16.
Затащив Наэкса на пирамиду, Элари с трудом перевел дух, проклиная его невыразимую тяжесть. Глаза файа были закрыты и он казался совершеннейшим трупом, — нельзя было понять даже, дышит он ещё или нет. Даже когда пришлось открывать внутренние ворота, — благодаря внутренней сети, их приводы всё ещё работали, — этим занимался Элари. Наэкс лишь говорил ему, что делать. А теперь остались сущие пустяки, — спихнуть это, уже почти неживое тело в колодец машины, и...
Когда Элари, стараясь не смотреть вниз, перебросил плечи файа через край шахты, тот вдруг перегнулся назад. Его глаза широко открылись, руки с неожиданной силой вцепились в ноги обмершего от страха юноши.
— Давай отправимся туда вместе, а? — с мерзкой ухмылкой сказал он и рывком откинулся назад.
Элари упал. Сползающее тело ухмылявшегося файа потащило его вниз, и не за что было схватиться...
Поняв, что не стоит и пытаться вырваться из мертвой хватки бывшего правителя, юноша согнулся и изо всей силы ударил его в ухо. Голова Наэкса мотнулась, он потерял сознание лишь на миг... но за этот миг его пальцы разжались. Элари одним толчком ноги спихнул его вниз, и файа пришел в себя, уже падая.
17.
Элари услышал истерический, сумасшедший визг убийцы, попавшегося в собственную ловушку. Бессмертный правитель на самом деле чудовищно боялся смерти, — вот что значил этот дикий визг. Затем из бездны донеслось шипение и треск, и ещё один визг, страшный, бесконечный, в котором не осталось уже ничего, кроме беспредельной боли. Потом раздался взрыв, — словно в ковш с расплавленной сталью плеснули воды, — и из шахты, как из кратера вулкана, вырвалось шумное пламя. Оно ухнуло, погасло, дымная туча расползлась по потолку, скрывая его клубящимся пологом. Из неё начал падать мелкий, как мука, пепел, ещё минуту назад бывший живым существом. Элари окружил удушливый смрад сгоревшего мяса. Что бы там не говорил Ньярлат, он крепко сомневался, что его душа осталась в машине, даже в качестве её раба. А что сталось с остальными, сброшенными в это жерло? Не постигла ли и их столь печальная участь?..
Прокашлявшись от угарной вони, юноша осмотрелся. В подземелье ничего не изменилось. Его взгляд упал на плиту с отпечатками рук. Ньярлат говорил, что с её помощью можно управлять машиной. Элари помнил о его предупреждении и сомневался, что у него хоть что-то получится, — но почему бы не попробовать? В самом деле, много ли он потеряет?..
Юноша встал на основание плиты и осторожно прижал руки к вырезанным в теплой стали отпечаткам ладоней. Ничего. Он вспомнил, что Ньярлат раздевался, подумал и решил, что будет достаточно снять обувь.
Вновь встав перед плитой, уже босым, он почувствовал себя неуютно, — несокрушимый металл шевельнулся, плотно обхватив его обнаженные ступни. Тем не менее, он положил на плиту руки, — и, в тот же миг, его тело пронзил резкий электрический разряд. Он закричал от боли, вокруг вспыхнул белый, ослепительный свет, нестерпимый, жгучий, невозможный, потом — темнота...
Его поглотил рой непонятных ощущений, столь разнородных, что его сознание мгновенно потерялось в них. Он понял, что чувствует разум машины, — непонимающее прикосновение сознания к сознанию, мучительное, и, в то же время, приятное, — словно его изнутри гладило множество легких рук. Но он мог выдержать это ещё несколько мгновений, не больше. Он мог просто растаять в этих огненных бездонных сплетениях, точно кусок льда в руке. Тот, кто держал его, изо всех сил старался не допустить этого. Элари ощутил его отчаянное усилие, и ему захотелось узнать так много сразу об этом существе... но его суть спросила лишь — о чем оно мечтает?
Ответ был мгновенным и точным. Юноша хотел и мог исполнить эту мечту... хотя это и могло стоить ему жизни. Он начал...
