| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
На самом деле нет ничего необычного, что подозрительные вещи случаются постоянно, но если в детстве вы читали не только умные книги, но и Эмиля Габорио — то всегда найдёте что-нибудь этакое, выбивающиеся из систематизации или упорядочивающей логики.
— Не хочу показаться невежливым, — произнёс Александр, не отводя глаз от бюстгальтера — но не кажется ли вам, эта история немного странной?
— Поначалу мы так и подумали, — вставая из-за стола, подтвердил суждения брата комиссар. — Ведь настоящий шпион должен выглядеть как кроткий невзрачный бухгалтер. А тут два метра красоты. Связались с особым отделом дивизии, запросили описание переводчика. Всё сошлось. Отнесу ка я её на кровать.
Пока совершался 'рыцарский поступок', я отсортировал документы, которые уйдут в финансовую часть в Кубинку. Хотя оклады 'интернационалистов' и были приравнены к окладам Красной армии, но существовали ещё контракты и прочие договорённости. Тот же Виктор, обеспечивающий связь на колокольне к своим 675 рублям как радиотехник, имел право на 50% надбавку, а погибшие в начале боя зуавы выполняли особо опасное задание и их наследникам помимо страховых сумм достанутся за него дополнительные деньги. Отдельными бланками шли премии. Артиллеристам Блажея Кравчика за сожжённые танки, зенитчикам за сбитый самолёт, экипажу САУ Лютикова и конечно, авиаторам. Ошибочно утверждать, будто на войне всё иначе, чем в мирной жизни. Не иначе, за хорошо выполненную работу так же премируют, просто концентрация иная.
— Тогда как? — спросил капитан, едва товарищ Сергей прикрыл дверь и вернулся к столу. Он подтянул к себе стул, повернул его спинкой к столу и уселся верхом, упёршись подбородком на скрещенные ладони. Его лицо, задумчивое и хмурое выглядело слишком усталым.
— Полуторку остановили для проверки документов. Видимо ожидали более важную птицу, но в итоге согласились на старшего лейтенанта. Пока немцы мусолили командирскую книжку с направлением от штаба, девица отошла в кустики, а когда стала свидетельницей захвата, бросилась бежать в лес. Ваш Рославцев вытащил её из болота едва живой.
— Счастливый случай?
— Похоже на то, — пожал плечами товарищ Сергей и встал со стула. — Надо бы в политуправление дивизии доложить. В грузовике листовки везли. Почти всё сгорело.
— Сгорело и бог с ними с этими листовками, — махнул рукой Александр Дмитриевич. — Вы на всякую чепуху тратите ресурсы.
— Не говори так, — одёрнул брата товарищ Сергей. — Это тоже война, только на другом уровне.
Честное слово, лучше бы они водки выпили. Кипящая в душе негативная энергия выплеснулась наружу.
— Много германцев перешло на вашу сторону? — буквально выплюнул капитан. — Один-два, да и то не понятно с какой целью, а ваших? Весь советский строй держался на страхе и лжи, а когда возник страх посильнее, и вскрылась правда, весь боевой дух испарился как пар. Я видел в газете фотографию и не в 'Паризер Цайтунг' (Pariser Zeitung). Так там тысячи тысяч. И что, все поголовно трусы? Сможешь объяснить? Лучше бы вы солдатам баб привозили для поднятия боевого духа.
Товарищ Сергей заинтересованно посмотрел в мою сторону, что не укрылось от капитана. Не иначе, вспомнил из рапорта, как я предлагал Мухину куртизанок и справедливо полагал, что история могла повториться.
— Так, хорошие мои, — произнёс я, вынимая из портфеля пол-литровый успокоитель. — Для начала, подпишите 'боевые'.
— Что, нет ответа? — удовлетворившись своей правотой, произнёс Александр Дмитриевич.
На самом деле исчерпывающего ответа не дали ни через пятьдесят, ни через восемьдесят лет. Это тот случай, когда обобщая ещё больше запутываешься, но и промолчать не вариант.
