Битва за Эллиоты. Часть 2

— Хм, интересный подход, воздействовать сразу через трёх женщин, которым государь отказать не сможет. Над этим ходом стоит задуматься, — соглашаясь, кивнул наместник, — А остальные члены династии?

— Желающих возглавить много, но за ним стоят группировки, которые действуют в интересах других стран. Например, Владимировичи больше связаны с Англией, а Михайловичи с Францией. Нам же нужен национально ориентированный государь. И как не парадоксально это только, его величество, Николай Александрович, но по доброй воле он на изменения не пойдёт, — Вирениус развёл руками, — Он считает, что России ни как невозможно дать конституцию. Так, как он не будет присягать какому-то быдлу. Заседающему в парламенте. Но, это английская страшилка, после того как в Англии была республика. У нас всё может быть наоборот. И по конституции государь сможет не только царствовать, но и править. А по поводу женщин в современной истории империи то, к сожалению, пока принцессы ещё слишком малы. Но лет через несколько, на его величество можно будет влиять и через принцесс. Особенно, через её высочество Татьяну Николаевну. Но это в перспективе. А так, выкручивать руки, его величеству, будет бесполезно[3]. Этим от него ничего не добиться. Единственное в чём он слаб, это в отношении к своей семье. В случае угрозы расправ, в отношении жены и детей, он пойдёт на отречение. При этом его самого можно было бы поманить восстановлением в церкви власти патриарха. А не Священного Синода. И сделать патриархом Николая Александровича. Думаю, такая замена его положения сможет устроить его величество.

— Вас, Андрей Андреевич, не поймёшь, — усмехнулся Алексеев, — То уверяете, что замены его величеству нет. А то указываете, как можно добиться его отречения.

— Его величество, единственный сейчас, в высшем эшелоне власти, для которого Россия имеет значение. Немного правда в извращённом представлении. Отставшем от реалий лет на сто, если не все двести. Но остальные хуже, тут же побегут прислуживать тем, кому симпатезирую. А самому бы Николаю Александровичу ввести бы конституцию. Хотя бы в виде переработанных вариантов, что разрабатывались при их величествах Александре Павловиче и Александре Николаевиче. И сделать возможность народу избирать, какой-то даже не законодательный, а скорее законотворческий, орган. Который, помимо законотворчества, ещё выдвигал бы правительство. На утверждение государя.

— А вы демократ, Андрей Андреевич, — с сарказмом произнёс Алексеев.

— Отнюдь, ваше превосходительство, далеко нет, — усмехнулся адмирал Вирениус, — Но знаете, демократия, как форма правления, это просто инструмент управления государством. Как, впрочем, и республика или монархия. Это далеко не охлократия, не власть толпы, не власть безумной стихии, как у нас опасаются. Это если по аналогии названий. Ведь толпа черни, на древне-греческом языке, это именно охлос. А демос, это далеко не весь народ. Даже, по теоретику этой формы правления, Платону, представители демоса, это не плохо образованные, для своего времени, люди. Глубоко верующие, имеющие семью и собственность. Причём с доходом, позволяющим не только безбедно жить, но и приобрести, за свой счёт, не самое дешёвое вооружение. И самое главное, с помощью этого оружия, защищающие государство. К тому же, добровольно принимающие участие в управлении государства. Пусть и это государство только город. В любом противном случае, представитель демоса, опускался до охлоса. До толпы. И в управлении государства участия не принимал. И да важно, по тому же Платону, каждый представитель демоса должен был иметь не менее трёх рабов. Как вам такое общество, ваше превосходительство? Согласитесь, что ответственными за отечество в этом случае оказываются далеко не чернь, а весьма солидные и ответственные люди. Хотя есть мнение, что демократия является худшей формой правления, за исключением всех остальных. Но я хочу предложить другой вариант.

— Это какой же, Андрей Андреевич? — наместник подался вперёд, положив руки на стол, сцепив пальцы в замок.

