Биография Толкина

В этот период Толкин подготовил для публикации еще две книги. Пересмотренная лекция "О волшебных сказках" вместе с "Листом работы Мелкина" были опубликованы в 1964 году под общим заголовком "Дерево и Лист". В 1961 году его тетя Джейн Нив (ей было тогда восемьдесят девять лет) написала с просьбой: не мог бы Рональд, дескать, написать "такую небольшую книжицу, с Томом Бомбадилом в главной роли, и такого размера, чтобы мы, престарелые тетушки, могли бы себе позволить купить ее и подарить кому-нибудь на Рождество'. Результатом стали "Приключения Тома Бомбадила". Стихотворения, отобранные автором для этого сборника, большей частью были написаны в двадцатые и тридцатые годы, за исключением "Лодочной прогулки Бомбадила" (оно было написано специально для этого сборника) и "Кота" (Толкин написал его в 1956 году для внучки Джоан-Энн). Книга, также иллюстрированная Полиной Бэйнс, как раз успела выйти, чтобы порадовать Джейн Нив, которая через несколько месяцев после этого умерла.

Если жизнь на пенсии и казалась порою "серой и тусклой", то в ней были также моменты радости. Впервые Джон-Рональд Толкин не испытывал нужды в деньгах. Еще в 1962 году, до начала потрясающего роста объема продаж его книг в Америке, он писал: "Ситуация удивительная. Надеюсь, я в достаточной мере возблагодарил Господа. Лишь недавно я спрашивал себя, сможем ли мы продолжать здесь жить на мою скромную пенсию. Но, избежав общего краха, я, похоже, буду жить в достатке до конца моих дней'.

Порядочная доля доходов уходила на уплату налогов, но Толкин относился к этому философски, хотя однажды подписал чек на выплату большой суммы налоговому ведомству фразой "Ни пенни на "Конкорд". Уже под конец жизни он сделал распоряжения относительно своего состояния. Большая часть была оставлена четырем детям.

Своим новоприобретенным богатством Толкин распоряжался щедро. В течение последних лет он анонимно жертвовал значительные суммы церковному приходу в Хедингтоне. Всегда и с особенным удовольствием он удовлетворял неотложные нужды членов семьи. Одному из детей он купил дом, другому машину, подарил виолончель внуку и заплатил за обучение в школе внучки. Но, несмотря на обеспеченность, ему трудно было отвыкнуть от привычки считать каждый пенс (эта привычка укоренилась в течение долгих лет, когда работа была трудной, а заработок скромным). В дневнике наряду с ежедневными записями о погоде обязательно появлялись детальные реестры всех, даже самых мелких наличных платежей, типа: "письмо авиапочтой 1 ш. 3 п., бритвы "Жиллетт" 2 ш. 11 п., почтовые 7 1/2 п., паста "Стерадент" 6ш. 2п'. Он никогда не швырял деньги на ветер. Они с Эдит так и не обзавелись никакими электрическими домашними помощниками — попросту не привыкли к ним и даже не представляли себе, что они могут быть нужны. В доме не было не только телевизора, но даже стиральной и посудомоечной машины. Впрочем, ощущение денежного достатка доставляло Толкину большое удовольствие. Он давал себе поблажку лишь в немногом и полностью в своем вкусе: добрый обед с вином в ресторане после утренних покупок в Оксфорде, черный вельветовый пиджак и новый жилет от портного в Холле, новый наряд для Эдит.