— Как известно, огромные трагедии не могут происходить без громадных причин. У каждого из тех 'тысячи тысяч' были свои причины сдаться в плен. Основная — страх перед смертью. Бороться с этим страхом можно либо индивидуально, либо массово с помощью религии. Рецепта его победить нет, лишь притупить. Это человеческий инстинкт.
— Коммунисты не бояться погибнуть за родину, — тут же бросил лозунг товарищ Сергей.
Профессиональная деформация, но я уже к ней привык, поэтому продолжил, не обращая внимания.
— Политические догмы коммунизма религией пока не стали, хотя Главное управление политической пропаганды ночами не спит, а к каждому политрука не поставить. Все остальные причины косвенные и то, что с позиций вашего батальона побежали в тыл и были готовы бросить оружие, говорит лишь о том, что нет достаточной слаженности и дисциплины. Солдаты сражаются с противником за своих, а не за какие-то абстрактные цели. Выводы делайте сами.
— Мнения своего не поменяю, — отрезал капитан. — Сирийцы были приняты в полк, а полк есть семья.
— Так и не меняйте, — не дав сорваться капитану, перебил его я. — Только не стоит оценивать работу политотделов как убогое начинание, борьба идёт за каждое слово. И у русского и у немца за плечами сидят ангелы, и каждый из них нашёптывает ровно столько, сколько подсказал антагонист. Прочтёт боец немецкую листовку, — я развернул бумажку — посмотрит на своего комиссара и поймёт, что никакого вранья в ней нет: он в атаку, а политрук в окопе отсидится...
Я передал по просьбе Александра Дмитриевича листок. Над текстом в карикатурном исполнении укоризненно указывая перстом, семитской наружности молодчик вопрошал: 'А ты сукин сын, что сделал для освобождения моей Родины?'
— ...Эту макулатуру — вновь заглянув в портфель — разбрасывали в Шлиссельбурге над фортом 'Огурец', где плечом к плечу бьётся наша морская пехота с ротой НКВД и под Могилевом, где некоторые деятели партийного аппарата, не взяв раненых, эвакуировались со своим барахлом самолётом. Лично своими руками подбирал. Текст один в один, как под копирку. И вот парадокс — Шлиссельбург всё ещё наш, а там 'тысячи тысяч'. А вот эту, — вынимая ещё один листок — судя по всему, расклеивают наши диверсионные группы из московских комсомольцев. В прихожей их без счёта свалено.
Капитан взял из моих рук листовку и пробежал глазами по тексту.
— Бред какой-то.
— А с точки зрения политработников они мастаки хоть куда, — с неприкрытым сарказмом констатировал я.
В этот момент на кухне жалобно замяукал кот и послышался голос хозяйки: '...брысь! Поганец этакий'. Случай с животным несколько разрядил обстановку.
— Вы хотите донести, — Александр Дмитриевич на мгновенье замолчал, и в его животе предательски заурчало — что в Петербурге большевики справились со своей работой, наболтали нужному ангелу, а тут нет? А мне кажется, что не их пропагандисты обставили красных по всем статьям, а вы сами со своими колхозами... Когда человек ни чем ни обладает, ничего не имеет, ему нечего защищать.
На кухне как нельзя вовремя вновь послышался шум вперемежку со звоном стальной миски. Вовремя, потому что накалившиеся эмоции в данной ситуации были не продуктивны. Раздражение, которое принёс с собой Александр Дмитриевич, следовало направить в конструктивное русло.
— На этом всё! Хватит пикировок — решительно заявил я, поднимаясь со стула. — Лучше уж про женские прелести и о ливанских проститутках, чем о политике. Кстати, — принюхиваясь — хозяйка! что у нас на обед?
О теле солдату нужно заботиться не меньше чем о душе, иначе той держаться не в чем будет. Появившаяся из кухни Вера Степановна прибрала посуду за девицей, выставил на стол из печи два чугунка и, притащив из погреба керамическую крынку молча ушла. Высказав так сказать протест по поводу нахождения женской персоны, несмотря на уговор: баб не водить. Пока мы по очереди ходили к умывальнику мыть руки, на столе появился хлеб и несколько зубчиков чеснока.
