Промышленникъ (Агренев-3)

— Так ведь потом следственная часть, тюрьма, каторга?!

— Первые две точно, а вот до каторги бы я не доехал.

— Отчего же?

— Его сиятельство так сказали. Еще добавили — что, мол, не время на каторгах отдыхать, когда дел невпроворот.

— Вот значит как? Ну а если, не дай бог, оплошку допустишь, и со мной что непоправимое? А?

— Ну...

Богатырь в господской одежде неожиданно замялся. Поглядел по сторонам, вздохнул, и все же ответил правду.

— Тоже до каторги не доберусь. Его сиятельство на этот счет тоже кое-что говорил — что проще и безболезненней будет застрелиться самому. Так что, Иммануил Викторович, больше мы к вам людей так свободно подпускать не будем — не взыщите. Я и так по шапке получу, за сегодняшнее.

Спиридон вздохнул.

— Уж прямо! Я просил поубавить строгости, с меня и спрос — так Александру Яковлевичу и скажу!

Два сохранителя его бренного тела переглянулись, и скептически промолчали.

— Ну, хорошо. А ежели это будет мой друг?

— Всех ваших друзей, приятелей-знакомых и даже непосредственных подчиненных я знаю в лицо. Остальные общим порядком!

Герт покачал головой, но более спрашивать ничего не стал, как, впрочем, и настаивать. Зато как-то некстати вспомнились взгляды, которые старшенькая дочка время от времени бросала на его охранителя, перепады в ее настроении... М-да!

— Сурово у вас, как я погляжу.

— Обычно. Служба, она и есть служба!

* * *

— Доброе утро, Аристарх Петрович.

Говоря все это, молодой аристократ даже и не подумал повернуть голову к раннему посетителю его кабинета — со стороны даже могло показаться, что ему гораздо более интересен вид из окна на свою фабрику, чем общество Горенина.

— Как вам Москва?

Вопрос звучал странно и неопределенно — но это если только не знать, что три дня назад начальник аудиторского отдела компании закончил перевозить свое семейство на новое место жительства. Которым, отныне, являлся небольшой, но очень комфортный особнячок на пять комнат, расположенный в Большом Харитоньевском переулке, коий, в свою очередь, и находился в Москве. Особнячок был только-только после основательного ремонта, со всеми мыслимыми и немыслимыми удобствами (даже телефонную связь подвели!), и к тому же имел одно просто-таки неоспоримое достоинство: в соседнем, точно таком же особняке, уже вовсю обживался Валентин Иванович Греве. А совсем неподалеку, в бывшем доме Гусятникова на Мясницкой улице, спешно заканчивали отделку всего третьего этажа — потому что две пятикомнатные квартиры, расположенные на нем, должны были приютить управляющего кампанией господина Сонина. С семьей приютить, разумеется. Кстати, надо заметить, что устроиться он должен был лучше всех: встал, позавтракал, поцеловал жену, спустился на второй этаж — и уже на работе, в родимой конторе! Или на первый, буде вдруг захочется заглянуть в московский магазин-представительство управляемой им компании.

— Благодарствую, Александр Яковлевич, все устроилось самым наилучшим образом.

Покинув кресло напротив окна, князь переместился в кресло другое, за своим рабочим столом.

— Я могу начинать? Слушаюсь. По первому вопросу...

Ловко раскрыв папку в своих руках, Горенин положил перед работодателем два листка, соединенных меж собой скрепкой.

— Наиболее подходящей кандидатурой является некто Сытин, Иван Дмитриевич. Собственная книгоиздательская компания, две типографии, книготорговый магазин, ряд журналов и газет.

— Каких, например?

— Журнал "Книговедение", газета "Городские вести", недавно приобрел журнал о путешественниках "Вокруг света"...

Александр тихо хмыкнул, пробегая глазами по биографии Сытина.

— Как же, знаю такой. Что еще?

— Соучредитель издательского дома "Просвещение", в коем печатаются произведения самого Льва Николаевича Толстого!

