-Вон оно как получается, с видениями. Сколько лет живу, а такого не слыхал. Да ты себя не казни так Богдан, дело для тебя новое, видения то только сейчас видеть начал, поспешил, так оно понятно, дело молодое, главное, что ты корень верно узрел. Верно, узрел ты корень, Богдан? — Атаман испытующе глядел на меня. Если перед этим у нас с ним была интеллектуальная разминка на тему "Сделайте из черного белое и наоборот", то эту уже был вопрос. Он означал простую вещь. Не уверен, не обгоняй. А решился, вся ответственность на тебе.
-Не сомневайся, батьку, три раза глядел, десять сабель останется с мурзой, остальные дозором пойдут. Тут мы его и повяжем.
-А с казаками как? Все целы останутся, или погибнет кто? Что тебе святой сказал? — Это уже был даже не вопрос. Это была лотерея. Можно было начинать растекаться мыслью по древу, и наводить тень на плетень, но это автоматом ставило под сомнение предыдущее утверждение.
-Все живыми вернутся батьку, никто не поляжет.
Это было рисковое предположение, но не очень. В таких операциях, либо без потерь, либо никто не возвращается. От случайностей, конечно, никто не застрахован, но народ ехал опытный, глупостей уже наделавший, и на чужие глупости насмотревшийся. Так что случайных проколов со стороны исполнителей быть не должно. Все остальное было мной продумано в деталях, еще той ночью, когда выяснял с напильником в руках все мелочи и заставлял вспоминать допрашиваемого казака, вещи, на которые он никогда не обращал внимание.
-Смотри Богдан, думай добре. Ты казак смелый, и смерти не боишься, то я добре знаю, но смерть она разная бывает. — Без угрозы, но очень серьезно сказал атаман и продолжил.
-Долго у меня душа не лежала, десятком, без коней, на тот берег плыть. Но остальным то в душу запало, что ты сказал, вот и склонили они меня втроем на твою сторону, Богдан. В одном вы правы, без того мурзы, беда может случиться. А по-другому его добыть нельзя. Но подумай еще раз, время терпит. И добре думай головой своей. Не додумаешь чего, уже думать не сможешь. — Простенько, но со вкусом, подытожил атаман, и ускакал вперед.
Заночевали мы на небольшой поляне, и с утра продолжили путь. Ехали еще осторожней, чем вчера. До запланированной встречи оставалось полторы сутки. По полученным сведениям, Фарид, будет их ждать завтра, с полудня до вечера. После полудня, Сулим, с переднего дозора, прискакал к атаману и сказал, что по его разумению пора выезжать на дорогу. Нужная круча, с оговоренным местом, должна быть рядом. "Язык" подтвердил, что нужное место рядом, и расположившись на ближайшей поляне, мы стали ждать когда атаман, который взял с собой "языка", Сулима, Нагныбиду, и Ивана, вернется с разведки. Сами тем временем взялись обустраивать лагерь и собирать сушняк. Пока они вернулись, мы успели поставить казаны на костер. Приехал атаман довольный, противоположный берег был пустой, можно было начинать операцию. Отправив молодых, то есть, меня, Давида и Демьяна, который тоже оказался в числе восьми казаков с нашей деревни, которых выбрал атаман, копать могилу, атаман с остальными казаками, усевшись возле костра, принялись обсуждать, когда и как лучше форсировать Днепр. Когда мы вырыли могилу, атаман велел развязать и привести пленного. Зная, что он не особо может ходить с разбитыми коленями, привел лошадей с носилками к могиле, и мы вдвоем с Давидом, вытащили его, размотали веревки, и поставили вертикально.
-Становись на колени, казак, и читай молитву, отмучился ты, скоро предстанешь пред светлые очи Отца нашего небесного. — Обратился атаман к пленному.
-Он не может стать на колени, батьку, у него колени разбиты, — объяснил я заминку со стороны пленного.
-Читай стоя, — не стал возражать атаман. Пленный беззвучно, одними губами прочитал "Отче наш" и трижды перекрестился.
