Советники едва удержали Монмута, объяснив, что короноваться надо не таким образом,, а как приличный человек. В Лондоне, короной древних королей, по полному обряду...
А пока — рано.
Джеймс протестовал, но недолго — и покорился.
Очень хорош оказался довод, что бунтовщика одной с собой крови Яков может и простить в случае неудачи, а вот самопровозглашенного короля точно уничтожит.
Монмут разгромил пораженческие настроения, но от идеи отказался. Англия — это еще не один Таунтон.
А на следующий день произошла и первая стычка у деревни Бриджпорт.
Кавалерия под предводительством лорда Грея (точнее будет сказать — в его присутствии) разгромила отряд милиции и обратила англичан в бегство. Лорд грей искренне пытался помешать этому своим неумелым руководством, но скромный английский сержант Джон Смит вовремя перехватил командование — и милиция была разбита.
Сторонникам Монмута достались трофеи со стороны побежденных и награды от герцога. Джон Смит, в частности, стал капитаном.Тем временем королевская армия выступила в сторону Таунтона.
От него до столицы было около ста пятидесяти миль. Джеймс подумал — и решил не ждать врага, а пойти к нему навстречу и разгромить. И не так утомительно, и до Лондона все потом ближе идти будет.
Так что армия повстанцев выступила из Таунтона на север. А по дороге они намеревались громить королевские войска и милицию, чтобы те не собрались под знаменами Фэвершема. С миру по нитке, а у них и у самих численность не так велика. Народишко-то сбежался, но сражаться?
Косами? Серпами? Молотками?
Тьфу!
Да разбежится тут половина при первом же пушечном залпе!
Монмут трезво смотрел на свою армию, а потому понимал — наслаждаться своим величием некогда. Надо уменьшать численность врага.
Этом он и собирался заняться.
* * *
В это же время шотландцы уменьшали численность его армии.
Джеймс немного не принял в расчет, что Яков, хоть и король, но Стюарт же! Клан! Шотландский! Связанный много с кем родственными узами.
А потому...
Граф успел высадиться в Данбаре.
Объявить его территорией Джеймса Монмута.
Кликнуть на помощь свой клан. И даже пройти по Шотландии примерно десять километров вместе со своим войском наемников.
А потом...
В Шотландии есть еще кланы Стюартов, Гамильтонов, Гордонов...
И Арчибальд Кэмпбелл, девятый граф Аргайл достаточно быстро нашел свой конец.
Аккурат когда столкнулся на дороге с засадой. Клан Гордонов не стал разбираться, чего там хочет Кэмпбелл. Они просто собрали кавалерию — и атаковали.
В холмах есть много удачных мест для засады и местным жителям они были хорошо известны. Наемников для начала обстреляли, чуть ли не засыпав стрелами, а потом ударили им в левый фланг.
Можно было выстоять?
Можно. Если дерешься за идею. Или хотя бы за крепкие деньги. А так...
Когда со стрелой в горле упал Арчибальд Кэмпбелл, граф Аргайл, наемники, решив, что погибать за Монмута — это уж слишком, просто разбежались.
Клан Аргайла оказался в буквальном смысле слова у разбитого корыта. Пришли, похоронили графа — и пошли по своим делам.
Попытка поднять восстание в Шотландии провалилась, не успев начаться. А вот в Англии дела обстояли не так радужно для Стюартов.
* * *
В Таунтоне Монмут пробыл ровно два дня. А потом решительным маршем направился туда, куда ему подсказывало честолюбие.
На Лондон.
Через Бриджуотер на Бат и Ньюбери.
А там...
А там — кто знает? Королевские войска тоже не дремали.
Бриджуотер честно пытался сопротивляться, выставив на стены аж двести человек и две пушки. Да еще отряд милиции числом пятьдесят человек.
Увы...
Для армии Монмута это были семечки. Повстанцы смели их, даже не сильно заметив, потеряли двадцать два человека убитыми и около сотни ранеными, но через два часа ожесточенной схватки Бриджуотер пал к ногам победителя. И тут Монмут показал себя с лучшей стороны.
