Две серебристые тени, соскользнув с клинков, начинают кружиться вместе со мной в безумной пляске смерти. Я уворачиваюсь от лап и когтей, проскальзываю под телами, прыгаю, изгибаюсь, ни на миг не забывая, что все это танец. Две сиды, скалясь и смеясь, так же безумно кружатся вокруг меня, направляя клинки на Стражей. Их короткие серебряные волосы развеваются в потоках неощутимого ветра, как и рваные подолы длинных призрачных платьев. Они кажутся видениями, нереальными, рожденными моим искаженным сознанием. Но это не так.

Я делаю выпад вперед, целясь прямо в горло твари, и вместе с клинком к цели несется Правая, стремясь вцепиться в горло своими длинными и толстыми стальными когтями, что растут на ее хрупких ручках... И как подтверждение реальности этих созданий на шее Стража открываются пять страшных рваных трещин, и он падает на пол. Я, оттолкнувшись от тела, подпрыгиваю вверх, к самому потолку, а затем падаю вниз, направив сестер на очередного волка, и пою, улыбаясь сверкнувшей в небе Луне.

— Искаженные тени дрожанием сна

Заплетают вокруг свой немой хоровод.

Зверь голодный во мне. Открываю глаза,

Чтобы снова взглянуть на пустой небосвод.

Тихий треск огня, что окутал мое тело, раздражает, отвлекая от столь интересного дела, как препарирование очередной тушки и я, извернувшись, сбрасываю его с себя. Но он не опадает на землю, наоборот, складываясь в фигуры, сполохи поднимаются в воздух, сопровождая меня как свита, готовая уничтожить любого, кто приблизится ко мне. Запахло паленой шерстью... Мне нравиться это. Это приятный запах чужого поражения.

— Плети черной луны разрывают мне грудь,

Голос мой, надрываясь, пульсирует Тьмой...

Убегай от меня, не преследуй мой путь,

И не слушай, как голос звенит под струной!

Мне надоело играть — Стражи, осознав, что орешек оказался им не по зубам, стали просто убегать, не делая ни единой попытки спастись. Скучно! А их было еще шестеро — лови каждого, убивай. Нет, не стоит так бездарно тратить время!

Послушные моей воле нити, что связывают светило с землей словом и мыслью, песней и силой, обрели плоть, становясь острейшими струнами, что разрезают плоть замешкавшихся Стражей. Те, не понимая, что происходит, мечутся по залу, а невидимые струны отрезают им лапы, калечат тела... Мне остается лишь добивать слишком умных, заметно сокращая время этой скучной работы. Я напомнил себе мясника, что уже не первый десяток лет разделывает туши. Мое отношение было таим же спокойным и скучающим.

Для меня прежнего это было бы странным, но меня-"дракона" это не волновало, как не волновала кровь и грязь на одежде и волосах, мне хотелось лишь удовлетворять свое любопытство.

— Но не внемлют словам чьи-то тени немые —

Только голос и пенье запутанных нот.

И вослед наступая, созданья слепые

Шли за мной по дороге нечаянных слез.

Им плевать, что мой меч напророчит лишь смерть,

И плевать, что в зрачках только холод насмешки —

Они просят одно: "Не заканчивай петь!"

И хрустят под ногами разбитые пешки.

Под ногами дороги замкнулись во круг,

По которому вечно придется идти

Барду Тьмы, в окруженьи протянутых рук

Тех, кого чары песни прокляли вести...

Твари, издав последний стон, затихли с последними словами песни. Я тоже замер, наслаждаясь покоем и тишиной. С последним эхом растаяли чары, навеянные моей песней, и все исчезло — исчезли две стальные Леди, исчезли тени, рожденные черным пламенем, исчезли струны луны. Исчез "дракон". Остался только я-Кантаре, я-бард, я-повеса, который старался не испортить величественную картину и не попрощаться со вчерашним обедом.

Я не очень хорошо помнил, что происходило в последние минуты, прошлое было похоже на лоскутное одеяло, где неведомый мастер перемешал события, словно в головоломке, так что мне потребуется немало времени, чтобы понять, что только что произошло. Но, возможно, это и к лучшему — я не уверен, что хочу знать, что делал и чем наслаждался я, обретя целостность.

За спиной раздались шаги, и я, обернувшись на звук, увидел приближающихся друзей. Израненные, усталые, они улыбались так радостно и приветливо, что я не смог удержаться и засмеялся, сбрасывая напряжение. И мне вторил их смех.

И в тот момент я осознал, что последние строки моей песни были пророчеством — я обречен вести их за собой, а они обречены следовать позади, даже если впереди будет смерть. Темный умеет вязать крепкие оковы... Наверное, я мог бы освободиться из этих цепей, но разве я хочу их разрывать?

Джайрин,

Наемница

Когда они подходили к барду, замершему посреди бойни, Джайрин чувствовала себя крайне неуверенно, что раньше случалось не так уж часто. Бард оказался совсем не таким, как она думала — нет, она и раньше понимала, что в нем сидит нечто темное, но не представляла масштабов. Наверное, надо было испугаться, но этого не происходило — видимо какая-то часть девушки понимала, что каким бы он ни был, Кантаре все равно помнит и ее, и других.