-Пусть простит тебе Господь твои грехи, — промолвил атаман, и выразительно кивнул мне.
Вот почему-то, я был в этом заранее уверен, что из всех стоящих рядом, он выберет именно меня. Одним слитным движением выхватив кинжал, и воткнул пленному в пустую глазницу, одновременно протягивая дальним концом клинка вдоль всей затылочной области. С негромким хрипом, уже мертвый, он упал нам под ноги. Не знаю, что за испытания мне атаман устраивает, и что он увидеть хочет, но как говорил один умный человек, не знаешь, как быть, будь самим собой. Почистив кинжал об жупан покойника, и вложив его в ножны, стал ждать дальнейших распоряжений.
-Закопайте его, и приходите, каша поспела, — распорядился атаман, в очередной раз, с веселым интересом, разглядывая меня, и отошел к костру.
Стащив с покойника сапоги, и затащив его в яму, достал из рукава его жупана, красную китайку, которую нашел в его сумках, когда искал китайку пожилого, и заблаговременно запрятал ему в рукав. Руки у него были примотаны, так что потерять ее было трудно. Накрыв ему лицо, вылез из ямы, и глядя на неподвижных Демьяна и Давида, посоветовал им идти к костру, тут, мол, сам справлюсь. Давид, очнувшись, начал засыпать, а Демьян сверлил меня ненавидящим взглядом. Не смотря на все мои попытки наладить с ним отношения, он продолжал меня ненавидеть, с жаркой, безответной страстью. И чем больше появлялось доказательств, что Оттар получил за дело, тем жарче становились его чувства. Это очень характерно для людей, винить в своих проблемах кого угодно, только не себя. Наконец, он не выдержал, и злым шипящим голосом негромко сказал,
-Что, понравилось тебе Богдан, безоружных казаков резать?
-Нет, не понравилось. — Коротко, стараясь не вступать в дискуссию, ответил ему.
-А по тебе не скажешь, рожа довольная, что с казака сапоги стащил!
-Он эти сапоги, как и твой друг Оттар, заработали, продавая наших девок, татарам в неволю. Что-то больно ты таких казаков жалеешь, Демьян. И что ты мне на ухо шипишь, точно змея? Идем к казакам, скажешь, что у тебя на сердце, пусть товарищество нас рассудит.
-То никого не касается, только нас двоих!
-Забыл ты видно, что не на гулянке мы с тобой, а в походе, и какая кара за разбрат в походе положена, видно тоже забыл. Последний раз тебя прошу Демьян, по-доброму прошу, попридержи свой язык. Следующий раз откроешь свой рот, доложу атаману.
Что-то невнятно шипя себе под нос, Демьян перебрался, на другой край ямы, а мне, кидая шоломом землю, все не давала покоя мысль. Иисус рекомендовал прощать обиды, брату своему, имелось ввиду близкому человеку, не семь раз, а семьдесят семь раз. Поэтому, никак не мог решить, проходит ли Демьян по этому критерию, и как мне со счета не сбиться, чтоб на семьдесят восьмой раз начистить ему рыло, чтоб за все семьдесят семь раз хватило.
После раннего ужина, или позднего обеда, атаман велел отдыхать, потому что, среди ночи, ближе к утру, начнем переправу. Не успел задремать, как надо было вставать и выдвигаться пешком к берегу Днепра. С собой велено было иметь лук со стрелами, щит, и любимое оружие ближнего боя против доспешного воина. Кто брал чекан, кто боевую палицу, я взял короткое копье. Грузились в лодку либо трое больших, либо четверо меньших казаков, затем один переправлял лодку обратно. Если бы не канаты, привязанные к лодке спереди и сзади, то без огней, ночью, попасть в тоже место, невозможно. А так у нас был аналог паромной переправы. Когда нужно было тянуть в противоположную сторону, кричали на лодке пугачом, и совместными усилиями перетаскивали лодку через реку. За четыре ходки одиннадцать бойцов были переправлены. Демьян остался с лошадьми, ждать нас на правом берегу.
