— Точно также как они не заметили уход первой подлодки? Но ведь это нонсенс, так не бывает — не сдавался Эймс.
— На войне много бывает такого, что и не снилось простым математикам — пренебрежительно выдал Броуди. От негодования Эймс покрылся пятнами и попытался отстоять честь своего мундира, но коммодор утихомирил его властным взмахом руки.
— Вы высказали свое мнение господа, я его услышал. Благодарю, вас. Теперь я хочу услышать мнение капитана Джиллеана. Что вы думаете по этому поводу сэр — обратился к седовласому моряку, чей рукав был украшен четырьмя золотистыми полосками.
— Как бы это не странно прозвучало, но я считаю, что лейтенант Эймс прав в своих математических расчетах.
Услышав эти слова капитана, Эймс обрадовался как ребенок, но его радость быстро угасла.
— Однако, они полностью верны лишь в отношении действий британского моряка, коим является наш командор Броуди. Вы совершенно забываете господа, что вам противостоят русские, а это люди особого сорта. Мне приходилось встречаться с ними и в 18-том году и в 41-ом. И я в полной мере оценил степень твердолобого упрямства, и я даже сказал бы фанатизм этого народа — лицо Джиллеана исказила недовольная гримаса. Капитан до сих пор помнил свои негостеприимные проводы из Архангельска в 1919 году.
— Поэтому, даже если есть чисто теоретическая угроза для "короля" со стороны русской подлодки, её надо воспринимать как вполне реальную угрозу. Лучше лишний раз подуть на воду, чем лишиться ещё одной морской гордости нашей державы.
— Как вы считаете, Мартин, отвернет ли в сторону командир русской подлодки, когда увидит, какой мощный эскорт имеет наш "король"? — почтительно спросил Джиллеана коммодор.
— Не стоит слишком уповать на наши двенадцать вымпелов, сэр. Вспомните атаку русских на "Тирпиц" в сорок втором году. Тогда у любимой игрушки Гитлера было куда более сильное, чем наше сопровождение. Любой здравомыслящий командир ушел бы в сторону и постарался навести на линкор авиацию. Однако русский капитан вопреки всякой логике атаковал "Тирпиц" и, насколько мне известно, нанес ему урон.
— Официального подтверждения о попадании в линкор нет! — энергично запротестовал Броуди, но Джиллеан и бровью не повел.
— Я говорю о самом факте атаки, командор! А было или не было попадание, пусть решают это историки. Повторяю, капитан Лунин атаковал линкор, идя на смертельный риск. Он несколько раз поднимал перископ, находясь в окружении немецких кораблей ради того, чтобы поразить "Тирпиц". Назовите мне, кто из наших подводников действовал аналогичным образом? — капитан властным взглядом окинул каюту Бэйли, но никто из моряков не проронил ни слова.
— Поэтому, я не советую вам, успокаиваться относительно числа кораблей конвоя. Русские по своей сущности очень опасны, а русские моряки, получившие приказ к действию, опасны вдвойне.
— Исходя из ваших слов капитан, думаю, будет совсем не лишним запросить у адмирала Болдуина помощь. До Вест-фьорда мы добежим сами, а вот на подходе пусть нас встретит патрульная авиация. Думаю, их глаза не будут лишними к сотне глаз наших наблюдателей — подвел итог разговора Бэйли, и все с ним согласились. Адмиралтейство никогда не простило бы гибель второго лайнера за столь короткое время.
Оценивая угрозу для своего конвоя, англичане были одновременно правы и неправы. Правы они были в том, что подлодка капитана Лапина продолжала бороздить воды Норвежского моря, но ошибались, записывая "Куин Элизабет" в её боевые успехи. К гибели лайнера советская подлодка не имела никакого отношения.
