— Спасибо за откровенность господин Даллес, но я вынужден отказаться от вашего предложения. Поймите, я нисколько не сомневаюсь в данных вами гарантий относительно моей сохранности. Я верю, что в случаи необходимости господин Трумэн сможет ударить по столу и мистер Сталин укротит своих адептов. Однако меня беспокоит иной аспект предлагаемой вами мне миссии. Те плюсы, что случаи её успеха получит святой престол, не соизмеримы с минусами её провала. Святая церковь не может рисковать своим веками созданным престижем. Мы не завсегдатаи игры в рулетку и не способны поставить на кон все, что имеем.
— Хочу заверить вас Ваше Святейшество, что американское правительство по достоинству оценит ваш риск и обязательно постарается его компенсировать, в той или иной форме.
— Вы явно не понимаете или не хотите меня понять. Честное имя — это слишком высокая материя, которую никак нельзя мерить материально. Если оно будет уронено в грязь, его будет очень и очень трудно отмыть, даже при помощи денег.
— Это вы, совершенно не хотите меня понять, святой отец, — зло бросил Пию американец, — в сложившихся обстоятельствах вам надо встретиться с гарибальдийцами, независимо от результата встречи. И это не обсуждается.
— Вы мне угрожаете? — оскорбился понтифик.
— Упаси боже, только пытаюсь вразумить. Перед тем как отправиться к вам, я ознакомился с одним досье, в котором имеются документы о сотрудничестве святого престола с фашистскими режимами Гитлера, Муссолини и Франко. По этическим соображениям, надеясь встретить у вас понимание и поддержку, я его с собой не взял — многозначительно уточнил янки, — однако уверяю вас, что оно есть. Вы только что говорили о чистом имени святой церкви, так опубликование этих документов нанесут серьезный удар по её репутации. Не смертельный, нет, но весьма и весьма чувствительный.
— Вы блефуете, господин Даллес! Таких документов не может быть! — не поверил собеседнику Пий.
— Увы, но они есть. Вот, к примеру, банковская выписка о перемещении денег в 1944 году из Германии в Аргентину через банк Ватикана. Отдельной строкой выделены три процента, выделенные имперским банков банку святого престола за посредническую миссию — Даллес учтиво вытащил бумагу из внутреннего кармана пиджака и положил его перед понтификом.
— Вот документ о передаче рейхсбанком банку Ватикана через его швейцарское отделение партии золотого лома. В нем не указано из чего именно он состоит, но это не является большим секретом. Обычно это кольца, серьги, броши, корпуса от карманных часов и зубные коронки, снятые с убитых людей. А это номера счетов вашего банка, куда были переведены доллары и фунты, изготовленные в концлагере Заксенхаузене и затем обмененные на настоящие купюры — разложил свой убийственный пасьянс американец.
— Все это подлинники. Их вместе с другими документами, нам любезно предоставил директор рейхсбанка доктор Функ, сдаваясь нам в плен вместе с золотым запасом рейха.
— Это, это ... — начал говорить Пий, едва взглянув на документы, но американец решительно его перебил.
— Это не досадная случайность, не досадная оплошность недобросовестных служащих и далеко не единичные случаи, Ваше святейшество. Как говорил великий Галилей — "и на Солнце есть пятна". Я все прекрасно понимаю. Обнародование хотя бы части этих сведений нанесен непоправимый удар по имиджу святой церкви. Я искренне не хочу этого, но поймите и вы меня, интересы государства превыше всего.
Завтра к десяти часам утра за вами заедет автомобиль с моим помощником, который доставит вас до передовых постов гарибальдийцев. Очень прошу вас — не опаздывать, время не терпит — американец встал, и учтиво поклонился раздавленному понтифику, — приятно было пообщаться с вами святой отец. Всего доброго.
Против лома нет приема, особенно когда он грозиться влететь тебе в одно ухо и вылететь из другого. Поэтому, в точно назначенное янки время, наместник святого престола отправился на встречу с неоязычниками.
Появление в расположении партизанских бригад папы Римского, вызвало настоящий фурор. Изумленные гарибальдийцы никак не могли поверить в это. Толпы народа, позабыв про все, окружили армейский джип, в котором находился одетый во все белое понтифик.
Полный сдержанного достоинства, откинувшись на спинку сидения, он изредка поднимал правую руку и, творя крестное знамение, повторял на латыни: "Мир вам, дети мои". В это время, один из помощников папы убеждал стоявших на посту партизан, пропустить их к самому главному командиру для очень важной беседы.
Изумление столь неожиданным визитом было очень велико, но как все в этом мире, оно быстро прошло. Мало кто из партизан изъявил желание опуститься на колени или хотя бы попытался поцеловать руку властителя Ватикана, как всякий истинный христианин.
Вместо криков удивления, в адрес понтифика полетели едкие колкости и острые словца. С каждой минутой они множились, становясь всё громче, все хлещи и обиднее, как для сана понтифика, так и для самой церкви. Видя столь нездоровый настрой толпы, хранитель ключей святого Петра решил не дожидаться, когда партизаны перейдут от слов к делу и собирался уже ретироваться, как в этот момент, вблизи машины появился "русский советник Алехандро".