Начало светать. Замаскировав свою лодку, значительно выше по течению от татарской, которая стояла полностью вытянутая на берег, выдвинулись на место будущей засады. Холмик, на котором любил разбивать свой шатер Фарид, мы нашли без особого труда, и начали искать подходящее место для засады. Практически на любом природном холме вы найдете, пусть небольшой крутой участок. Как нетрудно догадаться ни всадник, ни конь в здравом уме, на такой участок не попрется, поскольку опасно. Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет, этот принцип пришел к нам с глубокой древности. Поэтому, совместно, было принято решение, разместится на крутом участке компактной группой. После приезда татар, половина движется вверх по склону, вторая огибает склон и выходит в тыл, так чтоб между нашими траекториями выстрелов угол был около девяносто градусов.
Пользуясь свободным временем, каждая группа отработала скрытное передвижение по своему маршруту. Сначала у казаков получалось не очень. Но после разъяснения основных моментов, все стало получаться. Каждый из них был охотник, имеющий представление о скрытности. После того как они научились придавать своей согнутой фигуре, естественные очертания, гармонирующие с окружающей средой, дело пошло веселей.
После полудня оставив меня наблюдателем на вершине холма, все остальные, собрались в компактную группу на крутом склоне, и стали ждать. Фарид оказался человеком пунктуальным, и не заставил нас долго томиться в неведении. Не успел я соскучиться в одиночестве, как Богдан уловил неслышные мне, далекие инфразвуки, и подал сигнал тревоги. Не став ничего проверять, я скатился к казакам и шепнув "едут", занял место в своей группе которой командовал Нагныбида. Вскоре, с верху по течению Днепра, показалась группа всадников едущих широким фронтом в нашу сторону. Как я и предполагал, осторожный Фарид, учтет проколы допущенные купцом, и обязательно будет прочесывать местность на предмет чужих следов. Два десятка всадников выехало на холм, несколько из них, в опасной близости от нашего отряда. Вскоре десяток отправился дальше, вниз по течению, двое поскакали к прибрежному лесу дежурить на берегу, двое в противоположную сторону, на соседний холм обозревать степные просторы. Один остался на коне и приглядывал за табуном, а пятеро начали споро разбивать небольшой шатер для пожилого татарина, усевшегося на коврик который для него постелили, и хлебающий чего-то из бурдюка. Указав Непыйводе на табунщика, показал жестами, что пойду его снимать, получив разрешение, двинулся в его сторону. В основном, это совпадало с направлением движения нашей группы, но если им нужно было приблизится к шатру, я уходил от них назад в сторону табуна. Приблизившись к нему на расстояние в двадцать пять шагов, прекратил движение, и взял его на прицел. Все воины были в сплошном доспехе поэтому заранее было оговорено, что бить либо в лицо, либо по ногам. У меня выбора не было. Взяв на прицел его лицо в кольчужной сетке, ждал сигнала, когда атаман крикнет пугачом. Услышав громкое "Пу-гу", он невольно повернул голову в мою сторону, и стрела, впившись ему под правый глаз, вышибла его из седла. Развернувшись в сторону шатра, увидел, что все кончено. Казаки добивали раненых и вязали двоих, Фарида и его старшего охранника, который, по словам уже покойного "языка" был в теме, и знал детали.