Они с Эдит были совершенно разными людьми с различными интересами, но даже после полувекового супружества они являли собой идеальную пару. Временами между ними вспыхивало раздражение, как это бывало в течение всей жизни, и все же они всегда чувствовали друг к другу большую любовь и привязанность. Возможно, в тот период эти чувства только усилились, поскольку теперь над ними не довлели семейные заботы. Появилось время посидеть и поговорить, и они часто, особенно хорошими вечерами после ужина сиживали на скамейке у калитки на Сэндфилдрод или в саду среди роз он с трубкой, она с сигаретой, к которым пристрастилась в последние годы. Конечно же, большей частью разговоры вертелись вокруг семьи, это для них всегда было интересно. Семейные принципы (вряд ли они это осознавали в юношеском возрасте) всегда были очень важным делом. Роли дедушки и бабушки пришлись им по вкусу, и они очень радовались, когда в доме появлялись внуки. В 1966 году с большими церемониями праздновалась их золотая свадьба, и это им доставило массу удовольствия. Достоин упоминания и вечер в их честь, устроенный в Мертоновском колледже. На нем впервые был исполнен толкиновский цикл песен " В поход, беспечный пешеход", положенный на музыку Дональдом Сванном. За роялем сидел сам композитор, а пел Уильям Элвин111 ("Такое имя добрый знак!" заметил Толкин).

Между тем дела в доме шли отнюдь не идеально, и чем дальше, тем хуже, поскольку год от года здоровье Эдит ухудшалось. Хотя ее артритная хромота все усиливалась, она ухитрялась справляться со всей готовкой и с большей частью домашней работы, да еще коечто делала в саду. Но к концу шестидесятых годов, то есть когда ее возраст стал подходить к восьмидесяти, стало ясно, что долго так продолжаться не может. Вообще-то можно было нанять приходящую прислугу на несколько часов в сутки, но дом был не настолько мал, чтобы домашних дел было мало, и вместе с тем не настолько велик, чтобы можно было без труда поселить постоянную прислугу (даже если бы и нашлась подходящая кандидатура). Сам Толкин помогал, чем умел; будучи руковитым, он мог починить сломанную мебель или поменять перегоревшие пробки, но и его суставы становились все менее гибкими. К началу 1968 года, когда ему было семьдесят семь, а ей семьдесят девять, они решили сменить жилище на более подходящее. К тому же это давало случай сохранить в тайне новый адрес и тем самым укрыться, наконец, от почти невыносимого потока восторженных писем, подарков, телефонных звонков и посетителей. Они с Эдит взвешивали несколько вариантов неподалеку от Оксфорда и, наконец, выбрали Борнмут.

ГЛАВА 2. БОРНМУТ

Даже по английским меркам Борнмут был исключительно противным приморским городком. Архитектура застройки относилась большей частью к концу XIX и началу XX века. Город являл собой анемичное подобие французской Ривьеры. Как и другие курортные местечки на южноанглийском побережье, он был наводнен стариками. Они приезжали провести остаток своих дней в бунгало и виллах или поселялись в разоряющихся отелях (зимой постояльцев встречали с радостью, летом цены резко подскакивали). Старики прогуливались по побережью от Восточного утеса до Западного; они постоянно присутствовали в публичной библиотеке, зимнем саду и на поле для гольфа; они бродили среди хвойных лесов Боскома и Брэнксом-чайн; они умирали, когда приходил их час.

Впрочем, Борнмут соответствовал своему назначению. В нем были дома, где престарелые люди с достатком могли с удобством жить и проводить время в компании лиц такого же возраста и общественного положения. Город очень понравился Эдит Толкин и не без причины. Впервые в жизни именно в Борнмуте она обрела большое количество подруг.

Несколькими годами раньше она стала регулярно приезжать туда на праздники. Останавливались они в отеле "Мирамар" на западной стороне города. Отель был дорогой, зато комфортабельный, и обстановка в нем была приятной. Завсегдатаями этого отеля были женщины, похожие на Эдит. После того, как профессор Толкин ушел на пенсию и перестал ездить в Ирландию принимать экзамены, они стали ездить в Борнмут вдвоем. Вскоре Толкин понял, что здесь Эдит куда лучше, чем в Оксфорде. Это и не удивительно. Общество в "Мирамаре" было очень схоже с тем, что она знавала в доме у Джессопов в Челтенхэме в 1910-1913 годы: верхушка среднего класса, с достатком, без претензий на интеллигентность, с дружественным отношением к себе подобным. В "Мирамаре" она чувствовала себя совершенно "как дома", в наилучшем окружении, чего не было ни в Оксфорде, ни вообще где бы то ни было в течение всей ее замужней жизни. Конечно, многие из постояльцев были титулованы, богаты и самоуверенны. Но все они были одного круга; все держались консервативных убеждений, любили обсуждать своих детей и внуков, поговорить о предстоящих знакомствах, с удовольствием коротали большую часть дня, сидя в своих комнатах и лишь изредка прогуливаясь по набережной, с достоинством вкушали послеобеденный кофе, смотрели по телевизору девятичасовой выпуск новостей и ложились спать. И у Эдит не возникало ни малейшего ощущения собственной неполноценности: материально она была обеспечена не хуже других, а что до титулов, то звание супруги писателя с мировым именем с успехом компенсировало недостатки происхождения.

Со временем "Мирамар" стал практически самым лучшим решением всех домашних проблем семьи Толкинов. Когда Эдит чувствовала себя не в состоянии вести домашнее хозяйство, они заранее заказывали свои излюбленные номера в "Мирамаре" и нанимали знакомого шофера, который привозил их в Борнмут. Вскоре после этого Эдит ощущала в себе подъем физических сил, не говоря уже о душевных. Да и сам Рональд порой был инициатором поездок в Борнмут — просто с целью вырваться за пределы Сэндфилд-род, убежать от отчаяния, вызванного собственным бессилием взяться за работу. Он не питал особо пылких чувств к "Мирамару" и не разделял восторженного отношения Эдит к тем, у которых, по выражению К.С. Льюиса, "беседа почти полностью сводится к повествованию". Хотя среди постояльцев он временами находил собеседника-мужчину, порой от ощущения глухой стены вокруг себя он впадал в молчаливое и бессильное бешенство. Однако в каком-то смысле поездки в Борнмут шли ему на пользу. Все нужные бумаги он брал с собой (даже если это составляло не просто портфель), так что в своем номере в отеле он мог почти так же успешно работать (или не работать), как и на Сэндфилдрод. Ему нравились тамошний комфорт и кухня. Они с Эдит познакомились с местным врачом, который мог при необходимости оказать помощь и ему, и ей, а со временем стал добрым другом. Там была и католическая церковь, причем недалеко, да и море было рядом с отелем море, которое Рональд так любил (хотя, по его мнению, это море было слишком уж скромное); наконец, он видел, что Эдит там счастлива. Поэтому поездки в Борнмут повторялись, и не стоит особо удивляться, что когда Толкины задумали переехать из дома на Сэндфилдрод, то решили подыскать что-то подходящее возле "Мирамара".

"Он живет в отвратительном доме (у меня прямо нет слов, чтобы сказать, насколько он отвратителен) с отвратительными картинами'. Так сказал У.Х.Оден на вечере в честь Толкина в Нью-Йорке, и его слова попали в лондонскую газету в январе 1966 года. Толкин прочел это и заметил: "Ну, поскольку в нашем доме он был один раз несколько лет тому назад и всего-то прошел в комнату Эдит и выпил чаю, его, должно быть, подвела память (если он вообще говорил это)'. Реакция на эти оскорбительные слова была спокойной; в своем первом письме после этого Толкин высказал некоторое неудовольствие, а вскоре написал Одену сердечное послание.

Слова эти были глупостью, да к тому же неправдой. Дом на Сэндфилд-род был не более безобразен, чем многие другие на этой скромной неопределенного вида улочке. Картины, украшавшие стены гостиной Эдит, тоже ничем не выделялись среди картин в любом доме среднего класса в этом районе. Но, конечно, они были именно тем самым, что имел в виду Оден. Будучи человеком с тонким вкусом, он был потрясен ординарностью дома Толкина, тем, насколько этот дом сливается с пригородом. Такой стиль не полностью соответствовал вкусам самого Толкина, и сам профессор не очень подходил к нему, но в натуре Толкина хватало аскетизма, чтобы попросту не обращать на это внимания. Это важно понять, чтобы сделать правильные выводы относительно той жизни, которую он вел в Борнмуте с 1968 года и до конца 1971 года.