— Вынудить государя, можно и вооружённым путём, создать при нём некий орган. Из тех патриотично настроенных его родственников, что могли бы возглавить революцию сверху. Пусть государь царствует. А править будут другие. Те, кто и может и пойти на необходимые преобразования. И в тоже время патриот России, а не Британии, Франции или Германии. Конечно же, править они будут по воле монарха.

— Однако вы и наговорили, Андрей Андреевич, — Алексеев откинулся в кресле, — Победить в таких условиях будет сложно. А вот под суд попасть проще простого.

— Но как бы то ни было, её величество, Екатерина Великая, оказалась не права. Победителей судит самый суровый и беспристрастный суд. Суд истории. Кстати проигравших, он тоже судит. И не всегда победитель выигрывает этот суд.

Вирениус с улыбкой посмотрел на Алексеева. Тот только хмыкнул, но ничего ответить не успел. В этот момент, через открытое окно, в комнату ворвался истошный женский визг и крики возмущения. Во втором случае Вирениус узнал голоса Лидии Белой и Оливии. А дико визжала Аюми. Вирениус подскочил со стула и выглянул в окно. Возле небольшого пруда, напротив дворца наместника, девушка отбивалась от офицера. В форме поручика лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка. Который куда-то тащил девушку за кимоно, от лежащей на земле и разбитой в дребезги кинокамеры. Два других офицера, не пускали туда Лидию Белую и Оливию.

— Прошу прощения, ваше превосходительство, — только и произнёс адмирал, схватив свою треуголку и произнеся последние слова уже из-за двери. Алексеев медленно поднялся и направился к окну.

[2] Считается биологическим отцом адмирала Алексеева.

[3] Попытка, генералом Рузским, воздействовать на Николая II физическим путём, в виде выкручивания ему рук, что бы добиться отречения императора, успехом не увенчалась. Хотя вырваться из комнаты и позвать на помощь, у Николая II, тоже не получилось.

5

Этот день должен был стать последним днём, когда Лидия Белая находилась в Порт-Артуре. На следующее утро, она должна была эвакуироваться, из крепости, на поезде. И они с Аюми решили сделать прощальную съёмку на камеру, совместную прогулку по 'Этажерке'. Девушки должны были по сценарию, пройтись по скверу и подойти к небольшому пруду, перед дворцом наместника. На Лидии должно было быть европейское платье, а на Аюми японское. А съёмку должна была вести Оливия. Которая уже научилась пользоваться кинокамерой.

Но перед съёмками Аюми решила проверить, не попадёт ли в объектив, что то запретное. Например, корабль в доке. Находившийся буквально через дорогу от сквера и пруда. И это не смотря на то, что ввод именно этого корабля, причём в этот же самый док, Аюми снимала на камеру, буквально несколько дней назад. Как и посещения корабля наместником. Но на этот раз указания она получила чёткие. Ни каких военных объектов в кадре.

И вот сейчас Лидия и Оливия медленно шли по террасам сквера, а Аюми склонившись к камере, держала их в объективе. Проверяя, всё ли будет идеально выглядеть в кадре. При этом Оливия вела с Лидией прощальный урок японского языка. И в этот момент Аюми почувствовала, как её с силой шлёпнули ладонью пониже спины. Девушка от неожиданности выпрямилась и взвизгнула. А за спиной раздался грубый мужской хохот. А девушка буквально задохнулась от волны перегара. Аюми развернулась и увидела перед собой трех офицеров в богатых, и довольно вычурных мундирах. Один, из них произнёс:

— Ваше высочество, вот вы японскую шпионку и поймали. Надо бы её обыскать. Вдруг она прячет секретное донесение.

— Да, это точно, — согласился стоявший в центре офицер, схватив девушку за руку, — и надо оценить, что у неё есть.