Непыйвода порывался отправить казаков к двум дозорным, которые скрылись за соседним холмом, но Иллар здраво заметил, что они нам не мешают, велел снимать и грузить трофеи, шатер не трогать, мы его на лодках не увезем и послал нас троих Ивана, Сулима и меня к реке разобраться с дозорными и готовить лодки. Вытащив бронебойный болт с головы убитого, понял, что без ремонта его повторно использовать нельзя, и перезарядив самострел новеньким болтом, отправился в прибрежный лес. Сулима, Иван отправил заходить слева, а меня справа. Куда идти было понятно, запах костра, и огонь были заметны издали, и приблизившись на расстояние гарантированного поражения, т.е. ближе тридцати шагов, начал выцеливать противника сидящего ко мне лицом. Что-то почуяли кони пасущиеся невдалеке, и начали всхрапывать, татары встревожились, и вскочив на ноги, начали вглядываться в сумрак леса, пытаясь разобраться что спугнуло лошадей. Наконец-то услышав долгожданного пугача, стрельнул в своего татарина, и попал ему в левую скулу, прикрытую кольчужной сеткой. Бронебойный болт легко пронзил ее, скулу, и череп за правым ухом, ударился в шлем и бросил уже мертвого противника на землю. Второй оказался более проворным и успел вскинуть щит, который болтался у него на левой руке. Вот что значит профи. Сидел у костра, все проверено, а щит с руки не снял. Приняв две стрелы, летящие ему в лицо, на шит, он бросился петлять между деревьями, в сторону коней, но чей-то срезень, ударил его под колено, практически перерубив ему ногу, и он рухнув на землю, откинул щит в сторону, сел, подставляя лицо под смертельный выстрел. Было бы время, я бы лично его похоронил, это был настоящий воин, у которого можно поучиться и мужеству и спокойствию в последнем бою. Оставив нас раздевать покойников, Иван отправился за нашей лодкой, дав нам задание спустить татарскую лодку на воду. Поймав лошадей и зацепив ними лодку, нам с трудом удалось с их помощью затащить лодку на воду. Вода была холодной, ни мы, ни лошади, лезть в нее не хотели. Но лошадям пришлось. Не успели мы раздеть убитых, как прибыл атаман с пленными и трофеями. Пленных с атаманом и Керимом, отправили на тот берег, чтоб они начинали допрос и ждали нашу лодку с канатами. Как только появился Иван, подсадили к нему еще троих и отправили на тот берег, а нам остался один из канатов, который мы потихоньку травили вслед за ними. Вскоре, услышав пугача, дружно перетянули две лодки связанные короткой веревкой, на свою сторону. Накидав в них все трофеи, крикнули пугачом и отправили казаков обратно. Нас было пятеро, так что в следующую ходку, плюс два, те что пригонят, всемером мы свободно помещались.
Нет ничего труднее, чем ждать и догонять. А ждать, когда в любой момент, сзади может показаться десяток злых ребят, очень хорошо вооруженных, против которых у нашей пятерки, шансов ноль, тут адреналин так и хлещет. Дождавшись долгожданного сигнала, мы тянули не жалея рук, ведь тянули мы к себе нашу надежду на завтрашний день. Заскочив в лодки, и подав сигнал, двое налегли на весла, а я схватил щиты, тревога шугала в голову не по-детски, Богдан чувствовал, что едут к нам взрослые дяди, и они аж рычат от злости.
Нам повезло два раза, во-первых, атаман наказал Демьяну, ждать нас на берегу после полудня с четверкой лошадей, остальных перевести на кручу и там привязать. Во-вторых, они сообразили, как оптимально использовать лошадей на узком берегу. Пока одна пара тянула веревку, вторую подводили к берегу. Когда первая пара упиралась в кручу, веревку цепляли на вторую пару лошадей, а первая возвращалась на исходную позицию. А ведь с нашей стороны и берег был пологим, и лошадей бесхозных навалом, а нет ума, считай калека. Вот что адреналин и нервы творят с человеком, как в том анекдоте, "о чем тут думать, трусить надо".
Когда десяток татар высыпал на берег, между нами было уже сто шагов, и мы с невероятной скоростью два метра в секунду удалялись от левого берега. Наловив двумя щитами, к прочим трофеям, еще три десятка стрел, пока, воющие в бессильной злобе, противники не поняли, что мы уже вне досягаемости, и развернув коней, поскакали докладывать начальству неприятные известия. Осмотрев казаков, обнаружил на одном небольшую рану, из которой, достаточно обильно лилась кровь, тут же перевязал. Обидно было, что не додумался до такой простой вещи, как гужевой транспорт, мы бы точно выиграли пару минут, и супостат вообще никого б не обнаружил.