Заметив, как едва заметно поморщился хозяин кабинета при упоминании писателя с графским титулом, Аристарх Петрович немедленно дополнил свой список:

— А так же Чехова, Тургенева и многих других видных литераторов. Предприимчив. Энергичен. Обладает множеством знакомств среди русской профессуры, а так же поэтов, художников и прочих людей искусства. Так же в плюс можно отнести и тот факт, что он уже давно подумывает о расширении своего дела — но вечный недостаток оборотных средств... Увы! Нам же это, несомненно только на руку.

Увидев, как два листка бумаги улеглись обратно на стол, докладчик приготовился достать из папки справку на еще одного книгоиздателя, Аркадия Филимоновича Маркса — он никогда не забывал подготовить пару запасных вариантов. Но в этот раз подобная предусмотрительность не пригодилась.

— Принимается.

— Слушаюсь. Следующее дело, касательно "Торгового дома Ф.Швабе".

Александр принял от труженика невидимого фронта очередную, и на сей раз изрядно пухлую справку. Не читая, отложил в сторону, и приготовился слушать, причем с большим вниманием — его уже давненько занимал вопрос производства собственной оптики. Даже и не занимал, а прямо-таки одолевал — хотелось как можно скорее освоить выделку подзорных труб, очков, геодезических инструментов... Панорамный прицел к пушке или кбице тоже ведь, некоторым образом, помогает определить или измерить расстояние. Как и оптический, на винтовке. Не так ли? Одно плохо — столь возвышенный порыв княжеской души не находил ну никакого понимания у окружающих. В компании имени Карла Цейсса появление новых (вообще-то, любых) конкурентов не приветствовалось, французы и англичане проявили в этом вопросе удивительную солидарность с немцами... Как и имперские производители оптического стекла. К счастью, среди последних были не только такие, как братья Трындины — меценаты, просветители и так далее. Но и такие как фирма Федора Швабе, которая принадлежала выходцу из Швейцарии, а в управляющих имела ганноверского подданного баварского происхождения. К тому же обладающего весьма примечательной фамилией. В излишней благотворительности сей торговый дом не был замечен ни разу, просветительством и прочими благоглупостями тоже не увлекался... Одним словом — очень даже подходящий вариант. Кстати, сам основатель фирмы уже давно успел и обрусеть, и отойти от дел, и более того — даже и умереть. В отличие от баварца Давида Альберта Гамбургера, мужчины в самом расцвете сил и амбиций, уверенно ведущего вверенное ему предприятие в светлое капиталистическое завтра. Ну как с таким не поработать?

— Как я недавно узнал, правление кампании ведет переговоры с неким инвестором из Швейцарии, которого заинтересовало участие в фирме Швабе. Речь идет о продаже как минимум тридцати пяти процентов паев, и к сожалению, помешать совершению будущей сделки нет никакой возможности.

— Личность покупателя неизвестна?

— Увы. Все переговоры ведутся через банк Юнкер, и единственно, что удалось узнать — корреспонденция уходит на адрес кредитного заведения Хотингера. То есть, очередного посредника.

— Н-да, печально. А что же оставшиеся паи? На какое количество можно рассчитывать при соответствующем подходе?

— К сожалению, должен признать, что любая попытка серьезного давления на Гамбургера чревата большой ссорой. Для начала с банком и торговым домом братьев Юнкер, а через них — с Вогау.