Аюми попыталась вырваться, но её дернули к себе и, обхватив руками стали ощупывать. Девушка от ужаса истошно завизжала и попыталась вырваться. Но её с ещё большой силой схватили за руку и потащили. Не смотря на возмущения и крики Лидии. Которую не пускали, преграждая ей дорогу, два других офицера. И тут как гром, с ясного неба, грянуло:

— Ваше высочество, соблаговолите отпустить мою воспитанницу.

К ним, с суровым выражением лица, и перейдя с бега на шаг, подходил адмирал Вирениус. Великий князь Борис Владимирович посмотрел на адмирала и зло бросил:

— Не лезь старик, это не твоё дело.

— Ваше высочество, соблаговолите обращаться ко мне как положено. Как дворянин, я не потерплю подобного обращения. И наконец-то отпустите девушку. Она под моим покровительством — Вирениус подошел в плотную и вытянул руку, преграждая путь.

— Дворянин, — с издёвкой протянул великий князь, — Это недолго и исправить.

И тогда адмирал попытался вразумить распоясавшегося молодчика с помощью воинской дисциплины:

— Поручик, вы пьяны. И как вы стоите перед старшим по званию. Смирно!

Но в ответ раздалась площадная брань и Борис Владимирович, выхватив из кобуры револьвер, вскинул руку. И буквально тут же грянул выстрел [4].

[4] 10 августа 1904 года, при попытке, защитить от домогательств княгиню Гагарину, на территории штаба, был ранен, револьверной пулей, командующий русскими войсками генерал Куропаткин. Стрелял великий князь Борис Владимирович.

6

В этот день последние японские военнопленные, которые находились в Порт-Артуре, выдвигались к вокзалу. Лагерь для военнопленных переносился под Владивосток. Для строительства железной дороги к угольным шахтам. Они, были последние. И оставались в импани для того, что погрузить в вагоны канцелярию и госпиталь лагеря. И теперь шли к вокзалу, неся в руках разнообразный скарб. Кисиро Ота достались несколько кроватей из госпиталя. И теперь взвалив их на себя, он в колонне пленных, которых сопровождали несколько русских солдат, под командой младшего офицера, шёл по улицам города в сторону вокзала.

Где их уже ждали огромные вагоны. Которые были гораздо больше вагонов в Японии. Для перевозки людей, в вагонах, с двух сторон от дверей, были оборудованы по три яруса нар. На которых предстояло провести несколько дней. А в середине вагона стояла печка. В каждый вагон помещалось по сорок человек. Но как знал Кисиро, так тут возили солдат, которые были буквально огромные, по сравнению с японцами. Так что он не боялся этой дороге. Единственное, что было плохо, так это то, что теперь он не скоро увидит Аюми. Девушку, которую несколько раз видел в городе. И при виде которой каждый раз сжималось сердце.

Оставалось пройти совсем не много и взгляду откроется бухта. И можно будет увидеть котлован под док, который он никогда не забудет. И где он по-настоящему встретился с Аюми. И тут из-за двухэтажного дома, где как матрос знал жил русский наместник, послышался женский визг. А потом он, с дороги увидел, как в саду перед этим домом, какой то, вычурно и богато одетый, русский офицер тащит за руку Аюми.

И прежде чем он сам успел сообразить, Кисиро кинулся на помощь. Бросив кровати под ноги ближайшему русскому солдату. Рывком перепрыгнул через небольшой заборчик окружавший парк. И там увидел, что, закрывая собой Аюми, перед тем офицером стоит русский адмирал. Которого он не раз видел рядом с девушкой. И который по-отечески к ней относился. И сейчас адмирал загораживал Аюми от револьвера. Кисиро прыгнул, намереваясь ударить офицера. Помня, что удар в грудь русские выдерживают. Но он не успел. Глянул револьверный выстрел. Адмирал стал заваливаться на спину, и тут нога японского матроса коснулась головы русского офицера. И офицер, взмахнув рукой с зажатым револьвером, кубарем полетел в другую сторону от Аюми.

