— Бабушка... Бабушка Ар... Ари... Арби... — девочка добросовестно пыталась выговорить имя новой бабушки, и это выглядело так умильно, что на лице Жрицы сама собой появилась улыбка. — Ориси...

— Бабушка Ари! — отрезал парнишка. "Понятно, кто в этой компании главный," — подумалось женщине, когда она замерла, прижимая к груди этих малышей. Потом, вспомнив про письмо, удивленно спросила подругу:

— Ты меня позвала, только чтобы познакомить с ними?

— А что, не веришь, что просто поболтать захотелось? — насмешливо приподняла бровь человечка.

— Неа! — усмехнулась дроу. — Мне не верится, что ты настолько изменилась...

— И правильно не верится! Эй, охальники, оставьте эльфу в покое и идите спать!

— Ну-у-у-у... Баба Марья!

— Цыц!

И дети понуро двинулись к полатям. Знахарка же тем временем позвала Арборис к дверям, ведущим во внутренние комнаты. Там, на кровати знахарки лежали еще две детские фигурки. Подойдя ближе, Жрица поняла, что это детеныши драконов — смуглые, угловатые фигуры и отливающие ржавчиной волосы...

"Неужели?.."

— Ты ведь догадалась, принцеска? — шепотом спросила Марья, замерев за плечом дроу. Та, поправив одеяло, ответила вопросом на вопрос:

— Он был здесь?

— Дракон твой? Де нет... Был бы здесь — первым делом к тебе бы побежал!— хохотнула человечка.— Мужики они и у драконов мужики.

— Но это же его дети?!— помотала головой дроу, недоуменно смотря на подругу.

— Его, только вот они сами прилетели...—

— Что?! Как это возможно?! Им же еще рано становиться на крыло?!

— И вовсе не рано! — раздался тонкий голос от кровати. Мальчик, привстав, гордо сверкал золотистыми глазами.

— И почему это мы не спим? — нахмурилась Марья. — Вот, бери пример с сестры!

— А я тоже не сплю!

Арборис засмеялась, глядя на две всклокоченные головки. Девочка была совсем не похожа на Ардора — темные волосы, в которых совсем чуть-чуть мелькали рыжие отблески, а в глазах не было ни капли золота. Как и в имени, в ее глазах был только черный уголь. И Арборис подумала, что, наверное, она очень похожа на мать. И сердце кольнула ревность... Но тут же пропала, стоило малышке нахмуриться, точь-в-точь, как он!

— Ну, раз вы не спите, то сами скажите, что случилось с вашим папой!— грустно попросила Марья.

— Его забрал дядя Владыка! — простодушно заявил парень, смотря на дроу. Жрица, побелев, опустилась на внезапно подкосившихся ногах. А в мгновенно очистившейся голове, словно в разбуженном улее, проносились сотни мыслей. Постепенно одна из них вытеснила остальные.

— О чем думаешь, принцесса?

— О том, что Орис уже достаточно взрослая...

Кантаре,

Странствующий бард

Пришел вечер, мясо уже было съедено, потому все, посетовав на малое количество мясо и большое аппетита у других, отправились спать. На страже остались Кэсс да защитные круги Шурая. Но мне почему-то не хотелось спать. Впрочем, если говорить честно, я просто боялся уснуть и вновь увидеть "своего Бога", который в этот раз непременно придумает для меня что-то мерзкое! Посему я, не став себя неволить, поднялся и ушел к примеченному ранее ручейку, прихватив с собой сестер и ситару.

Ручей, под светом луны, переливался серебристыми бликами, а кроны деревьев повисли над головою изысканными кружевами. Я вытащил из чехла ситару и, положив ее на колени, ласково провел по струнам. Мне ответило эхо, проносясь над водой. Казалось, что музыка отражается от стволов деревьев, листвы, камней и даже стен руин, что поднимаются вдали. И я начал петь, слушая, как звучит моя мелодия в этом мире, освещенном моим старым другом.

— Дождем холодным воздух мыл,

Мой плащ и склоны древних скал.