Папка докладчика окончательно похудела, расставаясь с последней аналитической справкой, самой пухлой из всех. Впрочем, и без нее оружейный магнат понимал, о чем, вернее о ком идет речь, так как с заведением Юнкеров он был знаком даже лучше, чем сам Горенин. Потому что именно через него и обналичивалась большая часть кредита от Дрезднер-банка. Ну а "Торговый дом Вогау и Ко" негласно возглавлял всю немецкую торговую общину Москвы. Разбирал споры, улаживал конфликты, при необходимости помогал деньгами, пристраивал к делу молодое поколение русских немцев. Можно сказать, был первым среди равных. Ссора с Вогау автоматически ставила толстый и жирный крест на поставках толуола, а без оного делать тротил как-то не получалось. Еще они были монополистами в торговле медью, а значит, тазом из этой самой меди накрывалось и все патронное производство. Но даже и без всего этого неприятностей от них можно было огрести с излихом... Как, впрочем, и предоставить в ответ. Но нужно ли это ему? Мастера у Швабе сплошь немцы, русских всего два человека — уйдет этот Гамбургер (интересно, у него кузена с фамилией Чизбургер нет?), а вместе с ним утекут из загребущих ручек князя и все мастера. Смысл такой победы? Нет, ему надо, чтобы немцы добровольно и с песней обучили себе замену, причем в больших количествах, а это значит?.. Значит, что надо опять хорошенько обо всем подумать.

"А клерки Хотингера молодцы, не ожидал от них такой оперативности. Тридцать пять процентов торгового дома... Небольшое усилие, и собственное производство оптики у меня в кармане".

— Ваши предложения?

— Я считаю, Гамбургер уступит нам десять-пятнадцать процентов паев, при условии размещения у него большого и долговременного заказа. Только он должен быть действительно большим, тогда успех нашему предложению практически гарантирован.

Александр откинулся на спинку кресла, машинально потирая бровь.

"Фото и кинообъективы — раз. Всякие там нивелиры и теодолиты на Дальний Восток — два. Еще бинокли и монокуляры для магазинчиков в офицерских экономических обществах — три. Со скрипом, но вроде что-то набирается? А вообще, не дело, так зависеть от Вогау. Да и со Швабе — мне пятнадцати процентов маловато будет!".

— Принимается, но паев должно быть именно пятнадцать процентов. Лучше — больше, даже несколько дополнительных паев будут нелишними. А что бы переговоры на эту тему прошли легко и быстро, соглашайтесь на любую разумную цену.

— Я думаю, на таких условиях все устроится сугубо положительно.

— Ну что же, это хорошо. Далее. Насколько я помню, прямыми конкурентами Вогау являются купцы Ушковы?

— Точно так-с, "Товарищество химических заводов Ушкова и Ко".

— Организуйте мне встречу с?..

— В настоящий момент товарищество возглавляет сын основателя, Петр Капитонович.

— Прекрасно, вот с ним и организуйте. Что у нас дальше?

— Поставки нефти. В этом вопросе наиболее перспективным выглядит товарищество братьев Зубаловых. Во-первых, на них постоянно давят как Нобели, так и Ротшильд — отчего старший из сыновей даже заработал что-то вроде паранойи. А во-вторых, именно из их нефти получается лучшие масла и смазки. Сотрудничество с нами станет для них наилучшим выходом, и возможно, даже настоящим спасением, так что...

Распахнувшаяся с легким скрипом (а самое главное, без какого-либо предварительного стука) дверь заставила Горенина прерваться на полуслове — а в кабинет широким шагом пожаловал господин главный инспектор.

— Прошу прощения, срочное дело.

Обогнув главного аудитора компании, Долгин положил поверх всех справок и прочих бумаг объемистый бумажный пакет. Непонятно заметил:

— То самое.

И тихо отбыл прочь. Князь с не менее непонятным выражением глаз и лица взвесил нестандартную корреспонденцию на ладони, убрал ее в ящик стола и жестом попросил продолжать. Вот только прежнего интереса уже не было. Нет, взгляд его по-прежнему был очень внимательным, да и уточняющие вопросы не раз заставляли обращаться к собственной памяти (и записям) — но все же, все же. Его сиятельство даже не порадовало благополучное завершение истории с Ярославским консервным заводом — управляющий которого, Семен Венедиктович Крюков, по результатам проверки глубоко и искренне осознал свою ошибку. И не только осознал, но даже и возместил все последствия своей нескромности, причем сразу в трехкратном размере. Как говориться — на свободу... Пардон, увольнение, с чистой совестью. Пусть нищий, зато честный, ага.

