— Ну что у тебя там?
— Великий, два срочных донесения от разведчиков и одно с фронта. Одному из них пришлось умереть, чтобы доставить эту новость, поэтому я счёл возможным вас побеспокоить...
— Повезло юнцу. Ладно, говори давай.
— Воскресители отправили посла на Внутреннее Кольцо. Хотят заручиться помощью дроу.
Демон запрокинул голову и расхохотался.
— Интересно будет посмотреть, что у них получится... Идея сама по себе неплоха, только они, как всегда, опоздали лет на тысячу. Нынешние тёмные эльфы совершенно безумны... надеюсь, вторая новость столь же хороша, или хотя бы забавна?
— Ещё лучше, Великий. Нам удалось захватить людей, которые видели Судию. Сейчас они без сознания, но наши маги уже готовы пробудить их и допросить.
Эйменос резко вскочил, а посланника скрутило волной боли.
— И ты столько времени молчал, глупец?! С этого надо было начать! Где они?!
Корчась на полу, человек всё же сумел продиктовать координаты. Демон вылетел наружу с такой скоростью, что в потолке осталась широкая дыра. Только когда верховный жрец скрылся из виду, гонец вспомнил, что забыл передать ещё одну новость. Пожалуй, не менее важную, чем две первых. Орден, давно преданный забвению, восстал из праха и уже нанёс первые удары! И где — в Ленизаре, в одной из важнейших цитаделей Воскресителей!
Такое не прощают. Когда последний приступ боли прошёл, посланник вздохнул и достал чистый свиток. У него было часа два на то, чтобы написать завещание. Если составить текст как следует, может быть, верховный жрец не станет тревожить дух самоубийцы...
Для начала Назиль забежала к татуировщикам. В городе ещё не забыли недавний бой, так что победительницу встретили с честью. Хозяин салона учтиво поклонился, и спросил, желает ли благородная госпожа осмотреть их ассортимент, украсить своё тело, поставить боевые, защитные руны, или же посвятить себя одному из тотемов? Для рун прямо в салоне был маг, а для освящения тотема — жрец, так что дополнительно идти никуда бы не пришлось.
Каталог рисунков эльфийка с презрением оттолкнула. Она и без того была прекрасна, чтобы ещё портить чем-то свою чистую кожу. Над рунами — задумалась.
В принципе, при её довольно скромных талантах в магии, носить на коже несколько работающих заклинаний не помешает. Но у любого, обладающего магическим зрением, это вызовет слишком много вопросов. Особенно, если понадобится скрытно проникнуть куда-то. Нет уж, лучше запастись амулетами — те снять при необходимости можно.
— Тотем, — решительно сказала она. — Сумеете поставить и освятить за час? Сто золотых.
— Но госпожа, такие вещи быстро не делаются... Если тотем ляжет криво...
— Двести.
— Но наш жрец может оскорбиться...
— Триста. И сто ему лично. Татуировщику столько же.
Жадность взяла верх над осторожностью.
— Воля ваша, госпожа. Но мы ничего не можем гарантировать, при такой поспешности, понимаете? Это уже не от нас зависит, а от самого тотема, согласится ли он принять вас...
— Без всяких гарантий. Под мою ответственность, — она и сама не знала, почему чувствует себя так уверенно. Установление контакта с тотемом — процедура очень тонкая, затрагивающая и физиологический, и энергетический уровни организма. Те, кому это не удаётся, живут недолго и всё это время являются париями, ниже даже рабов. Это хуже, чем просто неудача, это доказательство полной негодности, признак того, что носящий знак не имеет права вообще называться дроу. Но Назиль откуда-то знала, что всё будет в порядке.
— Какой тотем вы выбрали для себя, госпожа? Или принести вам справочник?
— Не надо. Осу.
Мастера уважительно переглянулись. Оса была редким тотемом, куда менее популярным, чем Паук или Змея. Но ничуть не менее могущественным. Один только дар неограниченной левитации, который она приносила, стоил многих других способностей.
Во внешнем мире считалось, что дроу — язычники, которые поклоняются разным животным, предметам и явлениям природы. Островитяне не спорили с ними, хотя про себя хихикали — что за варвары эти смертные... В действительности тёмные эльфы не верили ни в каких богов. Они почитали лишайник и боялись Белого Судии, но видели в них лишь крайне могущественные сущности, без сакрального оттенка. Если бы перед любым дроу хоть на секунду мелькнул шанс обмануть мох, одурачить Судию, это сделали бы охотно, безо всяких мыслей о "грехе". Если и колебались бы, то только взвешивая шансы на успех.
Что же касается тотемов, то это были всего лишь формы, которые принимала сила. Канал для энергии лишайника, который увеличивал врождённые магические способности, но в то же время накладывал на эльфа и дополнительные обязанности перед покровителем его народа. Или покровительницей — многие считали, что разум лишайника по организации напоминает женский. Забавная дискуссия, учитывая, что растение могло и вовсе не иметь разума. Учёные так и не нашли доказательств его рассудочного поведения, как впрочем и обратного. Правда, жрицы-испытательницы утверждали, что слышат голос лишайника, но с тем же успехом это могли быть и галлюцинации от сильного пси-давления.
— Где желаете расположить татуировку? Мы обычно ставим на плече, но некоторые модницы предпочитают носить тотем на ягодице. Не самый лучший вариант, может обидеться за пренебрежение и перекрыть энергию. На животе или лобке мы точно за час не успеем.
Девушка энергично тряхнула белыми волосами.
— На спине. Во всю ширину.
Глаза штатного мага расширились.
— Но это же... Вероятность отторжения тем выше, чем больше размер! И если тотем не приживётся, вы не просто потеряете магическую силу, вы умрёте! И нехорошо умрёте!
— Я знаю. Я уже сказала — под мою ответственность. Помните, как нас учили в детстве? Четыре мечты каждого истинного дроу?
— Власть, слава, долгая жизнь и красивая смерть, — продекламировал мастер татуировок. — Но вы рискуете получить только четвёртое из этого списка. И я не уверен, что гниение заживо можно назвать красивой смертью. Конечно, мучительно, но совсем не зрелищно, да к тому же ещё и позорно. Очень немногие мастера пыток сумеют это оценить.
— Но вы-то сумеете, — обольстительно подмигнула Назиль. — Вы знаете, чем я рискую, и ради чего. Согласитесь, это ведь стильно — погибнуть при попытке достижения необычайного могущества. Мы народ авантюристов — а я авантюристка в кубе.
Если уж проигрывать, так по полной программе. Становиться изгоем она не желала. Лучше уж в таком случае разом покончить со всем. Зато, если рисунок будет нанесён и освящён удачно, она получит гораздо больше силы — широкий канал был достойной платой за риск.
Она мысленно усмехнулась, сбрасывая платье и опускаясь на кушетку. Если бы эти дрожащие рабы денег знали, что ожидает их в ближайшем будущем, они бы бросились навстречу и не таким опасностям. Долгая жизнь после прихода Судии не светит никому, так что остаётся искать три других исконных ценности. Но этим секретом она не собиралась делиться ни с кем, кроме своей команды. Чем позже на островах узнают, тем меньше желающих появится взять главный приз.
Больно? Конечно. Даже обычная татуировка болезненна, но гораздо хуже, когда игла пронзает не только кожу, но и твою магическую структуру, ту сущность, которая делает тебя тёмным эльфом, отличая от всех прочих созданий этого мира. Когда вскрывают с рождения окружавшую тебя почти непроницаемую оболочку. Это немного похоже на укус вампира, только наоборот. Вампир вскрывает твою защиту, чтобы высосать существующую энергию, а игла татуировщика — чтобы открыть путь новой. Поэтому кровавый поцелуй доставляет наслаждение, а получение тотема — страдание. Дорога от жизни к смерти легка и приятна, если знать, как организовать, и не перегружать её всяческими извращениями. А вот чтобы пройти от смерти к жизни, всегда надо потрудиться, и умение тут не поможет.