Громогласно объявил, что у горожан не было выбора. Они-де присягали Якову — и обязаны были сражаться за его дело. Но теперь Бриджуотер его — по праву короля и завоевателя. Карать он никого не будет, но требует присяги на верность. И — пусть заботятся о раненых.
После такого заявления даже те, кто не одобрял Монмута, стали задумываться. А Джеймс тем временем двинулся на Бат.
Очень крупным городом Бат называть не стоило, так, среднее что-то. Не Бристоль, второй по величине город страны, но и не захолустье вроде Лайма.
Монмут собирался захватить Бат — и уже оттуда послать гонцов в Бристоль, предлагая людям сдаться на милость законного правителя.
Устраивать шествия? Парады? Красоваться перед людьми?
Некогда, это все некогда, это потом...
Кто бы знал, каких усилий такие действия Джеймса стоили его советнику. Да, именно советнику. Кто такой этот молодчик в простой черной одежде — не знал никто. Голландец, определенно. Питер ван Хорн — и только-то. Протестант, что приятно. Вежлив, неглуп, расчетлив... Почему Джеймс приблизил его к себе, советуется и прислушивается? Вот этого не знал никто. А тем временем...
— С Бриджуотером получилось отлично. Если мы так же возьмем Бат...
— Люди устали и им нужно отдохнуть.
— В петле отдохнут.
— Питер!
— Ваша светлость, я давно Питер. Не забывайте, стоит нам проиграть — и нас всех повесят. Хотя вас — нет, вам отрубят голову. А до того, наверное... что там положено делать с предателями? Колесование? Четвертование?
— Я не предатель!
— Якову вы этого не докажете. Или думаете, что он вас помилует?
Джеймс Монмут так не думал.
— Ваша светлость, покорнейше прошу вас прислушаться к моим словам. Отряды королевской милиции подтягиваются к Бату и могут перекрыть нам дорогу.
— Мы их разобьем! Мы уже одержали несколько побед...
— Это пока еще не настоящие победы... Маленькие городки, крохотные отряды...
Джеймс кривился, но делал, как ему велено. Оно и понятно, кто платит — тот и музыку заказывает, а платили за все хозяева голландца.
Кто?
Джеймс думал, что знает. Французы, вестимо, которым никогда не нравились англичане. А потому Людовик, благосклонно поглядывая в сторону Якова, другой рукой сыпал золото в карманы бунтовщиков.
То, что из этого дела торчат русские уши, ему и в голову не приходило. Да какие интересы могут быть у этих варваров с окраины мира?
Варвары тоже вежливо молчали и не торопились просвещать Монмута, о том, что даже его штаны куплены на русское золото. Пусть выполняет свою задачу, играет роль вымпела и символа, разоряет Англию. А много знать ему ни к чему. Определенно.
* * *
Армия его величества Якова выступала из Лондона.
Звенели шпоры, сияли доспехи, звонко пели трубы и барабаны, развевались знамена — все было картинно красиво. Руководил армией граф Фэвершем.
Яков смотрел им вслед — не королевское это дело за бунтовщиками гоняться. А еще...
Жить ему хотелось. И очень. А потому Яков заранее готовился к бегству. Выгребал что поменьше и поценнее из королевской казны, прикидывал, куда, когда и на чем бежать — памятны ему были детские скитания. Ой, памятны. Одолеют Монмута?
Отлично, орденов людям понавесим!
Не одолеют?
А при чем тут его величество? Его тут и вовсе не было! Он во Франции, вдохновляет народ на борьбу с узурпатором! Вот!
Этими планами король и поделился с леди Винтер.
Анна де Бейль выслушала его, подумала — и покачала головой. Мол, кто ты на континенте, любовь моя? Да ноль без палочки, приживал при Людовике. А надо не так!
