Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Не было ни гроша — да вдруг серебряная шахта, золотая речка и медный рудник!
Не обманули, стало быть, нашего лукоморца подземные мастера.
В смысле, не приснилось ему всё приключение.
Сказка, да и только!
И еще, пока не запамятовал: когда Медьведка серебро на пожарище искал, нашел подвал — продуктовый склад Вранежа. К счастью, в целости и сохранности.
Побывал я там.
Поглядел своими глазами.
Всё в точности, как Кысь со товарищи описывали.
Ну, что я, культурный интеллигент столицы, могу сказать по этому поводу?
ВОТ ГНИДА!!!!!!!!
Если он всё еще где-нибудь живой — чтоб он подавился!!!
Кхм.
Ладно, ну их, шакалов, к веряве.
Продолжим.
Во-вторых, еще одна новость, и тоже замечательная.
Городской рынок открылся.
Из северных деревень стали приезжать крестьяне с продуктами, с кожами, с шерстью, с птицей живой и битой, овец пригоняют на продажу, коз, коров. Из южных — от октябричей — вчера пришел обоз с рыбой вяленой, грибами сушеными и медом. Все, что на топоры-косы-гвозди выменяли. Купчики наши отдохнут вот, железяки соберут, и снова туда собираются. Шибко хорошо торговля идет, говорят.
А еще сегодня после обеда купчина Хверапонт из Хорохорья большущий обоз с зерном привел, как договаривались. Рожь, пшеница, и гречихи два воза. И, клянется, еще один через неделю прибудет, тоже уже оплаченный — его брат приведет. Спрашивал новых амулетов, согласился посидеть, подождать. А как деньги, реквизированные у Вранежа, увидал, да про серебряный рудник услыхал — так вообще растаял, будто масляный, и моментом стал лучшим другом костейского народа. В поставщики царского двора стал набиваться. А то в толк, чудик, не возьмет, что ни двора у нас в Постоле, ни царя. Иван не хочет, говорит, морально не готов, и права не имеет, а насильно только замуж можно выдать — царем не сделаешь.
Вот, кстати, подумаешь об этом — и иногда даже обида берет. Достанется же кому-то такое царство 'под ключ' за просто так!
Ну, и в-третьих, самое необычное.
Дед Голуб — кладезь преданий старины глубокой, в библиотеку не ходи — утром в присутствии Ивана обмолвился, или нарочно сообщил, что скорее, что раньше в Стране Костей обычай был первого декабря праздновать праздник старинный. День Медведя называется. В это день, наши предки считали, медведь в берлогу ложится, и новый год начинается. И устраивали костеи в День Медведя ярмарку превеликую, с каруселями, скоро... скомо... скромо... мохами? и прочими забавами — в основном, на потеху детишкам, но и себя не забывали. Только из наших, современных костеев, по понятным причинам никто не припомнил не только какие именно такие прочие забавы в этот список входили, но и что такое ярмарка вообще.
И тогда Серафима изрекла, что если настоящую костейскую ярмарку организовать не представляется возможным, то они могут организовать настоящую лукоморскую. И предложила всем — и гвардейцам, и деду Голубу — собраться сегодня, как стемнеет, во дворце на горке и всё как следует обсудить.
А потом первый раз за полмесяца выспаться до обеда на настоящих кроватях под настоящими одеялами, если кто-то еще помнит, что это такое.
Я — нет.
И, кстати, о потемках — за окном уже сумерки опускаются, надо дописать скорее, да бежать.
И не забыть спросить у лукоморцев, как эти скоромохи правильно пишутся.
И кто они такие.'
* * *
Волшебные восьмерки, подвешенные за ниточки на фамильных подсвечниках ушедшей династии костейских царей, хоть и покачивались на забредшем невзначай гуляке-сквозняке, но сияли ярко и ровно, освещая обитый выцветшим малиновым шелком кабинет, малиновые бархатные портьеры с золотыми кистями, стыдливо лысеющий ковер и большой овальный стол посредине.
На лицах восемнадцати человек, собравшихся в этот морозный ветреный вечер за сим шедевром безвестного краснодеревщика, на всеобщее обозрение были представлена вся гамма выражений — от изумления и мечтательной улыбки до сосредоточенной суровости и нетерпения.