— Что ж, все хорошо, что хорошо заканчивается.

Посчитав это изречение намеком на то, что доклад на сегодня закончен, Аристарх Петрович плавно потянул язычок никелированной "змейки", закрывая свою папку.

— Еще одно небольшое дело.

Язычок еле заметно пошел в обратном направлении.

— Мне уже не раз говорили о необходимости личного секретаря.

Горенин понимающе наклонил голову, заодно оставив наконец в покое папку.

— Русский, хорошо разбирающийся в реалиях торговой Москвы, несколько языков, приличное образование, минимум родственников... Пожалуй, на этом пока все.

Аристарх Петрович коротко, почти по-военному кивнул, впечатленный и озабоченный той степенью доверия, что оказал ему князь. Впечатленный — все же подбор кандидата доверили именно ему. А озабоченность проистекала из понимания одного-единственного факта — не дай бог, будущий секретарь в чем-либо крупно проштрафится. Спросят и с секретаря, и с того, кто его рекомендовал.

У-уууууууууу!!!!

Тоскливо-истошный гудок за стенами фабричной управы, вернул главного разведчика компании в реальный мир.

— Будет исполнено, Александр Яковлевич. Я могу быть свободен?

Оставшись в тишине и одиночестве, аристократ-промышленник неспешно прогулялся по кабинету, разминая ноги, затем щелкнул замком на двери и уселся поближе к окну. Мягко захрустела вощеная бумага пакета, затем еще раз, падая на пол, а в руках у Александра оказал стандартная канцелярская укладка. На вроде тех, что обыкновенно используют в полицейских участках империи.

— Старые привычки, доставшиеся от мужа?

Укладка, как и ее обертка, была безымянной.

"Итак, Зофи Михаловна, урожденная Купель, одна тысяча восемьсот шестьдесят третьего года рождения. Фамилия и титул в первом браке — баронесса Виттельсбах. Во втором — госпожа Волошина-Томанова. Отец вышеназванной особы гербовый шляхтич немецких кровей, лютеранин. Мать — полька из шляхетной протестантской семьи. Со всех сторон Сонечка благородных кровей, значит? Это хорошо. Что там дальше? Во время последнего восстания на Польше семья проявила лояльность... Что не спасло их от последствий военных действий и специального налога на польскую шляхту. Медленное скатывание семьи к разорению, ускорившееся после смерти отца, болезнь матери, сведшая в конце концов ее в могилу, и неожиданное сватовство...".

Александр с интересом покрутил перед глазами отдельный лист, практически анкету, на сорокапятилетнего (на момент брака) вдовца, а по совместительству, статского советника барона Виттельсбаха. В скобках мелким, но очень разборчивым почерком указывалось — барон принадлежал к Лейхтенбергской ветви этого, когда-то королевского, рода.

"Однако!".

— Определенно, чувствуется академический подход к собиранию сведений, и немалый полицейский опыт. Занятно, где его смогла получить Эмма?

Так как барон жил в России, он давно стал православным. Как говорится, карьера — наше все! А так как молодая жена была большой умницей, то незадолго до венчания последовала его примеру.

"Во время службы в Польше барон проявил себя опытным и дальновидным человеком, вовремя прикупив земли между Буковно и Олькушем — а конкретно те участки, где были свинцово-цинковые шахты. Совсем ненамного опередив в сем благом начинании банкиров Вавельберга и Ротванда. Н-да, знакомые все личности... Теперь понятно, почему Софи так равнодушно относилась к неурожаю в своем поместье. Пока шахты действуют, у нее каждый год урожайный. Так, что дальше? Муж умирает от апоплексического удара в восемьдесят пятом, после чего безутешная вдова... Вот черт, даже меня упомянула! Впрочем, чего уж тут скромничать, парень я видный".