— Рюноскэ сейчас не до сканирования всего острова, которое, ему все равно не под силу — работу бы выполнить, — поделилась Хонока.
Мы покивали.
А остальных сенсоров на острове не оказалось потому, что незадолго до нашего тут появления на остров прибыла команда с внушительными полномочиями, и сняла болтавшихся без дела ценных специалистов. По слухам, они отчалили искать каких-то своих шиноби то ли в Страну Чая, то ли в Страну Волн...
Я сразу вспомнил команду Охотников, лже-нукенинов из Кумо и радостно улыбнулся. Пусть ищут. Сложно найти черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет, а она убита, запечатана и унесена в другое место.
И все равно, нас было меньше, хотя бойцы у нас — сильнее и на нашей стороне был фактор внезапности и полезная информация от Хоноки.
Дельфинов я не учитывал, потому что они бесполезны на земле, а крабы могут помочь, но слишком уж эти членистоногие неповоротливы и заметны.
Кстати, и Кенту я призвал и сообщил ему новости. Он был так сильно удивлен, что даже спрашивать ничего не стал, а извинившись, сказал, что это нужно срочно сообщить, и пропал.
Вероятность успеха мы оценивали меньше пятидесяти процентов, если не произойдет восстания монстра и если Стерва где-то ошибется. Даже если нам удастся собрать всю толпу, то она будет примерно равна по силе шиноби из Кумо, а нам нужен был стопроцентный успех и никак иначе. Точнее такая уверенность нужна была больше всех мне. Для меня нет пешек и я никем не собирался жертвовать. Да и не мог.
Судя по словам Хоноки, монстр, как бы он не был силен, просто так толпу шиноби Кумо не перебьет, как бы нам этого не хотелось, но проредить обязан, перед тем, как помрет. А если он все-таки всех сожрет, то мы добьем уже его. Ну или сбежим, если он будет слишком крут.
Обратная дорога почти не запомнилась, двигателем лодки стали Ютака и Араши, с тихим плеском толкая посудину водяной техникой к большой земле, а я и Наруто собирали все то, что он так опрометчиво рассыпал.
— Точно больше ничего не потерялось? Давай лучше проверим еще?
— Не, теперь точно все собрал.
В домике было темно и тихо, только чуть слышно потрескивали угли в погасшем очаге, давая блекло-красный свет. Был бы я обычным человеком, никогда бы этого не увидел.
По привычке пожелав мелкому спокойной ночи, я, стараясь не сопеть и вообще не шуметь, подкрался к своему спальнику, рядом с Анко, и попал в удушающий захват, быстро превратившийся в нежные объятья.
— С возвращением, — с беспокойством прошептала она, прижимая к груди, будто меня у нее кто-то мог отобрать.
— Нас не было всего несколько часов, мы даже не задержались.
— Мне показалось, что вас не было целый день, — перебирая мокрые пряди и почесывая меня за ухом, шепнула Анко. — Показалось, что сейчас уже вечер. От тебя так приятно пахнет мятой.
— Нет, — млея, хрипло выдохнул, — тебе просто показалось. Сейчас утро.
Успокоившись, Митараши прикрыла глаза, но внезапно встрепенулась, ударив меня в лоб подбородком и дернув за волосы. Не больно, но чувствительно.
— Как все прошло? — бодро спросила она, кажется даже не заметив удара.
— Потом расскажу.
— Но...
Теперь уже она оказалась в моих объятьях, грозно сопя и, без энтузиазма, вырываясь. Видно было, что девушка была не против смены ролей.
— Потом. Спи.
Фыркнув, Анко еще полминуты возилась, прежде чем устроилась на моем плече и, наконец, заснула.
Угли остыли и комната окончательно погрузилась во мрак.
Мне приснился чересчур красочный, полууправляемый сон, в котором я отвечал за свои поступки и мог думать, но не понимал, что нахожусь в мире Морфея. Мне чудилось, что мы уже выступили, что захватили остров и остался последний рывок до монстра. Зеленая жуть, вместо того, чтобы сожрать, вдруг высунула раздвоенный язык и начала меня облизывать, счастливо что-то мурлыкая. Кажется, именно этот диссонанс меня и разбудил окончательно.