Третий час без перерыва в царском дворце на холме шло заседание оргкомитета ярмарки, посвященной празднованию Дня имени Медведя, как гласила надпись на бумажке, приколотой на двери со стороны коридора.
Надпись сопровождалась требованием загадочной администрации не беспокоить, и все слуги, еще остававшиеся во дворце, покорно и с благоговейным трепетом обходили этот отрезок коридора стороной, и даже другим этажом, если могли.
Творение Макара — алые, подтекающие жидковатыми чернилами буквы на стильном черном пергаменте, прикрепленном к двери всаженным почти по рукоятку кинжалом, производило нужное впечатление даже на неграмотных.
— ...Ага, записываю... — пробормотал Иванушка, внося в колонку под названием 'Развлечения' последнее предложение оргкомитета — 'Качели и карусели, украшенные лентами'. — Что еще?
— Еще?.. — Серафима и Находка задумчиво переглянулись, гвардейцы пожали плечами, а Кондрат уставился в воображаемую точку, находящуюся внутри его черепной коробки, честно стараясь придумать новое развлечение для никогда им не виденной ярмарки.
Медвежонок под столом обреченно вздохнул, понял, наконец, что этим вечером людям не до него, и пошел извлекать из сего грустного факта максимум удовольствия, в смысле чего-нибудь погрызть.
— Ну да, еще, — нетерпеливо кивнул царевич и обмакнул перо в чернила.
— А разве того, что мы уже придумали, мало? — удивилась Серафима.
— Да нет, не мало, конечно, но у меня такое впечатление... — он сделал рукой неопределенный жест, — что мы что-то упустили из виду... Что-то, что обычно для наших ярмарок, а для костеев — диковинка... Ну, Сеня, вспоминай, что еще на ярмарках бывает?
— Качели мы записали, — старательно начала загибать пальцы Серафима. — Столбы с призами — тоже. Комнату смеха. Жонглера кинжалами на лошади — то есть, меня. Скоморохов. Лабиринт. Бои мешками, бег на ходулях, борьба вслепую и прочие соревнования. Ученого медв... Кстати, где он?..
Царевна подскочила и закрутила головой, заглядывая под стол, стулья у стены, пытаясь обнаружить лохматого разбойника прежде, чем он нанесет непоправимый ущерб обстановке дворца или, что еще хуже, себе. Хотя шансов на последний вариант почти не было: за время своего пребывания среди людей косолапый успел сжевать несколько пар сапог вместе с подковками, три мебельных гарнитура, седло со стременами и потником, два тулупа, ухват, четыре каминных экрана, пять дверей, шесть подоконников, дюжину портьер и ковров, недожеванных молью, а свечи с подсвечниками считали уже десятками.
— Малахай!!!.. — сдвинул брови и прорычал сердито Кондрат. — Быстро иди сюда! Вот я тебе сейчас, обормоту, задам!
Никто, конечно, ни на секунду не поверил в эту грозную сердитость, включая самого топтыгина, и гвардеец, возмущенно ворча и тщетно скрывая улыбку, был вынужден отодвинуть кресло и отправиться на просторы дворца в поисках своего шкодливого подопечного.
Улыбка расползлась и по всей физиономии Серафимы, пальцы разогнулись, мысли разлетелись, словно бабочки, выпорхнувшие из кулака неуклюжего ловца.
— Кхм... О чем это мы?
— Об ученых медведях, — ухмыляясь, напомнил Захар.
— А, ну да... — царевна махнула рукой и устремила взор на супруга. — У тебя же все записано, чего еще десять раз перечислять одно и то же! Давай на этом сегодня закончим! Спать охота — страсть!
— Нет, — упрямо мотнул головой Иван. — Мы что-то забыли. На наших ярмарках всегда были качели, карусели, медведи, скоморохи, столбы, состязания и... и... и... Вспомнил!..
Лицо Иванушки осветилось радостной детской улыбкой, словно увидел он перед собой нечто хрупко-воздушное, сияющее добрым волшебством, переполняющее счастьем и восторгом, затмевающее все заботы и обиды...
— Мы забыли кукольный театр! — упоенно скрипя пером по пергаменту, возгласил он. — Когда я был маленьким, я всегда с нетерпением ждал представления кукольного театра! Какая же это ярмарка без него! Детям понравится, я уверен!
Лицо Серафимы также на мгновение приобрело отстраненное мечтательное выражение ребенка перед афишей кукольного представления, но быстро посерьезнело.
В восхищениях новой идеей она была осторожна.
— У нас нет ни одной куклы, Вань.
— Их можно сделать!
— У нас нет пьесы.
— Придумаем! Вспомним что-нибудь! Это обязательно должна быть сказка, причем веселая, и чем смешнее, тем лучше!
— Ты знаешь так много смешных сказок? — охладила его пыл царевна. — Всё, что приходит на ум лично мне, так это про богатырей, царевичей, царских дочек, подвиги, странствия, и... и еще подвиги... короче, слишком много подвигов. Не для постольских детей, ты же сам говорил. Если, конечно, мы хотим, чтобы славный Постол был одним куском на следующее утро.
Иван объяснений не попросил, потому что слишком хорошо знал, что его жена имела в виду. 'Выехал на поле бранное Еруслан-богатырь биться с чудо-юдиным войском, махнул направо мечом — стала улица, махнул налево — переулочек. Отсек он чуду-юду голову и сделал из нее пресс-папье'...
При таком руководстве к действию дружина королевича Кыся и кандидаты в нее от города камня на камне не оставит, это к бабке не ходи.
Но ведь было огромное количество и иных сказок!..
— А помнишь сказку про дурака, который лошадь березе продал? По-моему, очень забавно! — загорелись глаза Иванушки.
— Ага, особенно когда он своих братьев в реку в мешках кинул, — саркастично кивнула Серафима.
— Кхм... Ну, тогда... тогда про лисичку с лаптем!
— Она же всех обманула! Мне, например, зверей всегда было жалко.
— Или что-нибудь про вора Митроху... Это уж точно уморительно! Как он в сено завернулся, чтобы в конюшню к боярину попасть, и про кувшин, и про сапоги...
— Ты имей в виду, что Кысь со товарищи потом в это играть начнут, — снова прервала полет воображения супруга царевна. — Непедагогично.
— Эх, жаль дед Голуб не пришел... — грустно вздохнул Иванушка.
— У него прострел случился в обед, — виновато развела руками Находка. — Говорит, дернула его верява с детишками играть во взятие огненного замка дружиной какого-то не то царевича, не то королевича... Он в защитниках был — парик из пакли соорудил, рога присобачил настоящие, лосиные, и хвост конский к армяку пришил. С мечом деревянным по стенам бегал и в трубу трубил — сам как лось. Правда, защитил — не защитил, сказать не могу. Но что теперь разогнуться, бедненький, не может — это надолго. Я, конечно, что смогла, сделала, и Щеглик тоже, но дня два полежать ему все одно придется.
— Да ладно, мы и без него сейчас сказку вспомним, — уверенно пробасил Фома и в поисках подтверждения своей правоты воззрился на Ивана.
— 'Солнце, Месяц и Ворон Воронович'? — не захотел подвести его тот.
— Не зрелищно, — упрямо мотнула головой Сенька.
— 'Спящая красавица'?
— Не оригинально.
— 'Семь Симеонов'?
— А где там смешно?
— Ну, хорошо, а ты что предлагаешь? — отложил перо в сторону обиженный Иван.
— Я?.. — таким вопросом она была явно застигнута врасплох. — Я?.. Хм... Когда я была маленькой, мне нравилась сказка про умную Дуню...
— Не знаю такой, — всё еще дуясь, покосился на нее Иванушка.
— Ну, это как брат на заработки ушел, а ее по дому хозяйничать оставил, и сказал ей дверь караулить, а она сняла дверь с петель и пошла гулять, а еще она у всех горшков зачем-то днища повышибала и на палку их нанизала, и... и...
— И что?.. — восхищенных шепотом выдохнула Находка, и глаза ее округлились с предчувствии чуда.
— А дальше я не помню, — с виноватой гримасой неохотно призналась царевна. — Но там было очень смешно, правда! Я перечитывала ее раз двадцать! Но мне тогда было пять лет...
На Иванушку, который только 'Приключения лукоморских витязей' перечитывал двадцать раз за год, причем каждый год, и это не считая остальных 'Подвигов', 'Походов', 'Странствий' и прочих 'Путешествий', цифра впечатления не произвела, но остальные с сожалением закачали головами.
— Наверное, это была очень смешная сказка, — расстроено проговорила Находка и вздохнула. — А у нас все сказки только про леших, да водяных, да зверей... Они, конечно, интересные, но ничего смешного в них нет.
— Какие, например? — с веселым любопытством взглянул на нее подоспевший Кондрат.
Мохнатый хулиган был пойман в Зеленом зале, оторван от разжевывания ноги неосторожно деревянной статуи, изображающей кого-то очень сердитого с толстой книгой наперевес, препровожден под арест в чуланчик, и его опекун мог, наконец, вернуться к обсуждению дел государственной важности.
Находка потупилась, зарделась, но стала послушно загибать пальцы:
— Почему рыбы в воде живут, почему грибы не цветут, почему комары мух не кусают, куда у кур руки подевались, отчего...
— Руки?! У кур?! — в один голос расхохоталось почтенное собрание.
— Ну, вы даете!..
— Да рази ж у них руки когда были?..
— Ну, и куда они подевались, по-вашему?..
— Так это же сказка, — с терпеливой улыбкой напомнила октябришна.
— Расскажи? — попросил Кондрат и лукаво заглянул окончательно покрасневшей ученице убыр в лицо.
— Так она для детей...
— А мы чем хуже? — уморительно надулся Спиридон.
— Ты — ничем! — толкнул его в бок Макар, и тут же получил ответный тычок.
— А сам-то!..
— Расскажи, Находка! — стали просить все. Проблема отсутствующих куриных рук, кажется, заинтриговала народ не на шутку.
Находка вздохнула, собралась с мыслями, первой и главной из которой было, что теперь ей не отвертеться, и начала повествование.
— Давным-давно куры жили самостоятельно, и были у них вместо крыльев руки. Все птицы смеялись над ними, что они не похожи на них, что не умеют летать и не могут переселяться на зиму в южные края. Но зато курицы были очень работящими: они строили себе на зиму теплые удобные курятники и делали запасы: рыли червей, заготовляли семена и плоды, ловили и засушивали насекомых... Но вот однажды увидел кур человек и подумал, что неплохо бы ему иметь у себя дома таких птиц: никуда не улетают, не уплывают, не убегают, когда надо — всегда под рукой. Пришел человек к старосте-петуху и говорит: 'Айдате ко мне на двор жить. Что вам в диком лесу делать?'. 'Но в лесу у нас курятник', — отвечает староста-петух. 'А я вам такой же на дворе построю, даже лучше!' 'Но в лесу у нас запасы!' 'Если ко мне пойдете, я о вас заботиться буду, еду вам приносить три раза в день, каждый день!' 'Нет', — говорит петух. — 'Нам и тут хорошо. От добра добра не ищут. Не пойдем мы к тебе на двор жить'. Но это был очень хитрый человек. Он покачал головой и зацокал языком: 'Ой-ой-ой... Как мне вас, бедных, жалко...' 'Это почему?' — удивились куры. 'Так ведь тут над вами все смеются, что у вас крыльев нет, и никто поэтому с вами дружить не хочет'. Понурились куры: правда это. 'А ты что сделать можешь?' — стали они его спрашивать. 'А я вам помогу', — говорит человек. — 'У вас крыльев потому нет, что вы все время трудитесь. А вот если бы вы ничего не делали, только на насесте сидели, да по двору гуляли, то у вас бы перья выросли, руки в крылья обратились, и стали бы вы летать, как все птицы'. Подумали куры, и согласились. Построил человек курятник, как обещал. И кормить их стал три раза в день, да так щедро, что в лесу они такого и во сне не видали — тоже слова не нарушил. И куры довольны, целыми днями только и делают, что на насесте сидят, да по двору гуляют: ждут, пока у них перья расти начнут. И тут человек не обманул — стали перья расти, и постепенно руки их стали крыльями, как у всех птиц. Осень наступила, стаи птичьи потянулись на юг. Обрадовались куры — вот, мол, теперь и мы с ними полетим. Вышли они на двор, взмахнули новыми крыльями... Да выше забора, дальше корыта улететь и не смогли. Растолстели они от безделья да обильной еды, что не заработали, ослабели, обленились. Теперь у них и крылья есть — да лететь нет сил. Так и остались они у человека жить-поживать, ему, хитрецу, да его семейству на радость.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |