| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Должен быть второй, — прервав мои мысли, прошептал мне на ухо товарищ Сергей.
— Я обойду дом, и посмотрю, — ответил я. — Если и ставить часового, то у западного флигеля ближе к дороге.
— Дать штык? — спросил товарищ Сергей. — Или...
Я обратил внимание на застрявший в колоде топор, на который мой напарник скосил взгляд.
— Не надо, — отказался я...
Это только в кино ставку, как правило, делают на экспромт. Или попросту, куда кривая вывезет. К серьёзным делам готовятся и просчитывают всё заранее. Если подходить к выбору рационально, то сначала составляется список плюсов и минусов, оцениваются преимущества одного варианта перед другим и на каждом этапе происходит реализация исходя из своих ценностей и критериев. Помощник уже всё просчитал: когда стоило начинать движение, в каком направлении, с какой скоростью и даже оружие, которое стоило применить.
— ...Может, мой план не так прост, как этот топор, но так же надёжен, — хлопнув товарища по плечу, сказал я. — Встретимся у крыльца.
Контрольный пропускной пункт, если его вообще стоило так называть, предназначавшийся для отсеивания посторонних сооружался наспех, и нет ничего удивительного в том, что в охранных зонах оказались незамеченные бреши. Дорогу к дому блокировал шлагбаум-рогатка из отёсанной сосны с колючей проволокой и пулемётная огневая точка, сложенная из снарядных ящиков в виде буквы 'П'. Возле неё валялись остатки битого кирпича, использованного как наполнитель ящиков и заваленные набок сани. По сути, пост лишь контролировал дорогу, преодолеть которую под кинжальным огнём пехотного варианта авиационного пулемёта МГ-15 было задачей из разряда маловыполнимых, что от него и требовалось, но если присмотреться, то оказался беззащитен с тыла. Между железной бочкой, из которой тянулся дымок и смотревшим стволом в небо ручным пулемётом под мешковиной — похаживал часовой. Замерзший француз не отдалялся от источника тепла и под треск поленьев скучно покуривал трубку, напевая песенку, 'Париж всегда остаётся Парижем' (Paris sera toujours Paris). В отличие от Клода этот не постеснялся задрать воротник и обмотать шею и голову шарфом или, скорее всего украденным женским пуховым платком. Вот он закончил насвистывать куплет, затянулся в последний раз, выбил пепел, чихнул и упал, словно ноги внезапно перестали держать вес тела.
Отметив про себя, что ПБС доживает последний день, я сунул пистолет за ремень, и попятился назад. Оставалось навестить караулку. Полуподвальное помещение, где раньше проживала прислуга, а после было отдано под заготовительную контору, имело отдельную дверь с выходом во двор и соседствовало с помещением кухни. Пройти мимо было невозможно. Протоптанная дорожка проходила вдоль стены, где был прислонён портрет советского вождя в окружении пожелтевшего снега. Культурная нация, где живём там и .... Впрочем, этой выходкой французы наверняка придумали себе оправдание не тащиться двадцать шагов до сортира, справляя нужду прямо под окнами. Неприятно смотреть, во что превратилась сельская школа за несколько дней оккупации, но мелкое пакостничество нельзя оставить без наказания. Только я подумал об экзекуции, как дверь стеснительно, боясь выпустить драгоценное тепло, отворилась и показалась фигура солдата, подсвеченная изнутри светом лампы. С накинутым на плечах одеялом он поспешил к портрету. Я присел у стеночки, притворившись сугробом. Маскировка так себе и не стоило уповать на подслеповатость отправившегося до ветра француза. Едва он закончил 'рисовать круги', как наши взгляды встретились.
— Спасибо, что открыл дверь, — тихо произнёс я и на улице, словно дважды хлопнули в ладоши.
Скупым, голодным светом в утекающем к потолку пороховому дыму, освещались худые, бледные как маски, лица французов. Кто-то застыл с гримасой боли, кто-то с выражением полного удивления, а кто-то так и не проснулся, смиренно покинув этот мир. Смерть иногда проявляет только понятное ей одной разнообразие.
Я посмотрел по сторонам. К фотокарточкам советских актрис были добавлены пикантные снимки 'солдатских невест', уживавшихся с плакатом колхозницы в полный рост. Девушка с картинки радушно зазывала в светлое будущее, но какой-то придурок с сексуальным подтекстом прожёг окурком в плакате дырку. Всё, что было чуждо захватчикам либо портилось, либо подвергалось глумлению. Лишь штыки на расставленных вдоль стены винтовках, блестели, как отполированные и это единственное, что находилось в порядке. Запах оружейного масла и пороха потихоньку сменялся на неприятное и спёртое зловонье. Это особенно стало ощущаться после свежести улицы.
С товарищем Сергеем мы ворвались в караулку как конница Будённого, растекаясь по флангам и рубя всех встречных и поперечных. Комиссар непроизвольно выдавил из себя: — Коли! — и со знанием дела, проткнул штыком стоящего перед ним унтера, а я расправился с оставшимися тремя.
— Было громко, — сказал мне товарищ Сергей, указывая на глушитель. — Кабы тревогу не подняли. Лучше уж по старинке, нет у меня доверия ко всякой новомодной хрени.
Выслушивая претензии, я вытащил пустой магазин и начал набивать его патронами. Движения пальцев были доведены до автоматизма, и когда последний седьмой встал на своё место, предупредил комиссара.
— Если всё пойдёт по плану, — сухо отозвался я — стрелять больше не придётся. Разве что припугнуть, когда сами выбегут. Имейте в виду, что в классных аудиториях наши люди.
— И как их прикажете различать? — задал актуальный вопрос комиссар, засовывая в карман трофейный 'Люгер' (Luger P08).
Я посмотрел, как товарищ Сергей расправил мешковатую униформу. Как там, в мультфильме пластилиновом? — мужчина хоть куда. Конечно, у такого человека всё должно быть прекрасно и лицо и душа и одежда и автомат.
— Те, кто в свитерах с оленями на груди — наши, — запоздало ответил я и добавил: — Макрон носит очки и от него пахнет козлом, поэтому пользуется одеколоном с резким запахом. Надо было раньше предупредить, но уж извините.
В этот момент сверху раздались выстрелы. Не беспорядочные, до последнего патрона, а скупые с равными промежутками по времени. Бах! Бах! Бах! — словно на сдаче зачёта в тире. За выстрелами последовало улюлюканье, и даже аплодисменты.
Мы высунулись из караулки.
— Да они там развлекаются, — со злостью произнёс товарищ Сергей, когда из окна вылетела бутылка, сопровождённая громким приказам притащить шампанское. Похоже, майор выйграл.
— Это проблема, — признал я. — Фокус с пожаром не пройдёт. Сейчас это жулик побежит к автобусу, а его дружок Клод то того...
— Я стану у двери, — прошептал товарищ Сергей. — Как только он появится, ударю по затылку. А дальше по обстоятельствам и дымовая шашка самое то.
Судя по его лицу, он готовился к серьёзному превозмоганию, и я решил поддержать товарища.
— В таком случае, если ваше чутьё не подводит, зайдём с ветерком, — сказал я, подбросив на ладони картонный цилиндр. — Но учтите, отчёт в сорок третью лабораторию писать будете сами.
Подхваченная внезапным сквозняком дверь захлопнулась с диким грохотом, заставив задребезжать заклеенные стёкла и сорвав с потолка целый пласт штукатурки, осыпавшийся на чучело. У стены, на задних лапах стоял в полный рост набитый опилками медведь. Его шкура была припорошена скапливающейся десятилетиями пылью и выглядела не надёжно, но, тем не менее, использовалась как вешалка. Белёсый дым, испускаемый из вращающегося как юла экспериментального изделия Ленинградского Химико-Технологического института, спиралью закружился на свету и в этот момент небрежно наброшенная на медвежью лапу каска, со звоном шлёпнулась на пол, случайно накрывая источник дыма.
'Святый боже... — раздался вздох с панцирной койки, — граната!'
Воздух в комнате пришёл в движение, отвратительно запахло нашатырём, пламя свечей заколыхалось, отбрасывая по углам тревожные тени и игроки за столом до того не обращавшие особого внимания на шастающих взад вперёд любителей выпить, синхронно обернулись и уставились на вошедших. Поняв, кто почтил своим присутствием превращённую в казарму самую большую классную комнату, Винцингероде резко схватил за волосы сидящего напротив майора и впечатал его физиономию в стол. В этот же момент, его приятель в свитере зафиксировал руку фашиста. Поверженный майор заскулил, а ставший невольным свидетелем фельдфебель замер в позе горниста, булькая в горлышко бутылки то ли про тревогу, то ли спасайся, кто может.
— Захлопни пасть, падаль! — прорычал товарищ Сергей на 'портовом' немецком, наводя ствол оружия на источник звука. — Все на пол и замерли! Клошары ...
Дернувшийся к окну фельдфебель тут же получил от меня пулю в спину и в этот же миг комиссар воспользовался прикладом, сбивая с ног ещё одного шустрого, появившегося в дверях. Чернявый француз в очках еле слышно выругался, как рыбак, у которого из сетей только что выпрыгнул полутораметровый осётр, но всё же собрал в кучу мозги и растянулся на паркете, как и двое его сослуживцев.
Не знаю, насколько качественной оказалась дымовая шашка, но дым по комнате расползался как-то вяло. Движением головы я указал товарищам в свитерах не выделяться и Винцингероде так же плюхнулся на пол. Оценив обстановку, товарищ Сергей стал вязать руки французским офицерам. Сначала майору, а потом его приятелю.
— Вы, двое! Схватили это дерьмо и понесли во двор, — приказал я.
Винцингероде с помощником не торопясь встали на ноги, повторяя, что они гражданские кинооператоры, на что я дважды выстрелил в лежащего у дверей француза.
— Мне плевать кто вы! Пусть смердящий одеколоном тощий очкарик помогает, — прикрикнул я, подгоняя его пинком. — Живее! Иначе пристрелю, и следующее кино будете крутить в аду.
Дым тем временем потихоньку, но начал завоёвывать пространство комнаты, однако возникший сквозняк уносил его в распахнутое окно и когда мы оказались на крыльце, создавалось впечатление начинающего пожара. Товарищ Сергей сбегал в караулку и вернулся с охапкой шинелей и одеял.
— Застёгивайте на пуговицы, — произнёс он и, накинув шинель на майора, спеленал его как гусеницу.
Вскоре я привёл двух лошадей и как только под стоны и французские проклятья на их спины были уложены и зафиксированы вожжами пленные, я отошёл с Винцингероде в сторонку.
— Фёдор Илларионович, — тихо произнёс я. — Обстоятельства немного изменились и вы остаётесь. Когда всё началось, вы уже крепко выпили и спали в соседнем кабинете. Проснулись от выстрелов, забежали в казарму, там уже пожар. Разбейте керосиновую лампу и прихватите тело у двери. Раненый француз не жилец, через пару минут истечёт кровью, но его нужно вынести из дома. Этот героический поступок объяснит задержку в поднятии тревоги. Винтовки возьмёте в караулке, и когда мы дойдём до края водоёма, стреляйте в нашу сторону, пока не закончатся патроны. На ответную пальбу не обращайте внимания, но запомните, что вам показалось, будто нападавшие говорили по-английски, а в вашу сторону открыл огонь майор. Я из его пистолета выстрелю возле вашего автобуса и у пруда. Вы раздали посылки солдатам?
— В первую очередь по приезду, — ответил Винцингероде. — Шестнадцать посылок из Парижа и открытки.
— Значит, минут через пятнадцать из деревни Якшино, те, кому не достался клофелин прибегут на помощь, станут тушить огонь и скорее всего даже кого-нибудь снарядят в погоню. Оставайтесь на месте, спасайте своё оборудование. Мы к тому времени уже будем далеко, а идущим по следам оставим сюрпризы.