Несмотря на бумажные перегородки, свет показался мне слишком ярким, так что смотреть на мир получалось, лишь прищурившись, как боксеру с несколькими пропущенным ударами в голову. Повернувшись на бок, спиной к свету, я не сразу сообразил, что мутные лилово-бежевые пятна — это Анко. Девушка водила кончиками пальцев мне по лицу и улыбалась, словно видит умильного котенка. Улыбнуться бы ей в ответ, но сил не было. Я не чувствовал себя отдохнувшим, будто не спал неделю. Возможно, меня доконали предшествующие сну мысли об операции, а может что-то еще. Так что получилось только неразборчиво пробормотать что-то, сам не понял чего сказать хотел, подтянуть Митараши к себе и ткнуться мордой в ее мягкую грудь.
Голова трещала беспощадно, казалось, мне в голову засунули погнутый буквой "V" путевой костыль который давил на виски, спускаясь под глазами в переносицу. Я даже мог бы назвать приблизительный вес этого костыля, если бы кто-то спросил. А этот мерзкий звон в ушах просто сводил с ума!
Внезапно стало трудно дышать, во рту появился привкус крови, а в глазах потемнело.
Прохладная большая женская рука бережно поправила плюшевое одеяло, а знакомое лицо посетила нежная, но вымученная улыбка.
— Мам, — тонкий голосок, кажется, исходил от меня.
— Спи спокойно, малыш, — она погладила меня по щеке, задев ряд пластырей на носу.
— Мамочка, не уходи, — пискляво заныл детский голосок, когда я оказался рядом, а не внутри тела. С распущенными волосами мелкий Ирука был так похож на мать, что на миг мне показалось, что я вижу его сестру.
— Я не уйду, — ласково проговорила женщина, прижимая ребенка к груди.
— Майн! — ворвался в комнату мужчина с тонкими усиками, как у Дали, только короче.
Рассерженный Кохаку испугал ребенка, так, что тот вцепился в одеяльце и вжался в подушку.
Заправив каштановую прядь за ухо, Майн успокаивающе погладила сына, а затем резко встав, вышла из комнаты, просочившись мимо мужа, при этом не потеряв достоинства уверенного в себе человека. На ее фоне Кохаку был откровенно жалок. Даже не глянув на Ируку, он выскочил следом, громко хлопнув дверью.
— Хватит с ним сюсюкать! Он мужчина! — рявкнул Умино, — Что ты устроила?! Это недопустимо! Ты чуть не убила человека Данзо!
— Жаль, что не убила, — едва сдерживая ярость, бросила женщина.
Чета Умино вскоре перестала стесняться в выражениях, видимо, посчитав, что дверь в детскую закрыта, но от удара она приоткрылась и Ирука все услышал.
Отец называл Ируку ни на что негодным слюнтяем, который скоро не сможет оторваться от юбки матери-истерички. А она обвиняла Кохаку в том, что он плохой отец; что видит сына раз в неделю. Что он бесчувственный чурбан, как его подчиненные. Майн запрещала ему впредь тренировать Ируку вместе с безликими Данзо и поручать за ним присматривать — тоже.
— Они чуть не убили Ируку, как многих других безродных сироток, криворукие выродки!
Сопоставив воображаемый костыль, и то что я услышал о ране от Майн, мне стало понятно, что шрам мог быть летально большого размера и глубины, если бы у Корня не было своих ирьенинов. Но и они смогли только стабилизировать состояние младшего Умино, пока его не передали ирьенинам в госпитале.
Как сказала Майн: Ирука не то что нормальным лицом — жизнью обязан нынешнему главе госпиталя, Араигуме-саме, да хранят его Боги!