— Товарищ Сергей, а не хотите ли размяться? — спросил я, закончив наливать в тарелку борщ. — Например, посетить ночью соседнюю деревню.
— У меня достаточно хлопот, — резко ответил комиссар, не иначе переваривая в себе тот факт, что в ином месте и формате за подобные утверждения про колхозы брату бы уже вызвали конвой и хорошо бы оградить его от посторонних. У нас любят не только писать наверх, считая, что Ему врут про страдания народа, но и сообщать куда следует, дабы открыть правду защитникам устоев.
Приняв половник из моих рук, он ненавязчиво вновь посмотрел на висящее женское бельё.
— Я не на амурные похождения вас подбиваю, — заметив направление его взгляда. — Утром в батальон наверняка прибудет новый представитель из штаба дивизии, и было бы замечательно в этот же день отправить его обратно, а с ними грузовичок с пленными.
— А отчего не с двумя? — съязвил он, сдабривая блюдо сметаной.
— При надлежащей сноровке можно и с тремя, но я ею, к сожалению, не обладаю. Меня больше всего интересуют один нечистоплотный на руку офицер из штаба полковника Роже Лабонна. Прямо дышать не могу.
— Осмелюсь спросить, — заинтересовавшись нашей беседой, подал голос Александр Дмитриевич, — чем же вызван столь живой интерес? Лабонн принял под своё крыло отъявленных негодяев, и в кого не ткни пальцем попадёте в сволочь.
— Вот что у вас не отнять, так это умение дать точную характеристику, — поднимая рюмку, похвалил капитана тостом. — Летом этого года месье по фамилии Макрон обманул одну с нами общую знакомую, а дабы избежать обвинений в мошенничестве поступил на службу в легион французских добровольцев против большевизма по рекомендации своего бывшего командира Марселя Бюкара.
— Викки? — удивился Александр, поднося ложку ко рту.
— Точнее её мужа. Он продал ему виллу попавших в концлагерь соседей евреев, выдавая за свою собственность. Где-то под Кале, точнее не скажу.
— Нехорошо получилось, — равнодушно заметил капитан, разливая по пятьдесят грамм. — Только замечу, что недвижимость там практически ничего не стоит. Слишком близко к Англии. Князю стоило дважды подумать, ввязываясь в столь сомнительную сделку.
Похоже, Оболенского Александр Дмитриевич недолюбливал.
— Ясно, — протянул я. — Какие планы на остаток дня?
— Планы? — Александр Дмитриевич посмотрел по сторонам от печи к заложенному мешками с песком окошку, — честно говоря — никаких.
— Предлагаю для лучшего усвоения обеда и нормализации кислотно-щелочного баланса перекинуться в картишки, — я тут же взял быка за рога, и выудил из портфеля колоду карт. Они замелькали в моих пальцах, невольно заставляя братьев восхититься мастерством, с которым карточки кружились, хлопали друг об друга и тасовались.
— По маленькой, по пять сирийских пиастров (1 франк) для начала или что там у нас в бумажниках, а там посмотрим, — охотно согласился на игру капитан.
— А ты, я вижу, стал азартным, — упрекнул брата товарищ Сергей, когда карты выстроились в полоску и перекатились рубашками к столу, открывая наименования.
— Не без этого. Жизнь такая, а какая в ней радость, если нет азарта? Я бы пригласил своих офицеров, но боюсь, у себя в блиндаже они уже нашли, чем заняться.
В ответ на исповедь я только хмыкнул и предложил варианты игры.
— Преферанс, двадцать одно, покер или по-простому в подкидного?
— Притормози, — произнёс товарищ Сергей, беря в руку семёрку пик. — Это что такое?
— Карты миномётчика, — ответил я.
— Тут с картинками описано как привести из походного в боевое положение немецкий 50-см миномёт.