Все огненные сплетения собрались в одну нить, обрушились на него, и вышвырнули прочь, в черноту.
18.
Элари долго приходил в себя. Он словно рассеялся, стал облаком тумана, и никак не мог вспомнить, где его руки и ноги, и есть ли они вообще. А если и есть, — как ими управлять?..
Кто-то бережно приподнимал ему голову, стирал кровь с лица, осторожно растирал уши...
Постепенно его сознание прояснилось. Он лежал на теплом вибрирующем металле, возле плиты, — она возвышалась нам ним черным утесом. Элари подтянул ноги и сел. Это получилось неожиданно легко. Где же...
Повернувшись, он заметил, что на верхней ступеньке лестницы тоже кто-то сидит.
Сначала юноша увидел лишь обтянутую серым спину и гриву черных волос, потом, когда сидящий повернулся, — широкоглазое смуглое лицо... Ньярлат!
Он инстинктивно схватился за оружие. К его величайшему удивлению, пистолет оказался на месте. Он вскинул его, нажал спуск...
Грохнул выстрел, но файа даже не пошевелился. Решив, что промахнулся, Элари сжал оружие двумя руками и выпустил в сидящего всю обойму. Он знал, что хотя бы половина пуль должна была попасть в цель. Они попали, но отразились с пронзительным визгом, не оставив ран, вообще никаких следов. Лишь очертания серой фигуры на несколько мгновений исказились.
— Это бесполезно, — файа улыбнулся, показав белые зубы. — Я и так уже давно мертв, — а разве можно убить мертвого?
— Ты не очень-то выглядишь мертвым.
— Между жизнью и смертью иногда бывает мало разницы.
— Что это значит?
— Мертвое иногда может стать живым.
Файа встал. Лишь сейчас Элари понял, что перед ним, — не Ньярлат.
Несколько секунд они смотрели друг на друга. На незнакомце был серый удобный комбинезон из грубой ткани, снабженный множеством накладных карманов, — такие носят рабочие, — и сандалии на босу ногу. Точно так же одевался Суру. С этой простой одеждой никак не вязался серебряный обруч с подобием третьего глаза, обрамленного венцом кинжаловидных ресниц. В общем, это был сильный, гибкий юноша, на вид его ровесник, красивый, — правильные и четкие черты лица, густые прямые волосы, ровно падающие вниз, — с неумело выстриженной над глазами челкой, — и сами эти глаза, ярко блестящие, необычайно чистые, ясные, глубокие...
Неожиданно Элари обнаружил, что у этих серых глаз с вертикальными, как у всех файа, зрачками, есть ещё одно, неприятное свойство, — их прямой взгляд он не смог выдержать больше нескольких секунд. Почему? Он не знал. В этих глазах не было зла. Их взгляд был спокоен и слегка насмешлив, но насмешка была дружелюбной. Просто...
Элари чувствовал: что бы не происходило вокруг — выражение этих глаз останется неизменным. В них могло появиться удивление, ярость, страсть, может быть, боль, — но никогда растерянность, страх или глупое восхищение. И он хотел, чтобы файа с такими глазами стал ему другом.
Лишь сейчас он вспомнил, что этот парень помог ему прийти в себя, — а он чуть его не убил.
Элари захлестнул прилив жаркого стыда. Он не считал себя святым, но убить того, кто помогал тебе, — это уже чересчур. Как бы то ни было, ему понравился этот странный файа.
— Кто ты? — спросил он незнакомца.
— Анмай Вэру, — с улыбкой ответил тот. — Просто Анмай. Мои былые звания едва ли имеют здесь значение.
— Айскин Элари, — представился юноша. — Я не люблю своего имени. На старом языке Ленгурьи оно значит "лис".
Анмай улыбнулся.
— Но оно подходит тебе. Я думал, ты знал, кого освободил, но это было... довольно глупо.
— Откуда ты? — спросил Элари.
— Хороший вопрос. Хотя бы потому, что на него не так просто ответить. Видишь ли, я умер пять тысяч лет назад. Я имею в виду — в первый раз. Когда ты вступил в контакт с про-Эвергетом...