Ирука был в ужасе от слов отца о нем, ведь он искренне хотел, чтобы тот его признал. А еще младшему Умино было немного стыдно за то, что мать так яростно его защищала. Он был уверен, что не заслуживает этого. Он бывал груб с мамой, ценил ее мнение меньше мнения отца, а она все ему прощала и сейчас защищала, как тигрица, наплевав на мнение "мужа, повелителя и главы клана".
Как это часто бывает они начали напоминать друг другу о старых грешках и косяках.
Кохаку проорал, что не виноват, что Майн, тупая самка, сама полезла защищать полевой госпиталь на миссии и по своей дури потеряла ребенка.
У Ируки чуть не появился младший брат или младшая сестра? — оглянулся я. — Как интересно...
Младший Умино остекленевшим взглядом смотрел в одну точку, затаив дыхание. Он был слишком мелким, чтобы все это понимать, когда произошла трагедия. Отдельным потоком шли мои мысли. С трудом удавалось удерживать дистанцию, чтобы иметь возможность смотреть со стороны и "слышать" Ируку. Не путать свои мысли и чувства с его детскими переживаниями. Этот Ирука не был взрослой личностью, попавшей в воспоминание. Просто воспоминание... Во всяком случае, мне так показалось.
Я слышал в голосе Кохаку то, что сам младший Умино не замечал по малолетству: неуверенность, страх и стыд, которые он пытался скрыть за яростными и возмущенными воплями. Старший Умино выплескивал свой гнев и раздражение на жену не потому что он чувствовал за собой правоту и не потому что был силен, а как раз наоборот, потому что был слаб. Кохаку не мог никому рассказать, поделиться своими настоящими переживаниями и эмоциями о том, что произошло с его сыном. Эта сцена вызвала у меня презрение к отцу Ируки.
Очередной Суровый МужЫг, Крутой Парень и просто Настоящий ДжЫгит... Не способный ни признать свои ошибки, ни поставить свою семью выше каких-то страхов вроде того, а что начальник скажет или люди подумают. Орать на женщину за то, что она любит своего сына и заботится о нем? Считать сына виноватым в том, что его чуть не убил дебил-инструктор?
Майн чуть не убила этого остолопа? А что она должна была делать? Пирожками его угощать? Перед Данзо неудобно за ее поведение? Это да, на него не поорешь, а на жену и сына можно?
Идиот.
Я не думал, что Кохаку был каким-то особо плохим человеком или совсем не любил свою семью, просто он хотел, чтобы сын вырос настоящим мужчиной. В его, главы клана, представлении, но при этом не уделял ему достаточно времени "потому что война, миссии и дела клана", а потом обвинял жену в том, что Ирука не такой, как ему хочется.
Воспитывать не пробовал? Не? Ну, тогда и не ной! ... Хотя, какая теперь разница, он уже мертв, а место его сына занял я. Все умерли. Хэппи энд, блин.
Когда произошел тот несчастный случай, "крутой мужик" глава клана и полноправный джонин по сути "сдулся" и не сделал ничего. Побоялся конфликтовать. А вот его жена, специальный джонин, скромная, тихая женщина, пошла и выразила свои претензии к инструктору так, что тот надолго отправился в госпиталь. Кохаку было стыдно за свое малодушие, и от этого он орал раненым зверем, а не потому, что Майн была не права.
Она как раз поступила как жена главы клана. Так, как требовали честь и традиции аристократии шиноби.
Я все это понимал рационально, разумом. Но сердцем принимать отказывался. То, что происходило с Ирукой, задело и меня. Младший Умино ведь тогда мало что соображал.
Видя, что родители злились друг на друга, он злился на себя. Считал, что именно он виноват в этих бесконечных ссорах. По сути, чета Умино жила, как в разводе; они редко друг с другом разговаривали, часто спали в разных комнатах и это при том, что окружающие считали их образцовой семьей! А они просто сор из избы выносили в плотном пакете безлунной ночью.
Ирука тихо встал с постели, медленно прошел сквозь мой призрак, низко склонив голову, и закрыл дверь. Закусив губу, он сполз на пол, обнял колени и глотая слезы заскулил, как побитый щенок.
