Да чтобы те могли найти еще и способ лечения!
Ибо что толку в неразумной и больной пастве? Кто ж будет держать больное стадо? Или доить больную корову?
Это глупо, а церковь глупостью не отличалась.
Иногда Софья и сама себе поражалась, как ей легко удается находить общий язык со священниками — здесь. И как тяжело было там? В двадцать первом веке?
Хотя что тут удивительного?
Здесь — верили. А там?
А там... пока церковь была гонима и отвергнута, семьдесят лет коммунизма, туда шли только подвижники. Те, кто верил и готов был служить. Через муки и страдания.
А когда вера стала модой...
Бэээ...
Ты за сколько баксов свечу поставил? За сто? Ну и лох, мои грехи на триста потянули!
И пусть кто-то посмеет сказать, что это не мерзко.
Здесь так не было. И Софья намеревалась приложить все усилия, чтобы и не стало никогда. Чтобы вера оставалась верой и не превращалась в модную религию.
Но это проект долгосрочный. А У Шан...
Роды у китаянки принимал четверо докторов. И все европейцы! Избежать при таких условиях заражения крови было бы чудом.
— А что у нас на Востоке?
— Чуть-чуть воюем, чуть-чуть прирастаем землями и обживаемся.
Медленно, постепенно, обживаясь, укрепляясь и строя остроги. А как еще?
Лет через триста те края должны быть заселены на совесть. Так, чтобы и в голову никому не пришло зариться на них. Например, китайцам, которые что саранча. Только пусти!
Софья знала, как после них остается только выжженная земля — и не хотела здесь повторения. Благо, пока Поднебесной было не до Руси.
Это в ее родном мире к этому времени уже завершилось противостояние династии Мин и династии Цин в пользу последней. А здесь осколочки отлично сопротивлялись.
С русским-то оружием, с Божьей и казачьей помощью... пусть — агония! Лишь бы лет на сто хватило, а там поздно будет на нашу Сибирь губы раскатывать! Поленом закатаем!
— Проблем нет?
— постольку поскольку. Серьезных точно нет.
А что?
Шахты на Урале строятся, Демидовых не будет, так Строгановы своего не упустят, а что надо делиться с государством, они уже поняли. Пары уроков хватило.
А остальное...
Ну, местные племена то клятвы верности приносят, то стрелы из-за кустов пускают. Но то дело вполне житейское. Бытовое, можно сказать.
— Что у нас еще нового?
— Ваня пишет. Они с Беллой нашли общий язык, теперь он просит ей в подарок штук пять живых белок.
— у нее пока брата не появилось?
— пока — нет. Но все еще возможно.
— Маша?
— Опять ждет ребенка.
— молодцы они с Михайлой.
— да кто б спорил. Илона Зриньи, кстати, тоже в тягости.
— Все-таки молодец Текели!
— Да уж.
Имре Текели за это время развернулся.
Как польский вассал, он укреплял границы страны, строил крепости, покупал оружие.... и какая кому разница, что часть денег шла с Руси?
Но не просто так.
Помогать по доброте душевной Софье претило. В принципе. Сегодня ты им поможешь, а завтра тебя же за это грязью польют. Люди — существа неблагодарные.
Знаем, проходили, еще после развала Советского Союза.
Нет уж.
В этой жизни она бескорыстно помогать не будет. И появляются в Венгриии аристократы с подозрительно русскими именами, или просто часть венгров роднится с русскими, с поляками. А то ж!
Поможем по-братски. Но для того сначала породнимся!
Да, это не гарантия мира. Но лучше, чем ничего.
И уж точно она не станет помогать чужим людям в ущерб своему народу. Сначала Русь, потом все остальное.
— Кстати, он опять денег просит.
— Не дадим, — отреагировал Алексей. — Нам на свое не хватает.
— да,, скорее всего, не дадим. Я еще спрошу у Ивана, но вряд ли он тоже что-то выкроит.
— я думал, кстати, что он сейчас у тебя?
— Нет. К матери поехал. Внуков повез.