— С чем?
— С этой машиной, на которой мы стоим. Она называется про-Эвергет. В сущности, она лишь действующая модель настоящего Эвергета, и может только убивать. Больше — ничего. Так вот, я был... скажем, сердцем её сознания. Когда ты решил освободить меня, пластический форматор создал... ну, моё тело.
— Но как?!
Анмай вздохнул.
— Ну, это тоже так сразу не объяснить. Короче, я оказался здесь, а как — уже неважно.
— И... много вас там?
— Около восьмисот. Но большинство — просто посланные ко мне зомби. Самосознания у них не больше, чем у лампочки.
— Но Ньярлат говорил мне...
— Ньярлат? Он был сумасшедший лгун и садист. Живая мерзость. Знаешь, кто здесь, в этом мире, мой народ? Изгнанники, беглецы, семя, брошенное в бесплодную почву. Их просто высадили здесь — а потом забыли. Эта машина была оставлена им для связи и защиты, но связь с Файау оборвалась ещё восемь веков назад. Её компьютерное управление давным-давно испортилось, а техническое описание затерялось. Осталась известна только эта аварийная сопрягающая цепь, — он показал на плиту. — С её помощью тоже можно кое-что делать, но не всё. А я не хотел делать всё, что мне приказывали... хотя и не мог действовать сам. Тогда эти твари попытались меня заставить. Они не могли, конечно, взломать интеллектронное ядро, но... Видишь ли, тут две ступени контроля, — я, и контрольный совет, как бы. Две трети его голосов могут отменить любое моё решение, — а его членов можно менять, добавляя новых, тогда старые просто стираются. Эту возможность оставили на случай, если контрольная суть сойдет с ума или просто откажется действовать. Когда весь народ считает, что прав, найти семьсот добровольцев несложно... Сначала это действительно были добровольцы, — и мне... нам часто удавалось переубедить их. Потом предки Ньярлата добрались до интеллектронного программатора, и ко мне стали приходить только зомби. Часть их нам удавалось убивать, — стирать и разрушать их сознания, — но соотношение сил постоянно менялось не в нашу пользу. И, если бы они заполучили ещё и тебя, то получили бы и контроль над машиной. И начали бы с того, что истребили всё население Ленгурьи. Защита программатора, — добровольное согласие, — очень мешала им, но они обходили её с помощью фанатизма и обмана, а тех, кто отказался, убивали. Нярьлат сам убил двадцать семь файа и людей. Обычно он пытал их до смерти у меня на глазах, — прямо здесь. Я сжег его... Господи, какое это было наслаждение! — Анмай зажмурился и опустил голову, внезапно смутившись. Через минуту он продолжил.
— Мой мир в машине давно превратился в воплощенный ад. Я мечтал сбежать из него, но думал, что это несбыточная мечта. А теперь... Если бы ты был босой девушкой, я бы с наслаждением расцеловал тебе ноги.
— Так тебя тоже... скормили?
Анмай зло рассмеялся.
— Нет. Видишь ли, именно я создал первую такую машину... точнее, позволил создать. Я был правителем файа, когда... Тогда Уарк, моя родина, не очень отличался от Ленгурьи. Потом я умер. Матрица моей личности пропала, и я был мертв, — три с половиной тысячи лет. Потом её нашли и размножили, — я далеко не первая копия с неё... И благодарное потомство начало совать моё сознание в каждую... впрочем, это неважно. Они лишили меня цельности. Не знаю, как у других, но мне кажется, не всю мою суть удалось записать в матрицу. Было что-то ещё, самое главное, — и это получил только первый Анмай. Всё множество последующих оказалось... неполным. Настоящий Анмай давно ушел, исчез, — и вместе с ним ушла моя... наша душа. Я чувствую себя лишь его подобием. Это очень мучительно, хотя я вряд ли смогу объяснить... Потом в руки строителей Унхорга попала одна из этих остаточных копий, и меня превратили в сторожевого пса, но я горжусь этой работой. Я хорошо подходил для неё. Они не могли лишь представить, что до про-Эвергета доберется парень, который спросит всесильную машину, — чего она хочет? Я имею в виду, чего хочу я... Ладно. Хватит, — Анмай встряхнул волосами так, что те закрыли глаза, и отбросил их назад рукой. — Ты умеешь управлять силовым поясом?