Впрочем, недостатком трудолюбия Назиль не страдала. Как и смелости, и выносливости. Она только улыбалась, чувствуя, как обрастает тело невидимой бронёй, как созревает в сердце смертоносное жало, и наконец, как режутся прозрачные звенящие крылья. И это были не просто видения — так её разум отражал процессы, происходящие на магическом уровне.
С кушетки встала совсем не та девушка, которая на неё ложилась. Резкие, хищные, какие-то ломанные движения насекомого удивительно контрастировали с кошачьей грацией, которую она демонстрировала всего час назад. Но солгал бы (и недолго бы прожил) тот, кто сказал, что она стала некрасивой. Просто теперь это была другая красота, негуманоидная. На ошеломлённых работников салона скалилась самка Осы — быстрая, ядовитая, с врождённым инстинктом убийцы. Пожалуй, в нынешнем состоянии Назиль справилась бы с тем кровососом безо всяких эликсиров. Она могла в любой момент вернуть прежнюю мягкость движений, но не хотела этого. Негу она оставит для редких минут отдыха и покоя. А среди тех, кто был бы рад перерезать тебе глотку, гораздо удобнее нечувствительный хитин, тревожная жёлто-чёрная раскраска и бесстрастные фасеточные глаза.
— Это невозможно, — прошептал жрец, глядя на неё во все глаза.
— Как видите, враг мой, иногда случается и невозможное, — улыбнулся маг.
— Вы о чём? — немного удивлённо спросила воительница.
— Ваш тотем, госпожа, не нуждается в освящении. Он ожил и стал качать энергию, как только рисунок был закончен. И привился идеально, я ещё ни разу не видел, чтобы рисунок такого размера достиг полной гармонии с носителем. Всегда был какой-то перекос...
Назиль задумчиво провела пальцем за ухом.
— Не может ли это быть знаком, что Мох ко мне особенно благоволит?
— На это могут ответить только жрицы-испытательницы, госпожа, — жрец поклонился. — Я не слышал его голоса сегодня. Но если Мох не выделил вас для какой-то особой миссии, то остаётся предположить, что вы невероятно везучи. И я даже не берусь сказать, что лучше.
Девушка лучезарно улыбнулась, и легко, будто всю жизнь этим занималась, вылетела в окно.
— Госпожа, ваши вещи! — долетел вслед растерянный голос.
— Оставьте себе, и деньги тоже! Там тысяча золотых, и вы честно заработали все!
Несуществующие крылья со звоном рассекали воздух, когда новорожденная Оса мчалась над улицей. Драк побери, она даже не подозревала, как это может быть здорово! Дело не в способностях, доступ к новым магические актам — дело десятое. Дело в свободе и силе! Неужели все носители тотемов испытывают нечто подобное? А вот сейчас и проверим!
Лапарт уже пятьсот лет носил тотем Скорпиона. Однако он даже пошевелиться не успел, когда Назиль влетела в окошко второго этажа, и парализовала парой прикосновений и его, и второго находящегося в комнате эльфа — вероятно, подельника.
— Я зашла попрощаться, дядюшка, — лучезарно улыбнулась хищница. — А заодно вернуть недавний долг. Ты потратил кучу времени и сил, чтобы замаскировать мою смерть под несчастный случай или поражение на Арене. Думаю, тебе обидно будет услышать, что я поступлю гораздо проще. Я ничего прятать не стану. Мне это не нужно.
— О Мох-покровитель! — простонал пленник. — Что за чудовище из тебя получилось?!
Он видел девушку магическим зрением, и этот вид, похоже, пугал его куда больше, чем предстоящая смерть. Убить Лапарта пытались многие, но ТАКОЕ предстало перед беднягой в первый раз. И кажется, в последний.
— Совершенное чудовище! — радостно заявила Назиль. — Нравится?