Феодосия хоть и смягчилась за последнее время, но Софья все равно предпочитала видеться с ней пореже. Лучше — по большим христианским праздникам. На рождество и пасху. И — хватит.
— а мне Георг отписал. В гости напрашивается.
— Ну так проси. Уля будет счастлива.
— Уже отписал. Пусть приезжает. Он хоть и шалопай, но человек хороший.
— Кстати — без жены.
— И это неплохо. Надо посмотреть, у тебя там никто из девочек не хочет...?
— я поговорю.
Софья чуть улыбнулась.
Миром правят не деньги и не сила. Миром правит информация. В том веке или в этом — выиграют не большие батальоны, а те, у кого больше знаний.
Вот мы и будем их собирать. Из обмолвок, писем, оговорок, официальных документов, и из чужих постелей — в том числе! В политике ангелов не бывает.
* * *
Татьяна редко видела мужа таким расстроенным. Но сейчас Степан сидел, повесив голову, а в глазах стыла почти волчья тоска.
Женщина молча присела на пол у его ног, взяла за руку, стиснула — и не отпускала, пока наконец Степан не соизволил вынырнуть из болота своей тоски.
— что случилось?
— Иван Сирко умер.
— Как!?
Старого казака царевна знала и уважала. И — побаивалась.
Было в нем нечто такое... хищное, звериное, безжалостное. И как племянники с ним общий язык находили?
А вот поди ж ты!
Что Алексей, что Софья души в характернике не чаяли. Да и Степан тоже. А уж как его казаки уважали...
— Вот так. Заходят к нему, а в доме никого. Конь весь... словно на нем черти катались.
— А он?
— Нашли его потом. В степи. Лежит. В небо смотрит и лицо такое...
Степан даже замялся.
Ну как объяснить жене такие вещи? Радость на лице мертвеца, хищный оскал волка, настигнувшего добычу — и даже струйку крови, стекающую изо рта?
— И кто теперь вместо него будет?
— Старший его. Петр. Казаки как один его имя выкрикнули.
— Теперь ему в Москву надобно?
— Обязательно. Я бы и сам, пожалуй, съездил, да не могу сейчас Крым оставить.
Татьяна кивнула.
Турки, надеявшиеся на маленькую победоносную войну, были отброшены резко и жестко. Флот разбит, а предатели, готовые поддержать их — вырезаны. Не без участия Ивана Сирко, кстати. И было в этом что-то...
— Он до конца хранил Крым.
— Да. Все уже согласились, что его могила тоже должна быть здесь. В степи. Поставим обелиск...
— Он был бы доволен.
Степан кивнул.
А перед глазами все стоял волчий оскал на лице мертвеца. И как тут скажешь Татьяне, что тело Мазепы, изрядно поглоданное волками, нашли неподалеку?
Как объяснишь?
Лично атаман Разин, да и почти все казаки были свято уверены, что Иван Сирко перекидывался в волка и бегал ночами в серой шкуре. И сейчас тоже... погнался за предателем. Горло-то ему порвал, а вот на оборот сил не хватило. И расплатился характерник жизнью.
И Степану было жутко...
* * *
Белки были красивыми. Изабелла — тоже. Иван смотрел на невесту с удовольствием, а та восторгалась симпатичными пушистыми зверьками.
— Жуан, а покормить их можно?
— Орешков насыпать. Можно.
— А это мальчики или девочки?
— И те — и другие, брат написал.
— И у них могут быть дети?
— Еще как могут, бельчонок.
В Португалии русское прозвище звучало странновато, но Изабелла привыкла. И даже начала учить русский язык.
Иван жил здесь уже несколько лет — и мог смело сказать, что не зря.
Изабелла его любила, да и он сам привязался к симпатичной черноглазой девчушке. Так что мальчик поцеловал подруге руку и принялся показывать, как кормить белок. Они и не подозревали, что из окна дворца за ними наблюдает отец Изабеллы.
Педру тоже оценил вероятного зятя — и будь Изабелла чуть постарше, заключил бы брак немедля.
Плюсов добавляло и отношение русского царя к брату, а значит — и к его тестю. Отказов в своих просьбах Педру не знал. Правда, он и не зарывался, говоря только о самом необходимом. О дереве для флота, о людях, о поставках продуктов... В обмен на Русь шли товары из колоний... да, колонии.
Очень медленно, но процесс тронулся. Португалия вернула себе Аргуин и остров Святой Елены, присоединила Бисау, потеснив англичан, следующими должны были стать Малакка и Тимор.
Разумеется, на всех островах были и русские фактории. И торговали эти северяне ничуть не хуже, чем сами португальцы. Ну да Педру в претензии не был. Лучше поделиться частью, чем гордо не вернуть ни монетки из утраченного.
А еще...
Был у русских один проект, с которым они не могли справиться без участия Испании и Португалии. Так что Педру, хочешь, не хочешь, приходилось работать с доном Хуаном. И — работал.
А что?
Мужчина умный, это вам не истеричка Марианна или слабоумный Карлос, это Князь Морей. К тому же — почти родственники. Через русских.
Педру иногда думал, что если и не даст Бог ему сына — да пусть! Белла не пропадет с таким консортом, если парень хоть чуть в брата пошел. Русского государя начинали бояться в Европе. Как медведя, который вроде бы и спит, а тронь! Живым не уйдешь!
Опасен, непредсказуем, страшен в своей мести... и при том — Русь процветает! Одержали несколько побед — и успокоились. Никуда не лезут, разве что чуть прирастают колониями, но не самыми выгодными.
Кто-то думал, что это от слабости или глупости. Педру же считал, что это — неспроста. Русский государь неглуп и не понимает, что двумя руками сорок кубков не удержишь. Поэтому он наводит порядок у себя дома.
Но если русские решат что-то присоединить или завоевать...
Педру был рад, что они — друзья. А еще — что у русских крепкие родственные связи. Это гарантия того, что Португалия не пострадает от русских цепких ручек. И сам Жуан — паренек умный. Правда, склонности к интригам он не проявляет, в политику не лезет, делами государства вроде бы и не интересуется, весь в науке. Ученых разыскал, собрал свой 'научный дом', опыты там какие-то проводят, да так, что иногда полстолицы на вонь жалуется.
Но это — внешне.
А приглядишься — и такие зубки блеснут на милом лице, что волк позавидует. То Жуан охарактеризует Изабелле кого-нибудь из придворных так, что сам Педру диву дается. То словно бы ненароком выдаст расклад по событиям в Австрии. То... да мало ли случаев?
Ох, неглуп этот мальчишка, еще как неглуп. И — умен.
Казалось бы, пятнадцать лет, самое такое время, кровь играет... да, себя стоит вспомнить! Ведь от каждого шороха юбок загорался! И этот мог бы, тем более, что Белла еще мала, двенадцать лет недавно девочке исполнилось. Мог бы и покрутить на стороне — ан нет!
Ни одна из придворных дам, которые охотились за русским принцем, успеха не имела. Наоборот, Жуан может так их обсмеять вместе с Беллой, что дамы красными месяц ходят. Блюдет верность.
Или достаточно умен, чтобы хранить все свои похождения в самой глубокой тайне?
Возможно и то, и другое. И Педру не знал, что ему нравится больше. Умный паренек. В брата пошел, точно.
Брат, да...
Ах,, если бы план русского государя удался! Большего при жизни и пожелать нельзя! Конечно, работать ему придется, и детям он ту еще каторгу в наследство оставит, но коли все будет правильно сделано — быть Португалии вровень с Испанией! И — в ведущих мировых державах.
Уж он постарается!
А Иван и Изабелла, не подозревая о мыслях короля, кормили белок орешками и весело обсуждали, какие опыты можно еще провести. Интересно же, вот например, недавно им прислали с Руси последний альманах Университета и там — уйма всего интересного!
