)
Меня одолевал сплин.
— Сэр, еще ложечку! — упрашивал верный Ларример, пытаясь заставить меня открыть рот.
Я упрямо помотал головой, отказываясь глотать мерзкий бульон, в котором плавало нечто, напоминающее сопли. Этого добра у меня и так имелось предостаточно, так что употреблять его дополнительно не было никакого
желания.
— Сэр! — голос Ларримера был полон укоризны. — Вы должны лечиться, сэр!
Дворецкий снова ловко сунул ложку мне под нос. После бульона своей очереди ожидали какие-то подозрительные микстуры и мазь, источающая непередаваемую вонь.
— Не надо! — попросил я, малодушно отворачиваясь и стараясь не разжимать губы.
— Сэр! — Ларример был неумолим. — Извольте хоть немного поесть!
Кажется, еще чуть-чуть, и он станет упрашивать меня съесть ложечку за тетю Мейбл, ложечку за Сирила...
Хоть под одеяло от него прячься, в самом деле! Впрочем, это бесполезно, он и туда заберется с очередным притиранием или отвратительным горячим молоком с пенками, которое я ненавижу с детства. Видимо, именно поэтому я практически никогда не болел, но в последние годы расслабился, потерял бдительность, а ледяной дождь окончательно меня доконал.
-И не помогли ваши шарфы и зонтики, Ларример, — отчаянно прогнусавил я. — Что толку было тащить все это с собой, если теперь я...
Я всхлипнул (или всхлюпнул, что точнее) и откинулся на подушки.
Что самое обидное, недавно забегал в гости Сирил, сообщить, что помирился-таки с миссис Вашингтон (не иначе, разжалобил ее синяком и рассказом о своих злоключениях в трущобах). Так вот, кузен был до неприличия здоров, бодр и буквально окрылен... каким-то чувством. А ведь он вымок не меньше моего! Вот что значит молодость, брюзгливо подумал я. Когда-то я часами шагал под тропическими ливнями и ледяными ветрами, ночевал на голой земле и питался невесть чем, но и ни разу даже не чихнул, а теперь... Точно, старею!
Болеть я ненавижу. Бог с ним, с жаром, это можно стерпеть. Но этот проклятый насморк, от которого нос становится похож на переспелую грушу! Но боль в горле! Теперь даже мои питомцы не приносили мне привычного утешения, и я малодушно оставил заботу о них на Ларримера: при каждом взгляде на них мне мерещилось, будто я пытался проглотить какой-то из кактусов повышенной колючести, и он застрял у меня в горле. Ну а про мерзкие лекарства я уже говорил...
-Сэр... — Ларример было само терпение, а обращался со мной как с тяжело больным, будто я лежал при смерти, а не маялся от банальной, хоть и страшно неприятной простуды. — Быть может, вы желаете еще чего-нибудь?
-Знаете... — Я задумался, что было не так просто: голова казалась отлитой из чугуна. — Пожалуй, Ларример, я с удовольствием съел бы кусочек копченого сала на корочке черного хлеба... И с чесноком, да!
К этому изысканному лакомству я пристрастился во время одного из своих путешествий. Жаль, в Англии его достать практически невозможно, разве только договориться специально с каким-нибудь фермером, но я об этом постоянно забывал.
Судя по лицу Ларримера, я нанес ему тягчайшее оскорбление.
-Сэр!.. — произнес он непередаваемым тоном, покачал благородной седой головой и удалился, держа поднос с недопитым бульоном. Я подавил вздох: на ужин меня ожидала еще какая-то невообразимая бурда. И почему считается, что больным полезны именно такие малосъедобные блюда?
Через несколько дней я понял, что надо бежать. Причем бежать в прямом смысле этого слова: еще немного, и дом мой из крепости превратится в тюрьму, а Ларример из самых лучших побуждений сделается лучшим надсмотрщиком всех стран и народов.
Визит нашего домашнего врача, знавшего меня с младенчества, страшно разочаровал Ларримера: доктор Милтон заявил, что ничего страшного со мной не случилось, простуда пройдет сама собою, главное, оставить больного в покое и давать побольше горячего питья. Тут он посмотрел на мою страдальческую физиономию и добавил: "можно чаю с капелькой бренди". После этого Ларример зачастил в библиотеку, где обнаружил старинную медицинскую энциклопедию, из которой теперь и зачитывал мне заунывным голосом то одну, то другую статью о какой-нибудь экзотической болезни. Каждое такое чтение сопровождалось рефреном: "Сэр, но вы же были в Географическом обществе, вдруг вас там чем-то заразили?!" Так у меня были последовательно обнаружены симптомы бубонной чумы, холеры, сибирской язвы, черной оспы и проказы. Самое ужасное, что я и сам понемногу начинал их ощущать, а это означало, что сила убеждения Ларримера крайне велика!
Из всего этого следовало, что выздороветь в кратчайшие сроки мне не грозит, а значит, нужно было предпринимать решительные меры. Но и тут меня подстерегала неудача... Коварный дворецкий, явно предполагая, что я могу и не усидеть на месте, убрал мою верхнюю одежду! Однако это меня не остановило и, дождавшись, когда он двадцать раз проверит, все ли у меня в порядке, не нужно ли мне чего, не подать ли чаю и так далее, уйдет спать, я вызвал такси. (Честное слово, я предпочел бы суровую сестру милосердия, но Ларример не мог доверить заботу о моем хрупком здоровье посторонней женщине.) Какое счастье, что я все-таки провел телефон в оранжерею! Оттуда было проще совершить тайный звонок...
Право, не знаю, что вообразила телефонная барышня, получив вызов хриплым шепотом (а иначе я говорить не мог), и что подумал таксист, явившись к моему дому с потушенными фарами, остановившись у черного входа и увидев джентльмена с одним маленьким саквояжем, в пижаме, без шляпы и обмотанного клетчатым пледом на манер дикого шотландского горца. Свое мнение он, во всяком случае, оставил при себе, но сумму явно назвал сверх счетчика.