Мне стало его искренне жаль. Он этого не заслуживал.
Когда морок спал, я обнаружил себя в той же позе в которой Ирука застыл под дверью. Только, вот, я опирался на руки Наруто, он упирался мне в спину, чтобы я не завалился назад. А в это время бледная Анко вытирала мои кровавые сопли, обеспокоенно заглядывая в глаза, будто искала в них ответ.
Стыдно перед ними, мерзко от себя самого.
Я напугал не только девушку, но и Наруто, который, казалось бы, уже должен был привыкнуть к приступам и странностям.
Девушку трясло, она с тревогой ловила мой блуждающий, как у отходящего от наркоза, взгляд и снова макала порозовевшее полотенце в миску. Мне, мягко говоря, все еще было нехорошо. Нос жутко болел, точно тот воображаемый костыль кто-то подергал из стороны в сторону, а потом медленно вырвал, разворотив при этом лицо до самых костей. У меня дергался глаз и сам я непроизвольно подергивал головой от вспышек боли.
В этот раз я изменил правилу и отказался рассказывать мелкому о том, что видел. Не потому что хотел утаить, нет, а потому что вспоминать было тяжело и физически больно. Хотелось свернуться в клубочек в темном углу, зажать голову руками и зажмуриться со всей силы, сжимая зубы до скрипа.
Почему так получилось? Наверное, потому, что под конец сна я не сдержался, коснулся плеча Ируки. Из-за этого жеста, я снова оказался внутри него, как в самом начале видения.
Меня захлестнули его переживания и эмоции. Я перестал себя ощущать Игнатом. Я тонул в воспоминаниях, словно в густом киселе. Странным образом мне стало очевидно, что я увидел или вспомнил то, что даже сам Ирука до этого момента не вспоминал.
Я пережил заново не только тот скандал, но и предшествующие ему события, вплоть до той злополучной тренировки. Как в дурном сне, кровь была везде: на полу, заливалась в глаза, она была на руках людей, на их одежде и лицах. Я не исключал вывертов детского сознания, которые могли исказить память, но все равно — это чудо, что Ирука остался жив!
Только ближе к обеду мне стало лучше и за завтраком, я подробно пересказал Анко наше приключение с краденой лодкой и Хонокой. Еще я пообещал, что в следующий раз она обязательно пойдет с нами. Наруто окольными путями пытался меня разговорить, но я молчал, как партизан и чувствовал себя глупо.
Когда мелкий снова пристал с вопросами, уже напрямую, я снова отказался говорить, но Наруто не обиделся, а сочувствующе потрепал меня по волосам, насмешив этим жестом и меня и Анко.
Сегодня у меня был запланирован визит в отделение Корня, чтобы убедить Синьку дать мне людей, но из-за приступа Анко и Наруто меня отговаривали идти. Потом они все же признали, что я не настолько плох и решили составить мне компанию, чтобы я нигде по дороге не помер. Чувствовал я себя все еще паршиво, но я же не сражаться с Хидики шел, а просто поговорить. Да к тому же мне стало легче на улице, я почувствовал себя почти нормально.
Дышать все еще было сложновато, так что приходилось втихаря сопеть через рот.
Хидики мы снова повстречали на тренировочной площадке. Да только поздороваться не успели.
Не успел я слова сказать, как друг сунул мне в руки какую-то бумажку и произнес, указывая на ворота:
— Карп прислал посыльного, тебе назначено через пятнадцать минут. Поспеши. Что-то ты неважно выглядишь, почти как Хаяте.
— Слава всем богам, что я не Хаяте! Слишком часто его вспоминают. Стоп, — притормозил я. — Какой такой Карп? А-а-а, этот.
— Да, этот. Который "приплыл" из столицы, — поморщился Тоши. — Вместе со сточными водами.
В принципе друг мог подождать пару часов, а вот Карп — вряд ли. Кто его знает, когда он снова согласится меня принять. Очень хотелось послать эту шишку в две булки пятой точки за неуважение, но нужно было идти, потому что задание и потому что это моя земля.