— Чем?
— Понятно. Смотри, — Анмай поднял с пола гибкий стальной пояс, состоящий из толстых граненых сегментов, и протянул его юноше. На нем был точно такой же. — Надень. Вот так, — он ловко снял и защелкнул вокруг талии свой. — Хорошо, что я подумал об этом заранее. Да держи же!
Элари осторожно взял протянутый пояс и чуть не выронил его, — он оказался очень тяжелым.
— Надень. Просто сунь конец в пряжку. Да не бойся, он не кусается! Вот так. Теперь видишь вырез в пряжке? Там выключатель. Сунь туда палец и сдвинь.
Элари подчинился и вскрикнул. Его сильно ударило током, и в тот же миг появилось очень неприятное ощущение, — словно по всему телу бегут мурашки. Воздух зарябил вокруг него, словно его сунули в духовку. Он попытался снять пояс, но Анмай опередил его.
— Стой! Да стой же! Вот так, — он поднял левую руку и на её запястье сверкнул толстый серебряный браслет, похожий на гхату Ньярлата, но более простой формы. — А теперь — старт!
Он коснулся чего-то на браслете, — и, в тот же миг, мягкая, но могучая сила швырнула юношу вверх.
19.
Элари вскрикнул от страха, в один миг взлетев под свод зала, и не сразу заметил, что Анмай висит рядом, смеясь от всей души.
— Прости, но я ещё никогда не видел такой растерянной мордашки, как у тебя! У твоего пояса то же управление, что и у моего. Короче, куда я, — туда и ты. Удобно, правда? А теперь... — он вновь прикоснулся к браслету.
Над их головами раздался рокот. Плиты, закрывавшие проем в крыше зала, начали расходиться, и Элари увидел, что это огромные стальные массивы, метров десяти в толщину.
Анмай мгновенно нырнул в ещё не вполне раскрывшийся проем и юношу потащило за ним. Он зажмурился, потом, устыдившись своей трусости, открыл глаза.
Они стремительно мчались вверх в темной шахте, словно пули в стволе, и вдруг, в один миг, вся крепость оказалась глубоко под ними. Вокруг раскинулось беспредельное рассветное небо и ледяной утренний воздух показался Элари восхитительным после затхлого подземелья... но тут Анмай по крутой дуге полетел вниз, к камням окружающей Унхорг пустыни.
Увидев стремительно приближавшуюся землю, Элари вновь невольно закрыл глаза. Лишь когда Анмай с ликующим воплем вновь взмыл вверх, он решился разжать веки. Голова закружилась... но это начинало ему нравиться.
Глубоко внизу проплывали синие снежные просторы с редкими пятнами скал. Они мчались над ними со скоростью сотни миль в час, как прикинул Элари. Это до невозможности напоминало полет во сне, и он невольно испугался, что сейчас проснется.
Ветер бил его в лицо, рвал волосы, — но не так сильно, как он ждал на такой скорости. Он словно летел в сердцевине тихо гудящего смерча или в оси невидимого пропеллера, — ощущения были очень похожи.
Скоро равнина осталась позади. Внизу поплыли россыпи камня, скалы, к ним потянулись зубчатые массивы гор. Наконец, Анмай завис над увенчанной разбитыми глыбами вершиной. Унхорг едва темнел смутным пятном в сумрачной глубине долины. Очень высоко над ними свет солнца уже окрасил резные перья облаков.
— А сейчас будет взрыв! — файа приходилось кричать, чтобы перекрыть гул взвихренного воздуха. Когда они зависли, тот ослаб, но не прекратился. — Я не могу оставить им про-Эвергет, тем более, без защиты. Сейчас вся крепость взлетит на воздух!
— А файа? — крикнул Элари.