В тот день я, выбившись из сил,

Ночной приют себе искал...

В сиянье молний — стрел небес,

Я вдруг увидел чей-то кров,

И поспешил, туда, где лес,

Сплетался с небом в вязи снов.

Мой голос звучал спокойно, звеня между вершин деревьев, запутываясь в пышных кронах, эхом летая между стволов, вслед за несложной мелодией, созданной мной, ситарой и звуками ночного леса.

Мне дверь седой старик открыл,

Когда я постучал в тот дом,

Он в чашку чая мне налил,

И посадил пред очагом.

Вдруг, улыбнувшись краем рта,

Спросил: "Ты, что ли, менестрель?"

Мой голос тихий шепчет: "Да..."

И смех прольется как капель.

"Скажи мне, старец, что за смех?

Что я такого вам сказал?"

"Ты не похож, мой друг, на тех,

Кто раньше истину искал...

Ты знаешь, ведь когда-то я,

Как ты, глотая пыль дорог,

Шел, сочиняя песнь дождя,

Забыв, где был родной порог..."

Он замолчал, смотря во тьму,

Что за окном сплеталась в ночь,

И я, притронувшись к плечу,

Спросил: "Зачем ушел ты прочь?"

"Я думал песней и игрой,

Открыть другим свои мечты.

Согреть сердца своей душой,

Так, как, наверное, и ты...

Но годы шли, я видел грязь —

Я разве мог для них запеть?

И старый вор, и юный князь,

Презрительно бросали медь,

Не слыша слов, не веря мне,

Считая барда лишь шутом,

Они сжигали жизнь в душе!

Так не горюй, когда потом

Твой путь разрежет злобный смех!"

Он замолчал, смотря в огонь,

Где пламя плакало о тех,

Кто принимал твой стон за вой.

"О, ты несчастнейший старик!

Не мне судить, не мне жалеть

Тебя за слабость в этот миг...

Но разве можно нам не петь?

Мне не понять тебя, прости,

Я ухожу, что б дальше жить,

Что б петь, играть, нести мечты,

Что б менестрелем снова быть!"

Звенит ситара, поют ночные птицы. Мой голос все более и более сильным звуком дрожит в ночном воздухе. Слова приходят на ум сами собой, складываясь в еще одну легенду...

Я, быстро выскочив за дверь,

Бежал под струями дождя,

Чтобы не смолкнул дикий зверь,

Что в путь зовет меня всегда.

Нет, ты не прав, седой старик!

Певцу нельзя бросать струну!

И я клянусь всем в этот миг,

Что я без песни не умру!

Я закончил и, прислушиваясь к эху между стволов, провел по ситаре рукой, прежде чем спрятать ее в чехол. Затем, тяжело вздохнув, бросил фигуре, замершей за моей спиной:

— Да проходи уж, Лунный Свет...

— Я — не он, — голос, что раздался сзади совсем не походил на звонкий перелив Света. Он был более глухим и рокочущим, словно музыка. Обернувшись, я заметил, что у ствола дерева стоит длинноволосый мужчина в черном длинном плаще. Он смотрел на меня, улыбаясь, с легкой насмешкой, словно поддразнивая.

А я не мог понять, что происходит:

— Ты кто? И где Первый?

— Я здесь! — раздался голос откуда-то сверху, из крон. Улегшись на изогнутую ветку, там лежал мой знакомый Герцог. — А это мрачное чудо — Второй, Ночная Мгла. Вам уже давно стоило было познакомиться!

Я тяжело вздохнул. А меня кто-нибудь спрашивал? Может, я не только не хочу с ним знакомиться, а, вообще, мечтаю забыть всю вашу компанию?..

— Мечтать не вредно, — невозмутимо заявил Мгла. Голос-то его был полностью серьезным, а вот глаза... Такого ехидства я не видел даже у Неки. Еще одна язва на мою бедную голову!

— Ну, познакомились, теперь я как, свободен?

— Вот еще! — Лунный Свет, перевернувшись на живот, свесился вниз. — Ты думаешь, что это все? Расслабился.