7

— Немедленно прекратить, всем стоять на месте, — грозно рыкнул в окно адмирал Алексеев, увидев, как от удара пленного японского матроса, слетел с ног великий князь Борис Владимирович. Выронив револьвер. И все замерли на месте, кроме метнувшейся к рыдающей японке Лидии Белой. И которая тут же стала её утешать. Но японка, отстранившись, склонилась, над лежащим, в крови адмиралом Вирениусом. А наместник, грозно обведя взглядом присутствующих буквально зарычал:

— Мадмуазель Белая, я вас попрошу, увести от сюда, домой, этих, — с этими словами Алексеев грозно зыркнул на склонившуюся, над раненым Аюми и сжавшуюся рядом, старающуюся быть как можно незаметнее, но при этом старательно закрывающую платком рану адмиралу, Оливию, — И запомните ни вас, ни их тут не было. И им постарайтесь это внушить.

Потом адмирал, взглянув на застывшего, по стойке смирно, японского матроса и произнёс на английском языке:

— Ты меня понимаешь?

— Да, понимаю, сэр, — выпалил на ломанном английском японец, старательно, на русский манер, пуча свои узкие, раскосые глаза.

— Если ты хоть словом обмолвишься, что был тут, я тебя в порошок сотру. Тебя тут не было, и ты это ничего не делал. Понял?

— Да, сэр.

— Тогда бегом от сюда, — адмирал махнул рукой и японец, бросив взгляд на рыдающую японку, бегом побежал к выходу. А адмирал перевел взгляд на оставшихся, включая и ввалившихся следом за японцем офицера и солдат конвоя:

— Контр-адмирала немедленно доставить в Морской госпиталь. А его высочество в Военный госпиталь. Где врачи, не знаю, как они это сделают, но сделают, и определять, у его высочества, временное помрачение рассудка. И всем говорите, что его высочество решило, что в город вошли японцы. И стал защищать город. В результате случайно пострадал контр-адмирал Вирениус. Все меня поняли? Тогда всем выполнять, кроме вас двоих.

Адмирал перевёл взгляд на, вмиг протрезвевших, адъютантов великого князя. И произнёс:

— Подойдите ближе, — и когда оба корнета подошли, добавил, — Запомните и всем говорите, хоть под пытками, хоть на исповеди, японцев тут не было. Мадмуазель Белой тоже не было. Всё это вам привиделось. А у его высочества, внезапно, временно, произошло помутнение рассудка. Он начал стрелять и ранил адмирала. И вы, именно вы успокоили его высочество. Всё поняли?

— Так точно, всё поняли, ваше высокопревосходительство, — тут же в разнобой произнесли, белые, как мел, офицеры.

— А теперь марш, с моих глаз, долой, — гаркнул наместник и, повернувшись, направился к своему креслу. Грузно опустился в него, достал из шкафчика стола бутылку шустовского коньяка, наполнил бокал и, не ощущая вкуса выпил. Предстоял весьма сложный разговор с императором. Да и великим князем Владимиром Александровичем тоже. И дай бог, чтобы этот великовозрастный и высокопоставленный балбес, стал бы уверять, что он ничего не помнит. Или его получиться убедить, что именно такая версия событий, будет для него же наиболее оптимальная. Иначе дело превратиться в огромный скандал и может закончиться судом. А подобная репутация, для великого князя, смерти подобно. С адмиралом Вирениусом, если он, конечно, выживет, договориться получиться. Ему самому этот скандал не нужен. Но теперь точно, в дворцовых интригах, придётся опираться на клан Михайловичей. Ведь, на всю оставшуюся жизнь, он стал врагом для Владимировичей.

И адмирал стал быстро писать тексты телеграмм в Петербург. Сообщая о происшествии, докладывая о тяжёлом ранении контр-адмирала Вирениуса и запрашивая инструкции. Что и как делать дальше. Особенно, что делать, с великим князем Борисом Владимировичем.