Два дня назад он прибыл в бригаду Каттины вместе с представителем компартии Пьетро Секкья. Главной их задачей было недопущения массового кровопролития при входе гарибальдийцев в Рим.
В том, что это рано или поздно случиться ни у кого не бело сомнения. В распоряжении правительства был неполный батальон карабинеров, взвод мотоциклистов и две роты почетного караула, исполняющие представительские функции. Используя опыт прежних дней, можно было создать из уголовников и антикоммунистического сброда "отряды самообороны" как в веймаровской Германии. Вариант заслуживал самого пристального внимания, но этих защитников Вечного города нечем было вооружить. Все запасы римского арсенала, были подчистую вывезены сначала немцами, потом американцами, а воевать пистолетами против автоматов и пулеметов никто не собирался.
Посланник "самого Сталина" мог вполне сносно изъясняться по-итальянски, что позволило гостю из далекой Москвы без особого труда наладить контакт с гарибальдийцами. Также, он неплохо стрелял, был крепкого телосложения и производил впечатление бывалого на войне человека. Умение выпить, подхватить затянутую песню и вовремя отпустить острое словцо или комплимент красотке, быстро сделало его своим человеком у партизан.
Едва ему стало известно о появлении в расположении бригады самого папы Пия, он немедленно бросился на пост, чтобы своими глазами убедиться в этом лично.
Бросив быстрый и острый взгляд на нежданных гостей, и убедившись, что перед ним не ряженые или самозванцы, во время войны бывает всякое, компаньеро "Алехандро" стал действовать. Ловко вскочив на подножку машины, он приказал пропустить машину и стал показывать водителю, куда следует ехать. Не прошло и получаса, как понтифик и его сопровождающий прибыли к придорожной таверне, в котором расположился штаб партизанской бригады.
Самого Каттина в этот момент в штабе не было, но зато там был Петро Секкья. Этого было вполне достаточно, чтобы сидя за сколоченным из грубых досок столом, вблизи видавшего виды очага, начался разговор о почетной капитуляции Рима.
Дав возможность помощнику Пия произнести красивую трехминутную речь о христианском миролюбии и усталости народа Италии от войны, Секкья прервал оратора и стал диктовать свои условия сдачи. После недолгого, но очень пылкого обмена мнениями, была достигнута договоренность, что отставка правительства дело решенное, и партизаны войдут в Вечный город. Но только одной бригадой, для поддержания порядка до момента вступления в должность нового правительства. Вторая бригада должна была разместиться вблизи Остии, но в случаи какого-либо вооруженного выступления против своих товарищей, могла вступить в Рим без чьего-либо согласия.
Все находящиеся в городе вооруженные силы нынешнего правительства разоружались, за исключением солдат роты почетного караула, несущих охрану парламента, канцелярии премьера, казначейства и королевский дворец Виктора Эммануила. Все остальные правительственные здания переходили под охрану гарибальдийцев.
Также свои представительские функции сохранила швейцарская гвардия, численностью в одну роту. Она должна была продолжить охрану покоев Ватикана, на территорию которого вход партизанам был запрещен, включая площадь святого Петра. В случаи вооруженных беспорядков или нападения на партизан третьими лицами, гарибальдийцы могли применить оружие, для защиты собственной жизни и достоинства.
Обо всем этом стороны договорились быстро и легко, разминаясь перед решением главного вопроса о судьбе правительства, а точнее о власти. В том, что оно должно было уйти, были согласны обе стороны, весь вопрос заключался в том, кто придет ему на смену.
Пий очень опасался, что под угрозой оружия коммунисты потребуют передачи власти своим сторонникам. Страх перед красными бригадами буквально точил понтифика изнутри. Будь он на месте Секкья, то поступил бы, именно так не раздумывая. Однако к его огромному удивлению, коммунисты согласились на коалиционное правительство.
Конечно не сразу, после громких и пылких упреков в адрес "министров-капиталистов", Секкья допустил возможность создания правительства, которое отражало бы волю и чаяния всего итальянского народа. Вскоре, святого отца ждал ещё больший сюрприз. Коммунисты не настаивали, чтобы главой переходного правительства был Тольятти.
— Если будет представлена более достойная кандидатура на пост премьера, способного принести Италии больше пользы, компартия не будет против его назначения — огорошил Пия собеседник. Стремясь развить наметившийся успех, следу инструкции Даллеса Его Святейшество стал расхваливать кандидатуру де Гаспери и тут подал голос "компаньеро Алехандро".
Все время разговора он больше слушал итальянцев, время от времени вставляя слово или уточняя тот или иной пункт соглашений. В отличие от напористого и постоянно диктующего свои условия Даллеса, он производил впечатление стороннего наблюдателя. Однако в самый важный момент разговора он вставил свои "три копейки" в беседу, решительно переведя её в нужное для себя русло.
— Нам хорошо известно, что сеньор Гаспери пострадал от произвола дуче, ровно как никто не собирается усомниться в его честности и порядочности. Однако в столь трудный период, для Италии сидящий в затворе ватиканской библиотеки человек, не лучшая кандидатура. Да, в книгах Его святейшества написано много умных и правильных слов, но сейчас нужны не слова, а дела — уверенно заявил Пию "Алехандро". И пока папа пытался осмыслить сказанное на скверном итальянском языке, посланец Сталина перешел в наступление.
— На наш взгляд, для Италии будет больше пользы, если её возглавит Ферруччо Пари. У этого человека также безупречное прошлое и есть хороший опыт политика. Думаю из него получиться неплохой премьер министр переходного правительства. Вместе с вице-премьером товарищем Тольятти, они смогут вывести Италию из того болота, в которое его втянули министры-капиталисты — отчеканил русский и вместе с сидящим рядом с ним Секкья уперся тяжелым взглядом в папу.
— Ваше предложение относительно сеньора Пари так неожиданно — заюлил понтифик. Ему было очень неудобно под сверлящими взглядами собеседников
— Кроме неожиданности, у вас есть другие весомые аргументы против предложенной нами кандидатуры? Если есть, прошу высказывать, если нет — будем считать вопрос решенным — давил как бульдозер русский.
— Такой сложный государственный вопрос невозможно решать в такой обстановке и в подобном составе — наставительно молвил Пий, но собеседник не торопился выказать ему свое понимание.
— Здесь и в этом составе мы успешно много трудных и сложных государственных вопросов. Избавили Рим от пролития крови, отправили в отставку старое правительство и согласились на создание нового. Неужели одно несогласие по кандидатуре премьера перевесит все наши договоренности. Стоит ли мир в Риме мессы? — ловко перефразировал высказывания французского короля Алехандро, пытливо всматриваясь в глаза понтифика.
— Имея за спиной столько солдат, вы конечно вправе задавать подобные вопросы тому, чей хлеб черств и горек, но обсуждаемый нами вопрос не просто пункт в перечне вопросов переговоров. Это основополагающий вопрос — папа важно поднял вверх указательный палец и в этот момент русский, под столом наступил на ногу Секкья и тот моментально отреагировал.
— Мы не намерены состязаться с вами в софистике, Ваше Святейшество. Для нас в гораздо важнее сохранить людские жизни, а не одержать красивую победу в словесной полемике — твердо заявил понтифику коммунист, решительно поправляя ремень на своей поношенной гимнастерке, с красными звездами в петлице.
— Вам наши условия известны и они вполне приемлемы для всех нас, и для победителей и побежденных. Сейчас час десять пополудни. Если к восьми утра завтрашнего дня мы не получим вашего согласия по предложенной нами кандидатуре премьер министра, то все достигнутые здесь договоренности утратят всякую силу. В девять часов мы начнем наступление на Рим, возьмем его и установим в нем правительство в том составе и количестве, какое посчитаем нужным. Без чьего-либо согласования и утверждения.
Благодарю вас за честь, что вы нам оказали своим визитом, для меня это большая честь. Рад был бы поговорить с вами еще, но боюсь, что у Вашего Святейшества осталось очень мало времени для решения важного государственного вопроса. — Секкья встал, ради приличия чуть склонил голову в сторону Пия и больше не проронил ни слова, пока гости не покинули таверну.
— Ну, чистый галльский вождь Бренн — усмехнулся советник, когда Пий вместе со всей свитой уехал, — для полного сходства нужно было бросить на стол автомат и воскликнуть: "Горе побежденным".
— Ты бы наверняка не позволил бы мне это сделать! не так ли?! — с укоризной упрекнул его Секкья.
— Так, так — честно признался "Алехандро", — потому, что нам нужен не Рим, а вся Италия, от Милана до Палермо. А это удобнее и надежнее сделать словом, а не силой.
Сказанные Секкья слова были услышаны. Не в восемь, а на целый час раньше, из Рима прибыл гонец с согласием Вечного города на предложенные условия капитуляции.
Несколькими днями ранее, но на другом краю Средиземного моря, слово также одержало вверх, над силой. Это произошло на греческом острове Родос и тоже не без участия итальянцев.
Во время эвакуации британских войск из Греции, стремясь удержать контроль за стратегически важными островами Эгейского моря, Уинстон Черчилль приказал перебросить часть их на Крит и Родос. И если Крит в планах британского премьера должен был стать "непотопляемым" авианосцем на просторах Средиземного моря, то Родосу отводилась роль цепного пса, караулящего выход из Эгейского моря. План был прекрасен, но как всегда подвели исполнители.
Учитывая стратегическое значение Крита и тот напор, с которым советские войска гнали британских оккупантов с земли Эллады, главный поток беглецов был направлен на него. На Родос попало около полутора тысяч солдат под командованием полковника Уорвика, главным образом австралийцы.