Они с Эдит купили бунгало недалеко (если ехать на такси) от отеля "Мирамар". Очень легко представить мнение Одена об этом простом современном доме номер 19 по Лейксайд-род, ибо в своем роде он был столь же "отвратительным", как и дом в Хедингтоне. Но с точки зрения Толкинов (обоих) этот дом был как раз тем, что они бы хотели. Там была хорошо оборудованная кухня, в которой Эдит, несмотря на убывающие силы, могла справиться с готовкой; кроме того, в доме были гостиная, столовая, спальни для него и для нее. Была еще комната, которую Рональд мог бы использовать в качестве кабинета, а еще гараж на две машины, который можно было приспособить под библиотеку и приемную — совсем как на Сэндфилдрод. В доме имелось центральное отопление (раньше у них такого никогда не было), а снаружи находилась веранда, где по вечерам супруги могли сидеть и курить. Был также большой сад, в котором хватало место на то, чтобы посадить розы и даже кое-что из овощей, а в конце сада отдельная калитка выходила в небольшой лесной распадок, известный под названием Брэнксом-чайн и ведущий к морю. Соседи-католики часто подвозили Толкина в церковь на своей машине. Толкины держали приходящую домашнюю прислугу, а рядом всегда к услугам был "Мирамар", где можно было разместить навещавших их друзей и членов семейства и просто пообедать, или даже переночевать, если Эдит нуждалась в отдыхе.

Переезд в Борнмут, конечно, оказался большой нагрузкой для Толкина. Он не очень-то хотел уезжать из Оксфорда и знал, что этим отрезает себя от почти всех контактов с семьей и близкими друзьями. Снова, как во время его жизни на пенсии в Хедингтоне, действительность оказалась несколько грубее, чем он ожидал. Через год жизни в Борнмуте он писал Кристоферу: "Чувствую я себя вполне неплохо. И все же, и все же... Здесь я не вижу людей своего круга. Мне не хватает Нормана. И сверх всего прочего мне не хватает тебя'.

Но жертва была принесена с известной целью, и эта цель была достигнута. На Лейксайд-род Эдит была так же счастлива, как во время прежних поездок в "Мирамар" на праздники, то есть наступил лучший период всей ее замужней жизни. К удобствам нового дома и отсутствию лестниц прибавились нескончаемые радости от посещения "Мирамара". Она там со многими подружилась. Эдит не была уже сухой, отчужденной, временами озабоченной женой профессора Оксфордского университета, а стала сама собой: контактной, веселой мисс Бретт челтенхэмовских времен. Она оказалась именно в той обстановке, которая уже давно была ей сродни.

В целом жизнь стала полегче и для ее мужа. Счастье Эдит наполняло его глубокой благодарностью и отразилось на его собственном настроении, так что в дневнике, который он недолго вел в борнмутские годы, осталось очень мало от той мрачности, которая так часто охватывала его на Сэндфилд-род. Отсутствие тех, кого он называл "мой круг", частично компенсировалось частыми визитами членов семейства и друзей, зато почти полностью прекратились вторжения поклонников (адрес, телефон, даже то, что Толкин поселился на южном побережье, удавалось успешно скрывать). Это означало, что для работы оставалось даже больше времени, чем раньше. Жена врача выполняла кое-какую секретарскую работу, когда Джой Хилл, состоявшая в штате "Аллена и Анвина" и обрабатывавшая почту от поклонников, уезжала на лекции. Переезд в Борнмут сначала был сопряжен с трудностями: на Сэндфилд-род Толкин упал с лестницы и серьезно повредил ногу. В результате он несколько недель провел в больнице, а в гипсе и того больше, но, поправившись, мог (по крайней мере, теоретически) начать более-менее регулярно работать над "Сильмариллионом".