— Всё верно. Как мыслите, за какое время рядовой пехоты сможет обучиться обращаться с миномётом? Наверно, плюс-минус день времени специальных курсов с опытным инструктором. А с этими картами за двое суток не покидая окопа. Как минимум, когда бойцу достанется трофейный миномёт, он не станет на него смотреть как баран на новые ворота. На самом деле мы запоминаем всё, что попадает в поле нашего зрения.
Товарищ Сергей покрутил в руках карту, потом взял ещё пару и тихо произнёс:
— Ведь всё равно играют.
* * *
Колючий ледяной ветер завывал вокруг кирпичных стен церкви, вздымая снежную крошку в причудливые водовороты. Он шептал и свистел странными голосами, кружась возле выбитых взрывами окон. Ставни скрипели так, будто просили прощения. Выпавший днём снег почти полностью снесло с крыши, но некоторые клочки обледенели, и при свете луны создавалось впечатление упавших с неба замёрзших слёз горя и скорби. Оставленный за спиной ориентир уже давно скрылся из вида, и мы шли, доверившись компасу и приметам. Лес близ села стоял бескрайний, молчаливый. Но эта молчаливость только для людского глаза. Деревья казались живыми и враждебными. Каждый шёпот ветра, каждый хруст ветки был полон угрозы, будто невидимые глаза следили за каждым нашим движением. К ночи мороз усилился и сковывал стволы деревьев до треска. Ели стояли стройные, похожие одна на другую, точно девичей хоровод, в широких сарафанах вытянувший к небу сложенные в хлопке руки. Вдруг, со свистом сильных широких крыльев пронеслась между деревьями сова: нырнула к земле и взмыла вверх, прилепившись на крепкой ветке. Удачливая охотница, прижимая добычу когтями, насторожено поводя головой, уставилась на неуклюжих чужаков.
— Помочь? — сочувственно спросил я, подавая руку с заснеженной земли товарищу Сергею. Тот молча схватился за ладонь, после чего я дёрнул его рывком, поднимая на ноги. — Как вы, чёрт побери, умудрились провалиться в единственную яму во всём лесу? Я же ясно предупреждал — шаг в шаг.
В окружении пухлых сугробов и потяжелевших еловых лап, с которых за шиворот готов был сползти колючий снег, комиссар в белом маскхалате выглядел как снеговик — с раскрасневшимся морковным носом и угольками сверкающих глаз.
— Рюкзак высокий, не захотел нагибаться под веткой, — пробурчал под ноги он, поправляя ремни снегоступов. — Кстати, удовлетворите моё любопытство, как вы собираетесь обойти посты при такой яркой луне и, не привлекая внимания вытащить из избы нужного вам француза? Вряд ли он ночует один. Тут шли бои, в деревне пригодных для постоя домов не больше десятка и офицера не поселят с краю.
— А вы разбираетесь в вопросе, — похвалил я своего спутника. — Нужное строение почти в центре, но и одновременно на окраине.
— Это как?
— За исключением одного дома все жилые постройки здесь стоят вдоль дороги. От т-образного перекрёстка до нужного здания шагов триста. Вот и получается, что вроде в центре, но на окраине. Что же касательно французов, то я их отравлю.
— Чем? Сварганите на коленке яд из найденных под снегом мухоморов или закроете печную дымовую трубу в избе?
— Зачем так радикально. Угарный газ не наш метод, хотя довольно эффективен. Мы же не за скальпами идём.
— Снова эти ваши индейские шуточки.
— С кем поведешься, а на будущее, если нужен простой 'сонный газ' то им может служить хлороформ в смеси с углекислым газом, который на пару минут усыпит человека. У меня такой баллончик в домике с ёлкой остался. Кран на девяносто градусов и сифон в щель под дверь. Однако всё уже продумали до нас и интересующие командование персонажи ночуют отнюдь не в избушке.
Вообще то они с комфортом разместились в бывшей помещичьей усадьбе. В начале двадцатых там размещался музей Революции имени товарища Троцкого, а затем, когда 'поджигатель мирового пожара' перестал быть товарищем, здание было отдано под начальную школу и заготовительную контору в одном лице, о чём я кратко поведал.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