Правда ли, что в капле воды можно увидеть мелких существ, которые там живут? Если смотреть в специальное увеличивающее стекло?
И почему они там живут?
А как действуют на людей?
Обязательно надо самим посмотреть! Вот только линзы изготовят — и вперед! И можно даже опыты на мышах проводить. Одних, например, поить водой с этими, мелкими, а вторых — чистой водой. И посмотреть, что будет!
Педру знал, что Белла тоже интересуется наукой, в подражание жениху — и не запрещал развлекаться родной кровиночке. Не мужчинами же! Полезным делом занята! Пусть учится!
* * *
Царевич Федор чувствовал себя омерзительно.
И состояние его не улучшилось, когда его куда-то поволокли, а потом сунули головой в бадью с ледяной колодезной водой.
Царевич попытался орать и дергаться, но куда там!
Пара затрещин — и опять купание!
И еще раз!
И еще! Не обращая никакого внимания на его вопли о смертной казни для негодяев, требования и ругательства. Наконец его соизволили отпустить — и Федор воззрился на протопопа Аввакума.
За прошедшее время святой отец заматерел, но это был не жир, от привольной и сладкой жизни, а могутная медвежья сила. Она у него и раньше была, просто в плохих условиях не раскроешься. А сейчас...
Понятное дело, что двадцатилетний юнец не смог ему противостоять! Батюшка иногда и Степана Разина укладывал, на руках с ним побарываясь!
— Опамятовал, сыне?
Федор мрачно кивнул, мечтая вернуться в свои покои и нажраться еще раз. Да так, чтобы и поленом хмель не вытряхнули..
Шан мертва.
Ее больше нет. Вообще нигде нет. Там, на небе — да, и она сейчас смотрит на него и ребенка, но это — там! А она нужна ему здесь! Он любил, в конце концов!
Любил, понимаете!?
Почему судьба так жестока!? За что ему это — потерять любимую жену!!? За что!?
Аввакум смотрел понимающе.
— Вытрись, вот. Весь кафтан водой заляпал.... хотя оно и к лучшему. И пошли, переоденешься.
Споры тут явно не предполагались. Да и не возражал Федор против переодевания. Самому тошно было от вонючей одежды и потного немытого тела. Слишком глубоко это въелось...
Так что царевич безропотно проследовал в свои покои, где были видны следы многодневного пьянства, ополоснулся в лохани на скорую руку, переоделся и вышел к протопопу. Аввакум оглядел его весьма скептически.
— Хоро-ош...
Федор ощетинился ежом. А то он сам не знает, что растрепан, бледен, красноглаз и перегаром от него разит так, что капуста сама собой сквашивается!
И что?
— ты на меня волком не смотри, сынок.. Стар я уже для этого... присядь, поговорим.
— а что — у меня есть выбор?
— Можешь меня, старика, и вовсе палкой на улицу выгнать — слова худого не скажу.
Ага, ему и не надобно. Такой одной левой приложит — на стене мокрое место останется. А вот что Федору потом скажут брат и сестры? М-да, лучше не думать.
— Слушаю тебя, отче.
В конце концов, рано или поздно он уйдет — и никто не будет мешать царевичу сделать, что пожелает. Например — напиться, уснуть и хотя бы во сне увидеть жену. Эх, Шан, жемчужина моя любимая...
Аввакум эти мысли читал вполне отчетливо. И — ему они резко не нравились. Не так богато царевичами государство русское, чтобы ими раскидываться, словно пьяными свиньями.
Так что...
Либо ему здесь оставаться — либо Федора в Москву везти и так ему разум вправлять, коли уж раньше не сделали... и куда его везти? С грудным-то дитем?
Аввакум вздохнул, понимая, что до Дьяково он еще долго не доберется и принялся за работу.
— А ты присядь, сынок. Горе у тебя... большое горе. Я и сам сына похоронил, врагу такого не пожелаешь. И ты жену свою любил, вижу я это. Вот не стыдно тебе перед ее памятью? Ребенок брошен, а муж свиньей в блевотной луже валяется?