В конце концов, он ведь помог им залечить раны! Хотя, как сказали Шурай и Кэсс, а их мнению повода не доверять не было, он залечил их как Черный Целитель, то есть мертвой плотью, но сид пообещал, что на ближайшем привале все исправит. А значит, обижаться было не на что — он ведь каким-то образом спас их всех, хотя раньше считалось, что убить Стражей невозможно.

Бард обернулся и, посмотрев на друзей, плюхнулся на пол, не сдерживая истерического смеха. Остальные тоже, не в силах противиться радости жизни, стали смеяться вмести с ним. И было всем хорошо.

— Кантаре, ты ничего не хочешь нам сказать? — прозвучал тихий голос вампира, явно сгорающего от любопытства. Он был абсолютно спокоен, так как не умел смеяться, и ждал ответа быстро погрустневшего певца.

— Рене, а давай немного попозже?— жалостливо протянул парень.— Сейчас не время для длинных историй...

Вампир согласился, хоть и с явной неохотой, и стал дожидаться, когда успокоятся остальные. Немного времени спустя, послушав Пати, друзья стали думать как быть, учитывая предательство графа.

Бард, почесав грязные волосы, начал:

— Ну, если я правильно понимаю, вопрос "будем ли мы спасать Фури?" не стоит?.. Вот и отлично!— он тукнул ланью о кулак и пожал плечами.— Тогда, простите, я не понимаю, что мы рассусоливаем — руки в ноги и вперед, пока с ней не случилось ничего плохого! На месте разберемся!

Мрачный Неки покачал головой, замечая:

— Мы ранены, устали, а воины графа сытые и отдохнувшие. У нас нет шансов!

— Против Стражей тоже не было! Не парься Неки, прорвемся! И вообще, это пока не главная проблема.

— А какая же, по твоему, главная? — к повару-убийце наконец-то вернулось ехидство, что ничуть не помешало барду, радостно улыбаясь, ткнуть в один из проходов:

— Наша первая и главная проблема — разобрать этот завал!

Фури,

Странница

Когда восток снова заалел, связанная девушка с надеждой вглядывалась в темноту коридора, надеясь, что сегодня ее друзья все-таки вернутся, спасут ее и надают по шее этому сволочному офицеру. Последний, постоянно вставляя свои ехидные и жестокие комментарии, уже изрядно достал девушку, так что она желала ему долгой и мучительной гибели.

— Ну что, девица-красавица. Готова перед смертью доставить радость моим парням? — смеялся Мирн.— Ой, не хмурьтесь, милая, обещаю, вам понравится! Ну, а если это будет для вас так бесчестно, то можете утешаться тем, что смоете этот позор кровью!

— Смою. Твоей, — прошипела девушка, пытаясь укусить мужчину. Тот, лишь усмехнулся на ее жалкие потуги, и отошел, построив воинов вокруг входа в холм. Там. Где-то вдали уже послышались спокойные шаги. Сердце девушки наполнилось радостью, а по щекам потекли слезы.

— Рано радуешься, девочка.

Хриплый голос Мирна вернул ее с небес на землю — если смотреть со стороны, то у измотанных двухдневным сражением друзей куда меньше шансов на победу.

И тем не менее, она не перестанет верить в своих друзей.

Когда на поверхности показались ребята, Фури даже дернулась навстречу, но ее резво перехватил стоящий рядом гвардеец и, залепив сильную пощечину, разбив губы в кровь, усадил обратно. Девушка увидела, как до белых костяшек сжались кулаки у Неки, как блеснул ненавистью взгляд барда... И на душе стало спокойно — ее спасут.

Но офицер так не считал. Расслабленно подойдя к команде, он сказал:

— Должен извиниться, но мы вынуждены вас убить.

— И что же такого мы сделали графу Сэнтиару? Не считая освобождения его земель от тварей.

— Графству вы не сделали ничего, зато сделали Гильдии. А нам, знаете ли, после всех этих проблем с льдистыми, очень нужны деньги. Так что, извиняйте!

И, махнув своим воинам, приказал:

— Убить!

Кантаре,

Бард и жрец

Когда я смотрел на этого человека, который все решил, которому было плевать на все, кроме денег и приказов, мне почему-то вспомнился разговор с Лунным светом, который говорил, что я не могу выбирать, что выбор сделан за меня другими. Теми, кто объявил мне войну. Сейчас, кажется, я начал понимать, что он имел в виду.

Взглянув в его глаза, я принял его выбор и улыбнулся.

И в воздухе зазвучала Песня.

Мирн,

Офицер личной гвардии Сэнтиара

Когда он понял, что аристократик начал петь, мужчина едва сдержал смех. Это было так нелепо — петь перед смертью, так пафосно и бесполезно, что казалось издевательством. Но, ощутив невидимые путы, сковавшие тело, когда понял, что это была не просто песня, было уже поздно.

Собрав последние силы, Мирн поднял голову, чтобы взглянуть барду в глаза. И в них он увидел, как сквозь золото проглядывает Тьма, словно осенью проглядывает черный омут сквозь на миг разошедшийся ковер листьев на его поверхности. Это было страшно, очень-очень страшно...

А потом, уже теряя сознание, он прочитал по тонким губам:

— Во имя твое...

А дальше — тьма.

Глава 11

Экстремал должен четко чувствовать грань, где кончается экстрим и начинаются неприятности.

— Слышали ли вы легенду о Темном Барде, что присягнул Тьме и славит Врага? Нет? Тогда слушайте!

Говорят, что недавно на землях, что лежат к северу, появился смертный, чьи волосы отливали золотом, а кожа антрацитом. Говорят, что он возник, словно ниоткуда, со старинной ситарой за плечами и двумя клинками за поясом. Ступая по тропам и трактам, он идет, играя на струнах инструмента, поет свои песни. Они настолько прекрасны, что зачаровывают и детей, и взрослых, и девушек, и суровых воинов, всех, кто хотя бы раз услышит его голос.

Он очень красив, кажется, что небожитель спустился на землю, настолько изыскана его внешность. Ни одна из встреченных им женщин не в силах отвести взгляд от его лица. Но глаза его, словно наполненные расплавленным золотом, смотрят жестко и холодно...

Он играет в чувства, он играет с чувствами, он всегда носит маски, хоть и не скрывает Тьму, что царит в его душе. Но тем, кто услышит его песню, уже все равно, кто он, кому он служит и что он пророчит им... все равно! Они не в силах противиться песни, готовы следовать за ним куда угодно, готовы сотворить все, что угодно, лишь бы еще хоть раз услышать его.

Но он никогда не зовет никого за собой. Он одинок в своем пути. Лишь ночной лес и сияющая луна спутники ему, лишь звери и птицы ночные друзья ему, и лишь Темный Бог господин ему.

Говорят люди, что он не признает ни власти земной, ни власти небесной. Говорят, что он непростительно дерзок в гордыне своей, что ставит себя выше всех! Говорят... Он не боится правды и презирает ложь, он насмешлив и язвителен, он не уважает ни старших, ни тех, кто выше его. Он не молится Богам светлым, не молится предкам своим — лишь тризну кровавую песней он правит, лишь Господину Темнейшему служит! Слушайте люди!

Слышал я и то, что уже назвали его старцы мудрые, старцы святые, Апостолом Темным, что смерть нам приносит на крыльях кровавых, в песнопеньях темных. Слышал я от людей надежных и умных, да не знаю, правда ли! Сам не видел я эльфа златовласого, что по дорогам странствует, что свой дар на золото меняет, не видел — и слава Богам!

А то, вдруг, правду люди бают и впрямь он песней своей не только смех и радость, покой и счастье приносит, но и сон смертный, сон вечный навеять может?.. — старик-сказитель закашлялся и, схватив костлявой рукой деревянную кружку, допил молодое, кислое вино.

Вокруг снова было шумно — посетители придорожного трактира, что стоял на границе Южных Земель, вернулись к выпивке, мясу и хорошеньким служанкам, громко обсуждая услышанную новость, которая со временем обросла просто невиданными подробностями. Бард уже побеждал армии, сжигал храмы и, что самое страшное, плюнул в Пресветлого Отца!

— И самое приятное! — раздалось из угла и зал засмеялся. В этих местах редко можно было встретить тех, кто бы являлся истинно верующим в Светлого, так что неизвестный Бард скорее вызывал интерес и уважение, нежели ненависть, и это было совсем не странно.

Южные Земли испокон веков были особым местом — расположенные между горами дроу и землями вампиров, они давно не только привыкли к созданиям Темных, но и практически полностью сроднились с ними. Здесь крайне редко можно встретить чистокровного человека, зато полукровок и квартеронов было больше чем достаточно. Дампиры и полуэльфы составляли добрую половину населения Южных, потому к Светлым Богам было особое отношение. Нет, здесь не поклонялись Врагу, не приносили кровавых жертв, но здесь, куда чаще, чем на Севере, задавались вопросом: правы ли древние сказания и святые старцы? Правда ли Враг — истинное Зло? И за эти вопросы Юг считался прибежищем всех еретиков, что бежали от презрения других.

Посему здесь рассказ сероглазого старца не вызвал ненависти или порицания, скорее наоборот. Многие из посетителей сами бы с удовольствием не только встретились, но и выпили пару чарочек с этим "Темным Бардом". Старик же, получив свою пару монет, тихонько вышел из таверны и, что-то невнятно бормоча, отправился в путь. Куда он шел, зачем? Никто не знал, знали лишь, что он, появляясь в сотнях деревень и городов, всегда рассказывал одну и ту же сказку — сказку об одиноком страннике, прозванном Темным Бардом...

Эден,

Служанка при трактире

"Какая красивая сказка!" — думала черноглазая девушка, замерев у кухонной двери, слушая старика. Она вот уже десять лет работала здесь, с тех самых пор как фанатики Светлого убили ее мать за то, что она родила дочку от дроу. Тогда она лишь чудом спаслась — старуха-соседка спрятала трехлетнего ребенка у себя, но после той ночи мало нашлось бы людей, которые ненавидят слуг Светлого больше, чем она.