Она крутанулась на одной ноге, давая как следует рассмотреть себя со всех сторон. Ужас в глазах многомудрого родственника был для неё слаще мёда. Она даже подумала, что может быть не стоит его убивать — достаточно отрезать что-нибудь важное, и пригрозить, что ещё вернётся. Пусть дрожит здесь до самого прихода Судии, тратя последние дни своей жизни на выстраивание бесполезной обороны, наём телохранителей и другие пустые вещи.
Зря. Никогда не поворачивайтесь к тысячелетнему эльфу спиной. Будь он хоть трижды парализован и сто раз напуган до смерти. Всё это ему не помешает.
Зелёная молния вырвалась из глаз Лапарта, и ударила... нет, не в Осу. Мастер Арены знал, что магическое сопротивление родственницы стало сильнее, но не был уверен, насколько именно. Поэтому он не стал рисковать. Молния ударила в метательный диск, висевший на стене в коллекции трофейного оружия. И тот, ожив, метнулся к нарушительнице, с явным намерением разрубить эльфийку пополам.
Что и проделал, отделив ноги и таз на уровне талии. Туловище рухнуло на ковёр, заливая его потоками крови. Назиль даже не сразу поняла — каким образом её блистательный триумф мгновенно обратился в поражение и смерть. Дура! Надо же было так расслабиться!
Однако радость спасения и презрительная усмешка в глазах Лапарта быстро погасли, когда он увидел, что разрубленная пополам Назиль не спешит умирать, как положено нормальной эльфийке. Вместо этого, подтянувшись на руках, она целеустремлённо поползла к парализованному родственнику, волоча за собой шлейф внутренностей.
— Разве ты не знаешь, — почти нежно прошептала она жертве, — что даже если осе отстричь брюшко, это её не убьёт? Она ещё успеет добраться до врага и разделаться с ним.
Лапарт попытался оживить диск во второй раз, но не успел — энергетическое жало вонзилось прямо в мозг. Эльф умер раньше, чем его тело рухнуло на ковёр.
Назиль удовлетворённо прикрыла глаза и свалилась рядом. Теперь, отомстив, она готова была последовать за своим убийцей. Однако блаженная темнота всё не шла... Не было даже слабости. Зато была боль и чувство собственной ущербности.
Тотем исправно снабжал её тело энергией, словно не понимая, что это уже бесполезно. Говорят, некоторые насекомые могут жить без головы неделями. Она надеялась, что это ей не грозит. Возможно, сверхъестественная живучесть даже позволила бы ей восстановить способность к левитации и добраться до ближайшего целителя. Но зачем? Кто она теперь? Живой обрубок. Никакая лечебная магия не способна восстановить половину тела. Всю оставшуюся жизнь разъезжать в кресле-каталке? Ловить на себе презрительные взгляды, и вспоминать то совершенство, которым она по собственной глупости была всего полчаса? Нет уж, спасибо. Она бы перерезала себе горло, но теперь уже не была уверена, что хоть это её добьёт. А если только усилит мучения? Оружия, чтобы разнести себе голову, рядом не было.
Можно, конечно, дождаться, пока кто-то войдёт в комнату. Тогда прибегут телохранители Лапарта, и наверняка добьют опасную гостью. Только Назиль не хотела доверять эту важную работу слугам своего врага. Если уж не получилось умереть в бою, последний покой должна принести рука союзника, или собственная.
"Сейчас. Соберусь с силами, взлечу повыше, и вниз. Головой. Только передохну немного..."
Она не сразу поняла, что её обнимают чьи-то сильные руки. А когда поняла — чуть было не ударила жалом. Вовремя сообразила, что пришелец не тащил её куда-то, не мучил, а успокаивал. Никто и никогда не говорил с ней таким тоном, даже отец. Ничьи руки не касались её волос так мягко и заботливо, даже подруг и любовников. И какое сейчас имело значение, что эти руки холодные, а пальцы заканчиваются когтями?