Проведя удачное торпедирование "Мариты", Лапин не стал кружить возле Вест-фьорда, а направился на юг к Тронхейму, надеясь перехватить идущие из этого порта транспорты с войсками. Ход был вполне разумным, но срочная телеграмма из штаба флота, перечеркнула эти намерения капитана. Командование приказывало Лапину возвращаться в район Нарвика, для перехвата британских конвоев.
Столь хорошая осведомленность о действиях недавнего союзника, объяснялось очень просто. Советские разведчики смогли достать коды британского Адмиралтейства, и теперь Москва читала все действия противника как открытую книгу.
Обладание подобной форой серьезно облегчало действие советских моряков. Однако знать было мало, нужно ещё было потопить, а вот с этим были большие проблемы. Эсминцы адмирала Болдуина плотно прикрыли подходы к Нарвику со стороны Тромсе и все надежды советского командования по срыву переброски войск в Норвегию теперь были связаны с подлодкой капитана Лапина.
Прекрасно зная, какой теплый прием ему готовят англичане после уничтожения "Мариты", Лапин проявил максимум осторожности во время похода к Вест-фьорду, что в конечном итоге спасло жизнь экипажу подлодки. Достигнув точки рандеву с конвоем Бэйли, он не стал всплывать, а ограничился подъемом перископа. Пролетавшие мимо патрульные самолеты англичан не смогли разглядеть в одном из морских бурунов перископ подлодки, тогда как идущая в надводном положении субмарина была бы видна им как на ладони.
Зная время и место прибытия конвоя, Лапин не долго провел в томительном ожидании появления своей цели. Ему пришлось всего лишь дважды поднимать перископ, прежде чем на самом краю горизонта были замечены дымы конвоя. С поста акустиков капитану подтвердили результаты его наблюдения. Наступал момент истины, но дальнейшие действия командира советской подлодки в корне отличались оттого, что стал бы делать его английский визави. Вместо того чтобы начать сближение с конвоем, а затем атаковать транспорт с перископной глубины, Лапин полностью отказался от подобной тактики боя.
Уйдя с перископной глубины и начав сближение с конвоем, он полностью положился на мастерство своих акустиков, которые не подвели своего командира. Слившись воедино с эбонитовыми чашечками наушников, они сначала отделили шумы винтов эсминцев от шумов "Короля Джорджа", а затем прочно взяли его пеленг.
С самого начала войны, Михаил Лапин увлекся идеей так называемого "слепого удара" — атаки противника без поднятия перископа, основываясь только на данных акустика. Этот метод был очень сложен и труден. Он требовал полной слаженности всего экипажа и в первую очередь точности акустиков в наведении на цель. Многие командиры подлодки избегали не только использовать его, но даже говорить о нем, но только не Лапин. Сразу оценив все плюсы от возможности внезапного удара, он с радостью ухватился за него, заразив своей уверенностью весь экипаж.
За все время войны, капитан лишь трижды смог проверить столь необычный способ атаки на практике. Дважды победа была за ним и один раз, торпеды прошли мимо. Начав охоту на "Джорджа" с таким скромным багажом атак, Лапин шел на огромный риск. Когда подлодка оказалась между кораблями сопровождения и лайнером, старпом предложил командиру поднять перископ.
— Михаил Алексеевич, я считаю необходимым всплыть и поднять перископ. Это даст нам точное представление о месте положения транспорта и поможет лучше сориентироваться перед атакой.
В словах старпома был свой резон, но капитан был непреклонен.
— Всплывать и поднимать перископ сейчас, значит подвергать лодку смертельному риску. На море штиль, сотни глаз сигнальщиков внимательно глядят за морем, а после гибели "Элизабет" глядят с утроенной силой. В этом можете не сомневаться. Так что атака транспорта "вслепую" — это наш единственный шанс выполнить приказ командования. Иного выхода у нас просто нет.
— Но ведь можно всплыть, поднять перископ, дать залп и благополучно уйти. Вы ведь мастер ухода от глубинок противника — не сдавался старпом.
— Конечно можно, Павел Константинович, — согласился Лапин, — но вы не учитываете одно обстоятельство. Атакуемый нами корабль — быстроходный лайнер и у него больше шансов уклониться от наших торпед, чем у обычного транспорта. Для его поражения надо бить наверняка, но в этом случаи у нас слишком мало шансов уцелеть при перископной атаке. Вы, что предпочитаете? Потопить лайнер и героически погибнуть или выполнить задание и остаться в живых.
— А тот ли это транспорт, Михаил Алексеевич? — проигнорировал вопрос командира старпом.
— Тот, тот. Других тяжелых транспортов здесь быть не может.
Лапин склонился к переговорной трубе: — Молочков, диктуй пеленг, через каждый градус — приказал он акустику и тот принялся выдавать координаты транспорта.
Идя на самом малом ходу, подлодка неторопливо сближалась с легендарным лайнером. Наступал решающий момент в этом напряженном противостоянии. Молниеносные секунды, что ранее пролетали подобно пулям, стали тянуться, превращаясь в невыносимо долгие минуты. На плечи всех кто находился в эту минуты на центральном посту, давило невидимое, но вполне ощутимое бремя ответственности.
Не отрывая глаз, все смотрели на своего командира, который достал из кармана хронометр и зажал его в руке. Слушая доклад акустика, он совершал последние расчеты атаки, не имея права на промах.
Когда, по мнению Лапина, пришло время атаковать, он вновь склонился к трубе и произнес заветную команду: — Носовые аппараты, товсь!
— Есть, товсь! — один за другим доложили командиру торпедисты. Лапин выдержал паузу, а затем приказал "пли!" и щелкнул секундомером.
Появление торпед стало настоящим шоком для сигнальщиков конвоя. Подобно страшному кошмару из злой сказки, они неожиданно возникли из толщи воды, и хищно блеснув на солнце своими толстыми темными боками, устремились наперерез "Королю Джорджу".
— Торпеды по правому борту! — подобно напуганным чайкам, визгливо и пронзительно закричали наблюдатели, так и не усмотревшие приближение врага. Отчаянно загудели басовитые сирены тревоги, к которым присоединился грохот матросских башмаков по палубе корабля, вперемешку с громкими криками страха и отчаяния перед возникшей угрозой.
Стоявшему на капитанском мостике капитану Гуллю, было достаточно одного взгляда, чтобы определить всю серьезность положения "Короля Джорджа". Без всякого промедления, он положил руль влево, одновременно отдав приказ в машинное отделение "самый полный вперед".
Корабль немедленно откликнулся на приказ капитана, став плавно поворачивать своим могучим корпусом. Мощные стальные винты стали яростно пенить морские просторы, стремительно набирая ход. Благородный "скиталец морей альбатрос" намеривался благодаря своей быстроходности и если не уклониться от столкновения с торпедами, то хотя бы получить минимальный урон.
Все козыри, которыми только обладал "Джордж" и его команда были брошены на стол, но их оказалось мало для отражения нанесенного удара. Он был выполнен столь мастерски и столь расчетливо, что ничто не могло помочь англичанам в этом смертельном поединке. Весело вздымая белые буруны, торпеды догнали лайнер и с интервалом несколько секунд разворотили его изящный стройный борт.
Два огромных столба взрыва взметнулись вверх, словно пытаясь достать столпившихся у борта людей. Мощный удар потряс корпус "короля" и он стал заваливаться на поврежденную сторону. Началась паника, темные клубы дыма стали вырываться из развороченного нутра лайнера, но никто из экипажа капитана Лапина ничего этого не видел. Зафиксировав попадание, подлодка уходила прочь от места трагедии, отчаянно пытаясь избежать глубоководной сдачи от эсминцев коммодора Бэйли.
Узнав о гибели "Джорджа", Адмиралтейство пришло в неописуемую ярость. Гором и молнии обрушились мощным шквалом на головы моряков не сумевших обеспечить безопасность легендарного лайнера. Казалось, что их судьба уже решена, но тут, неожиданно для всех в дело вмешался Черчилль. Поверив клятвенным заверениям коммодора Бэйли и адмирала Болдуина о том, что русская подлодка потоплена, он лично отдал приказ о выходе в море "Куин Мэри".
Затаив дыхание, высокие и не очень высокие чины Адмиралтейства ждали известий из Нарвика. Многие из них были настроены крайне скептично в отношении решения премьера. По их мнению, это был очень опрометчивый шаг. Следовало подождать, подтянуть дополнительные силы и только тогда пускать в ход последний из трех легендарных лайнеров. "Осторожность, мать фарфора" — говорили они, однако Черчилль оказался прав. "Мэри" благополучно миновала все опасные места Вест-фьорда и доставила в Нарвик подкрепление. Самый северный стратегический форпост британской империи, был надежно прикрыт от лап русского медведя.
Не менее напряженно развивались события по ту сторону Бельтов, в районе славного ганзейского города Киля. Передовые подразделения генерала Осликовского, сломив отчаянное сопротивление британских войск, вышли к его предместьям. В городе находились лишь подразделения британской военной полиции и несколько комендантских взводов. Оборонять город было практически нечем, однако англичане не собирался просто так отдавать столь важный порт на Балтике.
Не имея возможность остановить наступление советских солдат при помощи сухопутных войск, англичане бросили в бой флот. Не имея на Балтике крупных военно-морских соединений, они решили задействовать свои военные трофея, благо они находились в боеспособном состоянии.
Так из Копенгагена, под прикрытием отряда эсминцев и тральщиков, в Кильскую бухту был переброшен тяжелый крейсер "Принц Ойген" в сопровождении легких крейсеров "Нюрнберг" и "Лейпциг".
Последнему линейному крейсеру фюрера уже ранее приходилось вести бои с войсками маршала Рокоссовского. В марте 1945 года вместе с линкором "Шлезиен", он огнем своих главных калибров, прикрывал подступы к одной из двух главных крепостей немцев на Балтике городу Данциг.
Столь мощный огонь со стороны моря сильно затруднял продвижение советских войск. Неся серьезные потери, они были вынуждены остановиться, что дало возможность немецким войскам упорядочено отойти к крепости и организовать прочную оборону.
Только вмешательство ассов 51-го минно-торпедного авиаполка майора Орленко, заставило германские корабли покинуть Данцигскую бухту. Их торпедоносцы и топовики "Бостоны" в пух, и прах раскатали балтийскую эскадру фюрера, потопив за день боев несколько транспортных судов противника, миноносцев и вспомогательный крейсер. Сильное зенитное прикрытие, а также воздушная поддержка, не позволила советским летчикам уничтожить добраться до главных сил противника. Единственным утешением было уничтожение собрата "Принца Ойгена", крейсера "Зейдлиц". Давно разоруженный по приказу Деница из-за невозможности восстановления после столкновения с британцами, он использовался немцами в качестве плавучего склада и был выведен из осажденного Кенигсберга в Данциг.
Добротно сделанный на верфях рейха, крейсер "Зейдлиц" выдержал прямое попадание одной бомбы и двух торпед. Лишенный команды и, не имея возможности откачивать воду крейсер начал тонуть, не имея сильного крена. Почти сутки медленно прибывающая вода проникала в отсеки корабля, пока он не скрылся подводой.
Пощипанный сталинскими соколами и напуганные видом гибнущего "Зейдлица", "Принц Ойген" и "Шлезиен" предпочли ретироваться на запад, в спокойный порт Свинемюнде. Именно там, в начале мая произошла новая встреча германской эскадры со своими крылатыми противниками. После неё, линкор "Шлезиен" был уничтожен, а "Принц Евгений" вновь ретировался на запад, в Копенгаген, где спустил флаг перед англичанами.
