' А здесь мы тогда заспорили, кому первому подыматься. Я ей говорил: 'Видана, давай ты вначале — коли оступишься, я подхватить смогу'. А она твердила сердито: 'Нет, ты! Ты вперед иди!', краснела да всё норовила подол сарафана вокруг ног обернуть. А я понять не мог — отчего сердится? Только потом сообразил...'

Кирилл раздвинул губы подобием улыбки, поднял лицо: огромный диск луны стоял на верхней площадке, которая выглядела крылечком у входа.

'Добро пожаловать на луну...'

Искристая лунная дорожка, сбегавшая вниз по синим заснеженным ступеням, походила на шитую серебром кайму по краю синего сарафана.

'Видана... Видана... Видана...'

Кирилл сделал первый шаг, ощутив, как нечто внутри него очнулось, открыло глаза и стало осторожно осматриваться. Он тут же остановился, вспомнил наставления Яра и попытался разобраться: сверху или снизу пришло это. Не успел — оно исчезло. То ли само по себе, то ли избегая наблюдения.

— Господи! — проговорил Кирилл, взбираясь по ступеням. — Как же вы все мне надоели!

Наверху он внимательно присмотрелся к зубцам стены, припоминая, меж которыми из них выглядывала наружу Видана. Постарался приладить свои ладони именно на те места, где тогда лежали ее ладошки. Перегнулся вниз, нашел взглядом слева в стороне залитый лунным светом краешек бережка у переката с голыми кустами шиповника и темными ракитами на противоположном берегу. Закрыл глаза и увидел там две маленькие фигурки посреди июльского полдня.

* * *

Черная тень на стене пошевелилась, а голос за спиной проговорил раздраженно:

— Нет, это ты тому причиной! Ты и только ты! Хватит уже прикидываться дитятком неразумным: 'чашка сама разбилась' да 'не знаю и не ведаю, кто это'. Она никак не могла, а сторонних не было. Мы проверили.

— Значит, плохо проверяли... — буркнул Килилл.

— А? Что ты там бормочешь?

— Я говорю: плохо проверяли! — заорал он, в который раз безуспешно пытаясь обернуться и разглядеть собеседника.

— Не ори! И не дергайся! Давай еще раз: преграда есть?

— Есть.

— Она поставить не могла, иных замечено не было. Мы не ошибаемся. Значит, ставил ты.

— Нет!

К черной тени со стороны придвинулась такая же. До Кирилла из-за спины донеслись обрывки шелестящего шепота. Первая тень кивнула, а вторая убралась обратно.

— Ну ладно... — раздумчиво проговорила тень. — Ты — не ты... Есть преграда — нет преграды... Давай так: не найдешь ее ты — мы найдем. Но тогда уж не обессудь. Так что...

Тень затряслась в притворном смехе и сделала ручкой:

— Давай, голубчик, давай!

* * *

У пустоты были сотни глаз, такие же пустые и неразличимые в ней. Распахнутые, обернутые внутрь себя, закрытые — все до единого наблюдали за ним.

Сотнями своих рук Кирилл свернул сотни кукишей и поднес их под каждый из глаз. Он знал, что среди них есть и враги, и друзья, но ему было все равно — внутри тоже была пустота. И те и другие немедленно закивали — почему-то согласно и одобрительно.

'Глаза не могут кивать!' — поправил его кто-то из внутренней пустоты.

' Да мне и на это плевать!' — равнодушно отозвался Кирилл и рассмеялся пустым смехом, ибо получилось складно.

* * *

Оно опять проснулось внутри него, как это было перед сном у подножия 'лестницы на луну'. Повело головою вокруг, пошевелило руками и ногами, будто пробуя их. Кирилл отчего-то сразу решил не использовать Яровы наставления — просто наблюдал. Пробужденное существо росло, изменялось, начиная тревожно напоминать кого-то очень и очень знакомого. И кто-то стоял за ним, делая движения, которые постепенно складывались в жесты и знаки. А пробужденный послушно повторял их.

'Кто ты?' — спросил его Кирилл, начиная догадываться об ответе.

'Это ты, Ягдар' — тихонько сказал голос того, кто стоял за ним.

'А это ты, Видана' — ответил он еще тише.

Внутреннюю пустоту стали медленно заполнять потоки холодного покоя.

* * *

Брат Иов скрытно, однако очень чувствительно ткнул в бок приплясывающего от нетерпения Кирилла.

Отец Варнава тем временем быстро освободил стол, раскатал на нем жесткий свиток карты, придавив строптивые углы книгами, и поманил к себе:

— Покажи-ка, княже...

Кирилл, наморщил лоб, машинально поводил рукою, вглядываясь, и уверенно повел пальцем по одной из дорог, разбегающихся от монастыря через лес:

— Сюда! Там дальше сельцо будет с церквушкою, называется...

Он склонился над картой пониже. Искривив голову, прочитал:

— ...Марфин Удел.

— Ты не знал названия?

— Я по-другому видел, отче.

— А дальше куда?

— Не ведаю, отче. Видана говорила, что потом скажет. Отчего так — тоже не ведаю. А из Марфиного Удела, я гляжу, две дороги ведут: одна — на Курбу, а другая — на Червен-городец...

Отец Варнава поднял голову и поверх склоненного над картой Кирилла обменялся с братом Иовом у порога короткими взглядами:

— Ну что ж, княже: отправляетесь вдвоем, два часа вам на сборы...

Он сделал паузу — возможно, ожидая, что Кирилл начнет спорить: дескать, время не ждет и выступать в путь следует не медля. Однако тот просто выпрямился и молча продолжал слушать.

— К полудню уже у моста через Колотовку будете, к вечеру и до Марфиного Удела доберетесь. Там заночуете, а дальше — как ты скажешь, княже.

— Как Видана скажет, отче, — уточнил Кирилл.

— Верно. Наши люди вас вести будут. Потаенно. Не пожелаешь ли узнать, отчего не вместе с вами, одной дружиной?

— Нет, отче.

— И молодец. Сейчас гонца в дубраву отряжу, а брат Иов здесь похлопочет. Твой доспех из ризницы сюда поднесут, успеешь оглядеть. Если что из огнебойного оружия пожелаешь — скажи.

— Мою ручницу, отче. Ну, которая Держановой работы, подарок его.

— Как же, помню, помню... — отец Варнава усмехнулся мельком.

— Ага. Разве, припасов еще попрошу: огненного зелья да пуль бы добрать хоть несколько, если имеются.

— Имеются. У отца ризничего закрома богаты, самолично подберет. Он у нас в некие времена и с пищалью дружил, и даже с мушкетоном. Еще пожелания?

— Это всё, отче.

— Добро. Тогда возвращайся в келию и жди. Постой! Ведь не усидишь, изведешься в ожидании. Позволяю, как и вчера вечером, помыкаться в пределах обители. С Богом, княже. Брат Иов, а ты задержись, яви милость.

Кирилл зашагал по галерее, сделав вид, что не приметил за полупритворенной дверью одной из гостевых келий любопытного глаза и не расслышал старательного сопения. Поворачивая к лестнице, бросил через плечо:

— Ты уж определись: схорониться желаешь или внимание на себя обратить. А я пока пойду.

Мальчишка лет десяти немедленно выбрался из-за двери и проворно нагнал Кирилла:

— Ты тот самый князь Ягдар?

— Какой — тот самый?

— Ну, тот самый... Который... — он нескрываемым восхищением оглядел Кирилла. Шумно потянув носом, поднес к нему край рукава и тут же одернул — похоже, вовремя вспомнив о неких заповедях.

— Угадал. Я и есть тот самый, который. А ты — Велко. Я тоже слыхал о тебе. А пробежаться по галерее на четвереньках да залаять мне нынче не очень хочется. Может, в другой раз.

— Ага! — сказал ничуть не смутившийся Велко. — А ты куда?

— Туда! — ответил Кирилл, спускаясь по ступеням и ткнув пальцем перед собою.

Негустой снегопад за ночь успел зализать его вчерашние следы. Зачем-то стараясь попасть каждым сапожком в прежние отпечатки, он взобрался на стену. Подошел к заветному месту, приложил ладони к стылому камню. Замер. Холод-утешитель, вернувшийся к нему, отогнал утренний морозец прочь от тела. Редкие снежинки, в полном безветрии опускавшиеся вниз, постепенно замедлили свое падение, а потом остановились в воздухе у его лица.

Кирилл улыбнулся одними губами и закрыл глаза.

Через какое-то время он очнулся от зова снизу, а еще спустя час привратник отвесил последний поклон и ворота обители захлопнулись за ними.

Кирилл пустил было своего гнедого легкой рысцой, но Иов придержал, поинтересовавшись: как может внутренняя спешка ускорить приближение к цели? А еще выговорил Кириллу за отказ от завтрака. Причем не в своей обычной рубленой манере, а с непривычно обстоятельными пояснениями и многословными резонами. Неодобрительно хмурясь, качая головой и почти неотрывно глядя ему в глаза. В другой раз это могло бы показаться любопытным и даже заслуживающим разъяснения. Но сейчас Кириллу было невыразимо лень задействовать голову; он отделывался односложными ответами, междометиями, а потом и совсем замолчал. Покачивался в седле, рассеянно смотрел куда-то вперед поверх мерно взмахивающей конской челки, время от времени чувствуя на себе внимательные взгляды Иова.

Изредка тот поднимал руку и к чему-то прислушивался, а то и вовсе спешивался, подходил к ближайшей ели и прикладывался ухом к стволу. Кирилл всякий раз послушно останавливался, ни о чем не любопытствуя, терпеливо ждал.

Снежная перина, соскользнувшая с огромной еловой лапы, накрыла его вместе с конем — тот шарахнулся в сторону. Кирилл собрал снег с непокрытой головы и старательно растер его по лицу, нимало не озаботясь тем, чтобы отряхнуться. Иов на то никак не отозвался.

Дорога перегнулась, полого и криво пошла вниз. Лес постепенно покрылся лоскутами старых вырубкок, уже заросших маленькими елочками, а потом сменился густым молодняком. Стал слышаться шум бегущей воды. Громко именуемая рекой Колотовка в этой местности была всего лишь бурным незамерзающим ручьем с коварным — особенно по весне — нравом.

В просветах еловых верхушек впереди показалась серая лента каменного ложа лощины с прыгающим по ней потоком и высоким мостом на толстых сваях.

— Иов, нас ждут, — вдруг сказал Кирилл, осаживая коня. — Засада у самого моста. Там и там — он указал рукой — двое стрельцов с огненным боем и двое лучников. Бить будут по коням... и тебе... Я надобен живым. Трое мечников, трое копейщиков. Там и там. Их кони в той стороне.

Иов проговорил негромко:

— Еще что видишь?

Кирилл подумал:

— Конные. Заходят... То есть, зайдут той стороны. И с той. Сеча. Дальше не вижу...

— Нас заметили?

— Еще нет.

— Тогда стоим здесь и ждем, — заключил Иов.

Кирилл кивнул:

— Сейчас начнется.

Кто-то закричал невнятно и визгливо, тут же поддержанный другими голосами. Крики смешались с гулкими хлопками огнебоев, топотом копыт и железным лязгом, подхватились и умножились скачущим окрест эхом.

— Ты знал о засаде? — спросил Кирилл.

— Подозревал. Я думал, раньше объявят себя. Правда, тут место уж больно хорошее. А это они так думали. 'Неусыпающие' шли крыльями — слева и справа от нас. С передовыми дозорами.

— А твои люди?

— Они не здесь. Нам нельзя убивать — не забыл? Ты, гляжу, пришел в себя.

— Я и до этого там пребывал.

— Как скажешь, княже.

Звуки боя стали быстро стихать.

Иов вопросительно глянул на Кирилла.

— Можно, — ответил тот, трогая коня.

Заснеженный пологий бережок был изрыт копытами и истоптан ногами. Под густой стеной молоденьких елочек лежал рядок неподвижных тел. Трое оставшихся в живых стояли на коленях со связанными за спиной руками в полукольце 'неусыпающих'. Хотко, явно бывший тут за десятника, отделился от них и подал знак Кириллу. Подойдя ближе, проговорил вполголоса:

— Княже, Димитрий просил, чтобы ты каждому из них в лицо заглянул — и мертвым, и живым.

— Зачем?

— Не ведаю, княже.

Кирилл дернул плечом, полез с коня. Обошел семерых, лежавших в полосе елочной тени, останавливая взор на каждом. Направился к коленопреклоненной тройке. При его приближении крайний коротыш с залитым кровью глазом вскинулся и зачастил:

— Слышь, княже! Важное что хочу тебе сказать! Тебе важное скажу, а мне, может, поблажка какая выйдет, а?

Двое других продолжали понуро глядеть на свои колени.

Кирилл остановился перед ним:

— Ну, говори.

— Слышь, ты наклонись ко мне, княже! Это только для твоих ушей назначено! Поближе наклонись, а?

Кирилл покачал головой:

— Ты надеешься мне в горло зубами вцепиться да вырвать его. А сказать тебе нечего. Но как воин ты хорош.

— А ты смышлен, княже! — оскалился коротыш.

— Я знаю, — ответил Кирилл и обратился к двум другим:

— Головы подымите!

Заглянул в лица и вернулся к Иову, который, спешившись, внимательно слушал Хотко. Шлепнув по щеке гнедого, вдруг пожелавшего шумно выдохнуть ему прямо в ухо, спросил десятника:

— Мы дальше — как?

Тот слегка удивился:

— Мыслю, как вам Варнава-игумен наказал. Да хранят вас Обереги со Христом!

— Спасибо за помощь, содруги! — отозвался Кирилл уже из седла и слегка пристукнул сапожками по бокам гнедого.

Ближе к сумеркам показалось село. Как только лес вдруг поредел и остался за спиной, оно явилось сразу, лежащее в синеве низины посреди полей, густо утыканное гостеприимными белыми вешками печных дымков.

— Будет мороз, — отметил Иов.

— Ага, — согласился Кирилл. — А на ночь где остановимся?

— Марфин Удел — село большое. Есть постоялый двор. Есть храм Марфо-Мариинский. При каждом храме непременно должна быть изба странноприимная.

— Давай на постоялом дворе — мне отчего-то захотелось среди людей побыть.

— Шум людской тебе не помешает видеть?

— Нет. Отчего-то именно его и желается.

— Как скажешь, княже.

Постоялый двор располагался несколько в стороне. На должном, предписанном Великокняжеским Уложением, расстоянии от самого села. К нему сворачивала недлинная дорога, благоукрашенная в начале своем огромными, широко растворенными во чисто поле, зазывальными воротами. Вероятно, уветливые сельчане очень беспокоились, чтобы невнимательный путник не прошел мимо и смог по достоинству оценить марфинское гостеприимство. Для подтверждения незыблемости последнего распахнутые вратницы были крепко прибиты к врытым в землю кольям.

Настоящие ворота находились в полутора стрелах далее, посреди высокого глухого забора из добротного тёса, побеленного влево и вправо для вящей красоты примерно настолько, насколько хватило бадейки извести. Наглухо запертые и заложенные на засов 'по позднему времени, от волков да всякой голи перекатной' — как пояснили выглянувшие на стук двое добрых молодцев в медвежьих тулупах, — они были тут же отворены, и Кирилл с Иовом въехали во двор. Один из молодцев ухватисто принял коней, а другой, поддерживая под локотки дорогих гостей, помог им проследовать к высокому крылечку в шаге от ворот.

Гостевая горница и видом своим, и запахами, и звуками походила на тысячи своих сотоварок во всех концах земли Русской.

Щекастый отрок в шелковой рубахе, оперезанной витым шнурком, и белых портах положил привычный поклон, успев хватко окинуть взглядом обоих. Кириллу тут же была предложена горенка 'для гостей познатнее да почище', на что он коротко мотнул головой и направился к пустовавшему торцу одного из столов у ночного окошка.

Посетителей имелось умеренно, около двух десятков. Гудение голосов было негромким, смех и возгласы — нечастыми. Тесная группа торговых людей в углу чинно внимала с дымящимися кружками в руках речам старшего во главе стола. Далее по горнице в столь же привычном наличии и порядке располагались пары-тройки беседующих, играющих в зернь либо уединенно размышляющих в обществе вина или пива о различных житейских предметах.