Он засмеялся своим переливчатым смехом и, переглянувшись с Мраком, продолжил:

— Ты же понимаешь, что наше появление всегда приносит тебе новые...

— Неприятности, — мрачно закончил я.

— Приключения. — закончил Первый, укоризненно глядя на меня и качая длинным белым пальцем, — Не перебивай старших, маленький бард.

И потянуло странным, пугающим холодом, пронизывающим меня до костей. Сразу расхотелось спорить и огрызаться. В этот миг я снова почувствовал, какая пропасть разделяет меня и их, несмотря на благосклонность ко мне их Господина. Свет, видимо осознав, что я все понял, отвернулся и, исчезая в лунном свете, прошептал:

— Слушайся Мрака, мальчик...

Я уставился на Второго, ожидая пока эта ухмыляющаяся статуя начнет говорить. Тот не спеша разглядывал мою тушку, словно какое редкое животное. Хоть мне и хотелось вставить пару комментариев, я молчал, не зная, чего можно ожидать от этого Герцога.

— Я хочу дать тебе совет...

— Совет? — не сдержал я удивленный возглас.

— Да, совет. У меня, — он задумался, — свои методы, отличные от методов Первого. Например, я никогда ничего не приказываю, не заставляю... Я советую. И, тем не менее, было бы хорошо прислушаться к ним — плохого я не посоветую. Все, что я тебе предлагаю сделать, когда-нибудь может принести тебе пользу.

Затем, взглянув на стены Аль'А'Зира, спросил:

— Ты знаешь историю этого города?

Не дождавшись ответа, Герцог продолжил:

— Здесь жил последний из тех, кого мы могли бы назвать Темным Императором. Он родился в те времена, когда Темный Демиург еще спускался на Соррен, и его не называли Врагом даже эльфы и сиды.— он говорил спокойно и уверенно, задумчиво уставившись на показавшуюся вдали стену.— Эти земли были тогда сильной Империей, и на челе Императора сияла черным золотом корона, что была создана из тьмы Первозданного Хаоса. Она была олицетворением его избранности как Императора Тьмы. А затем Демиург ушел. И народ начал терять веру в своего Господина. Росло влияние Света, и этот город вымер. Как гласят легенды, лишь где-то в глубине, где стоит Черный Замок, все еще сидит на троне Император, а на челе его мрачным пламенем горит корона.

Уже исчезая в ночь, Мгла прошелестел, тихо, но голос его раздавался как будто у самого уха:

— Достань ее, бард...

Вот демон нехороший! Советует он! Вот только советы его, как мне кажется, не выполнять опаснее, чем приказы Первого. Оглядев в последний раз ручей, я поспешил прочь. Не дай Темный, еще кто-нибудь появиться...

А луна, смеясь во мгле, смотрела мне вослед.

Эдан,

Служанка

— А я говорю, что видела!

— Да не смеши нас! Это все сказки! Врушка! Врушка!

— Да не вру я! Я правда видела Темного Барда! Он подал мне поднос!

— Да ты просто заснула, и увидела сон!

— Нет, нет, нет!

Девушка, находясь на краю истерики, кричала на весь двор, в котором, невзирая на поздний час, было полным полно народу. Эдан, уже была не рада, что рассказала подружкам о встрече, но ничего не изменишь.

Правда, когда весь день тебя непрерывно дразнят, это сильно раздражает. Вот и сорвалась девочка и, смахивая непрошеные слезы, побежала к воротам, где предалась унынию, усевшись на пенек. Впрочем, это не продолжалось долго — буквально через пару минут к ней подошел высокий худощавый аристократ и спросил:

— Девушка, мне показалось или вы сказали, что видели сегодня Темного Барда?

— Да, а вы его друг?

Аристократ засмеялся и, потрепав девчонку по щеке, сказал:

— Ну, в какой-то мере можно сказать и так... Не подскажешь, куда пошел мой... друг?

— Туда! — простодушно показала девочка. А потом, осознав, что мужчина уже ушел вперед, крикнула вслед, не стесняясь, что над ней снова будут смеяться:

— Так он есть? Он не сказка?