— Не поверят, — произнёс он, чем изрядно удивил меня.
— Постарайтесь быть убедительным. Французы для немцев люди второго сорта, а ещё потребуйте разбирательства, каким образом вас разместили во фронтовой полосе. Вы же не настаивали?
— Нет, нас заверили, что утром будет взята Кубинка.
4. Крик о помощи.
То, что Удача — дама с непростым характером, Рахиль Исааковна предполагала давно. Она терпеть не может тех, кто жалуется на её капризы, иногда легко одаривает нашедших в себе силы подняться и в то же время невероятно щедра к тем, кто крепко ухватил её за хвост. А Рахиль ухватила и не выпустит. Недаром на её груди покоится талисман. Улыбайся, будь всегда готова к любым поворотам, уверена в себе и открыта к преодолениям — таков её девиз. И оттого надо праздновать даже самую маленькую победу, показывая ей, что умеешь быть благодарным. Так ей советовала её мать, а уж в мудрости ей нельзя было отказать, ведь от благосклонности до обиды ровно столько, как от любви до ненависти.
Обедать Рахиль Исааковна предпочитала в 'домашнем' кафе за сорок пять центов в нескольких минутах ходьбы от офиса. Гамбургер, френч фрайс, омлет и кофе. Жуткий набор для человека избалованного наваристыми супами, рассыпчатыми кашами и ароматным компотом. Но, в Риме нужно поступать как римлянин.
— Мэри, — улыбнулась она знакомой рыженькой официантке, — мне как обычно и капни в кофе немного бренди. Сегодня хороший день.
Раппопорт присела за столик и выложила на край никель. Свежую газету можно было купить в автомате, но иногда, прочитав интересующие статьи, посетители, оставляли её и это был негласный приработок официанта. Рахиль давно подсмотрела, как поступали несколько завсегдатаев заведения, и посчитала, что от неё не убудет. Не из мусорной же корзины Мэри вынимала газету и пять центов для семнадцатилетней матери-одиночки, какая никакая, а прибавка к её скромной зарплате. Получив прессу и пролистав передовицы, она нашла интересующую её заметку о бутике 'Меха Сибири' и зацепилась взглядом за ещё одну статью. В Нью-Йоркском ежедневнике на шестой странице аналитик рекомендовал обратить внимание на растущие показатели компании из Айдахо и, пробегая по выкладкам цифр, она в тайне ощутила чувство гордости. Обычно, это была скрытая реклама, но в данном случае брокер не лукавил. Приобретённые ею акции 'Simplot' пошли в гору. 'Вот вам и обезвоженный картофель, — подумала она. — Семь долларов с сотни как с куста. Интересно, как подрастут котировки, когда просочится информация о подписанном контракте на тысячи тон и отправленных семи 'Либерти' во Владивосток? Ведь капитализация компании существенно возрастёт'.
— Ваш заказ, — прервала её размышления Мэри, расставляя тарелки с подноса.
— Спасибо, солнышко, — ответила Рахиль и поинтересовалась здоровьем дочери официантки.
— Благодарю за заботу мисс Раппопорт. Ваш доктор смотрел Бетси вчера. У малышки режутся зубки, и она немного температурит. Ничего страшного.
— Это замечательно, — произнесла Рахиль и непроизвольно оглянулась. История с доктором стала неприятным откровением. Ничего не значащий на днях разговор и упоминания в отчёте породили последствия.
— Мне немного неловко, мисс, — продолжала Мэри. — Доктор принёс огромный чемодан с вещами для Бетси. Их было так много, что я поделилась со своей подругой. У неё мальчишка-сорванец, мы вдвоём снимаем комнату. Линда по вечерам моет полы на Восточной 14-й авеню, а днём нянчит малышей...
— Не вижу проблем для беспокойства, — успокоила её Рахиль Исааковна. — А как представился доктор?
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