Надо оставаться в Англии — и драться за свой народ и свой трон! Через пролив это определенно неудобно. А вот из Шотландии — милое дело! Там тебя любят, ценят, поддержат... не бастарда же от дешевой шлюхи им поддерживать?
Яков подумал — и согласился. Видимо, владела миледи какими-то новейшими методами убеждения. А сама Анна в это время подбивала статистику.
Уэльс точно полыхнет. Отложится, не отложится, но проблем добавит. Шотландия? Ну, горцы народ своеобразный, им важно, что один из них на троне Англии, так что тут половина на половину. Может, и сыграет национальная гордость, а может, и притопят Якова в милом озере Лох-Несс, о котором говорила государыня Софья.
Ирландия? О, вот уж что полыхнет, так это она! И полыхнет, и отложится, и плевать горячим ирландским парням будет, кто там на английском троне.
И в это время... Пока Англия будет разбираться со своими внутренними делами, Русь спокойно подгребет под себя ее колонии. Опять же, каперство изведем, гадость какая — пираты. Тати разбойные, коих за ноги вешать потребно, чтобы мучились подольше, а им титулы жалуют! Тьфу!
Миледи примерно знала о планах государыни. Очень примерно, но этого хватало, чтобы планировать свои дальнейшие действия. А как иначе? У нее же нет возможности связываться с государыней каждый раз, когда нужны инструкции, вот и приходится многое делать на свой страх и риск, ориентируясь на главную цель...
Маша знала, что ни в один учебник истории она не попадет. И добрым словом ее вряд ли помянут. И что?
Не будь царевны, загнулась бы она еще в детстве, в сточной канаве. А сейчас королями вертит. Стоит благодарности. Определенно, стоит.
А потому Яков прикидывал, куда бежать, а миледи — куда бить. Она планировала удар — и этот удар будет нанесен в свое время.
* * *
В Бате Джеймса Монмута ждал первый неприятный сюрприз.
А именно — расстрел гонца, что по всем законам войны считалось невероятной подлостью. Стены Бата были достаточно высокими, а мэр города был готов обороняться. Поэтому, Монмут решил сначала послать парламентера и предложить жителям почетную сдачу.
Послал... на свою голову.
Ровно через двадцать минут из города выпустили лошадь, к хвосту которой привязали то, что осталось от гонца. Расстрелянного.
— М-да, будем считать это отрицательным ответом, — пробормотал 'Питер'.
Монмут злобно выругался — и приказал штурмовать город.
Сначала все свелось к перестрелке. Со стен стреляли в нападающих, нападающие не оставались в долгу. Потом под стены удалось прикатить пушки и установить за небольшой насыпью. Тут дело уже пошло лучше. Монмут приказал пушкарям сосредоточить усилия на одном участке стены и принялся долбить по нему из всех орудий.
Это горожанам не понравилось и они попробовали перетащить орудия по стене, чтобы достать пушки Монмута.
Не вышло. Под непрерывным огнем это вообще плохо получается. Обстрел велся до темноты, потом Монмут прекратил его, чтобы дать отдохнуть людям.
И отправил еще одного гонца. Который вежливо (не приближаясь на расстояние выстрела) объявил, что за вероломство король Джеймс Монмут, конечно, обиделся на город, но губить невинные души ему не хочется. А потому — кто передумает, милости просим в его лагерь. А остальным... остальных он сотрет с лица земли.
Понятное дело, если кто из наглецов, расстрелявших его гонца, захочет переметнуться — так этого не надо. Пусть вешаются сами.
Призыв подействовал.
Под утро армия Монмута пополнилась двумя десятками беженцев, которых тут же и привели к герцогу. И один из них, не будь дурак, заложил потайной ход, по которому сбежал.
Остальное было делом техники.
Заложить в этот ход изрядное количество пороха и подорвать. И — на штурм.
Бат был взят с налета.
Мэра города и еще нескольких из городского магистрата повесили прямо на воротах. Монмут произнес торжественную речь, из которой следовало, что это — не за верность присяге! Вовсе нет! Сражались вы за Якова — умнички, детишки, так и надо может, и за меня так сражаться будете! А вот чужих гонцов вешать — не комильфо. В приличном обществе так не поступают!
За то и покарал отдельных личностей.
Народ оценил речь по достоинству, поаплодировал и разошелся. Монмут же распорядился устроить своих раненых, передохнул ночь — и войска выдвинулись к Лондону.
Джеймса беспокоили что Черчилль, что Фэвершем — и у него были основания. Оба считались отличными полководцами, умными и хваткими, а насчет себя Монмут иллюзий не питал. Не дано...
Но деваться было некуда.
* * *
— кто устроил вот это... в Англии?
Людовик был гневен. Не то, чтобы он был сильно против, под шумок и у него появлялись интересные возможности, но... такие подарки, как бунт и бунт успешный, короли делают себе сами. Или это конфетка с гвоздями.
Попроси Монмут денег у Людовика — он бы дал их. Пусть с болью душевной, поскольку неплохо относился к Стюартам вообще и Якову в частности, но дал бы. А тут как?
Не просил, а получил?
Ох, непорядок.
Лувуа разводил руками. Ну да, одно дело заниматься прогибательством при короле и жрать Кольбера, другое — выполнять его работу. Серьезную и требующую не просто знаний — чутья.
Вот Кольбер мог. Как моряки по крику чайки могут предсказать грядущий шторм, так он, по движению малейших финансовых потоков, указывал автора. Кто, откуда, как...
Лувуа этого было не дано, как свинье — крыльев. А Кольбер...
Опала болезнь, отравление, чего уж там... в настоящий момент бывший министр находился в своем поместье и доктора только руками разводили. Какое там состояние? Да нестояния. На ногах. Тут речь уже шла о сроке жизни — полгода или, если очень повезет, то год.*
*— в реальности Кольбер умер на два года позже, но у него не было таких тяжелых условий жизни, прим. авт.
Что забавно, тут Софья была и вовсе не при делах. Не травила, не портила жизнь человеку, не лезла в интриги, справедливо полагая, что не с ее опытом. Информация — это одно, а вот плести нечто свое при дворе Людовика Четырнадцатого?
Нет, не пойдет.
Выловит в момент и сильно обидится. Травился Кольбер вполне самостоятельно, подцепив от одной из придворных дам нехорошую болезнь и лечась ртутью. В опалу попал тоже сам, вычитывая королю за избыток расходов. Да и вообще, добросовестным служакам в любом веке не везет.
— Вроде бы это Нидерланды. Деньги идут оттуда.
Людовик с сомнением покачал головой. Верилось плохо. Откуда в Нидерландах деньги? Там сейчас с хлеба на воду перебиваются! Да и ни к чему им, англичане их естественные союзники... разве что Яков католик, а вот Джеймс — протестант.
— Это наверняка испанцы, сир! — глаза Франсуазы Скаррон были самой красивой ее чертой. Большие, яркие, умные, угольно-черные...
Да, Людовик допускал ее на такие совещания — иногда. Вот как сейчас. И...
— может, что и так. Им это точно выгодно...
— прикажите проверить, сир! Больше просто некому!
Аргумент хоть и звучал нелепо, но был очень точным. А кому еще в Европе так выгодно падение Англии, если не Испании? Второго такого врага и не найти, пожалуй.
Лувуа поклонился.
Почему бы и не проверить? Окажется Франсуаза права — он ничего не потеряет. Скажет глупость — будет возможность ее подсидеть.
— Как прикажет ваше величество.
— Мое величество приказывает узнать. Если это Хуан... ух!
Людовик стиснул кулак, отлично понимая, что пока ничего Королю морей сделать не сможет. При нем Карлос, как за каменной стеной. Не станет дона Хуана — и черт его знает, кто придет следом. А ребенок Марии должен получить всю Испанию после отца.