— Не сказка, — прошелестело у уха. И девочка побежала к залу, теперь ей было все рано, что никто ей не верит — ее принц существует, а это значит, что рано или поздно он придет за ней.

А Призрак, уходя все дальше по ночной дороге, думал:

"Неужели ты думал, что сбежишь от меня?".

И смех его звучал из-под капюшона серого плаща, пугая нечаянных спутников.

Глава 12

Здравствуй, дерево!

Этикет в лесу.

В лагере на страже,

Кэссер,

Странник

Когда некромант увидел, что бард уходит вглубь леса, он забеспокоился. Зная того, Кэсс был свято уверен, что парень обязательно во что-нибудь ввяжется. И пусть некромант уже давно перестал беспокоиться за кого-то либо, даже за себя, тем не менее, почувствовал что-то похожее на волнение, когда Кантаре вышел за границу охранного круга.

Шло время, луна медленно, как старая кухарка — такая же толстая и круглая, перемещалась по небу, расцвеченному миллиардами звезд. Лич, смотря в эту бездну, не чувствовал ничего — ни благоговения, ни восхищения, ни страха — для него эта бездна была плоским, четко отрисованным изображением, что схемой отпечаталось в голове, и только тоска, царапая острыми когтями памяти, разрывала душу немертвого.

Именно эти ночные часы, когда все, кто окружали его эти века, засыпали, Кэсс особенно четко чувствовал свое одиночество. Он никогда не спал, сбегая от темноты, что ласковым плащом окружала всех, кроме него. Его мир был вечно черным, и некуда было деться от этой тишины. Вот и сейчас он сидел, прислонившись спиной к стволу дерева и обняв руками колени, и считал бесчисленные угольки, что, отрываясь от сполохов пламени, летели в лес...

Однако луна уже коснулась верхних ветвей, а бард все не возвращался. Кэсс подумал, что его самые мрачные прогнозы все-таки оправдались, и начал подниматься, чтобы поискать потеряшку, но неожиданно почувствовал, как его руку обхватили тонкие пальцы — лежащий неподалеку Шурай смотрел на некроманта спокойным и абсолютно не сонным взглядом. Его длинные волосы, запутавшиеся и перевитые травами, плавно вышли из земли, когда сид поднялся с земли, все так же удерживая руку Кэсса. Блеснули блики на глазах, и в тишине ночи раздался шепот:

— Не надо, — отпустив руку, мужчина поправил свой халат, и продолжил. — Это не наш разговор и не наша встреча.

— Не наша... Неужели снова? — в изнеможении протянул лич, понимая, что никуда ему не деться с лодки, а точнее, от Кантаре. — И что этому Темному не сидится спокойно в своиъ палатах?! Я уже начинаю понимать светлых, что назвали его Врагом! Ни минуты покоя...

Ругался и язвил он скорее по привычке, чем действительно разозлившись — из всей их компании только сам жрец еще надеялся, что их оставят в покое, остальные же прекрасно понимали, что скоро ждет еще одна подлянка. И сейчас, глядя на возвышающиеся справа руины, Кэсс готов был проклинать Джайрин, предложившую встретиться именно здесь.

— Эй, парень, — улыбнулся лич Шураю. — А давай поспорим, что нам придется топать именно туда!

И ткнул пальцем в приснопамятные руины.

Сид лишь согласно закивал и, улыбаясь своей обычной улыбкой, пробормотал:

— Все в руках судьбы, мой друг, все в ее руках...

Они посидели еще, слушая тишину, окружающую мертвый город, и глядя на пламя, танцующее на поленьях. Первым не выдержал Кэсс, который терпеть не мог молчание, если его было возможно прервать:

— Прости за такой наглый вопрос, но почему тебя изгнали? Если не хочешь отвечать — не отвечай, поговорим еще о чем-нибудь...

Сид все так же невозмутимо смотрел в огонь, словно не слыша Кэсса, словно находясь не здесь и не сейчас... И тут же, отрицая это обманчивое впечатление, раздался его голос: