— Но... но... — Лэйми был ошеломлен, но это не лишило его ум остроты. — Но это всё же как-то... отказаться от целой Вселенной ради...
— Ради жизни, Лэйми. Просто ради жизни. В этом мире всё просто — ты жив, пока живо твоё тело. Души не существует. Как физик — и не самый плохой, как надеюсь, — я не вижу никакой возможности к тому, чтобы сознание существовало отдельно от тела. Хотел бы — но не могу. А поскольку выбора между бытием и небытием у нас всё равно нет, приходится продолжать свою жизнь здесь, в этом мире.
— Как-то глупо всё получается, — сказал Лэйми. — То есть, умирать я, разумеется, не хочу, но ведь под Зеркалом нельзя жить вечно. Мир в нем рано или поздно исчерпается и мы все сдохнем от скуки.
— Тут ты неправ, — Охэйо поджал ноги, обхватив руками колени. — Вторичный Мир можно выращивать бесконечно. Чем больше он становится — тем больше открывается возможностей.
— Но это же не дело, а одна видимость!
— Естественно. Но ты хотя бы раз думал, что многообразие материи тоже неисчерпаемо? Можно изучать её целую вечность, открывать один закон за другим — и никогда не дойти до конца.
— Но зачем? Если все эти знания нельзя использовать? Ведь для этого надо выйти за Зеркало! То есть, отключить его и потерять все преимущества...
— Необязательно. Миллиардов через пять лет вся Вселенная станет такой же, как здесь. Да и само Зеркало вовсе не является непреодолимой преградой. Через него не может пройти ничего, верно? Кроме ДРУГОГО Зеркала. Положим, у нас есть второй Генератор, поменьше. Если мы его включим где-нибудь на границе, в него попадет часть внешнего мира. А большое Зеркало будет обтекать это, маленькое. Если перейти на ту его часть, которая выступает за большое, а потом выключить — ты окажешься вне Зеркала вообще.
— Хорошо. А вернуться?
— Это сложнее. Тут надо условиться с тем, кто управляет малым Генератором, чтобы он включил его в определенное время. Ничего иного не придумаешь.
— А можно построить второй Генератор?
— Конечно. Он проще, чем брахмастра. Гораздо проще.
— И ты смог бы его сделать?
— Зачем? Он уже готов.
— А? — Лэйми был, мягко говоря, ошарашен. Охэйо вообще не выглядел особенно умным — он был очень образован и начитан, но никогда не демонстрировал этого. Он был совершенно чужд декларативности, предпочитая любой рекламе работу и её результаты.
— С нашими ядерными микротехнологиями это было несложно. Радиус его действия — всего метров десять.
— И ты уже был... ТАМ?
Аннит вдруг смутился, как мальчик.
— Нет. То есть, я включал его, но вот выключить... перейдя на ТУ сторону, не смог. Руки тряслись. Я здорово перетрусил. Вдруг мы так приспособились к Зеркалу, что вне его уже не сможем жить? Такое, знаешь, очень даже вероятно. Мы двигаемся, но не едим, а откуда поступает энергия? От резонанса Зеркала. Вот и...
— И ты никому не сказал?
— Как? "Я вот нашел выход за Зеркало, но не смог его открыть, потому что боюсь до смерти"? Так?
— Ну, я бы смог...
— В самом деле? — Охэйо внимательно посмотрел на него. — Хочешь попробовать?
Глава 18:
Под бездной
Хониар, 200 лет до Зеркала Мира,
Первая Реальность.
1.
Лэйми успел ощутить уже знакомый (откуда?) ожог разрыва — он провалился в брешь в ткани мироздания, куда-то очень глубоко... потом просто падал с замершим от страха сердцем... потом врезался в воду и окунулся с головой.
Вода была теплая, и, судя по вкусу, не особенно чистая. Прежде, чем он успел наглотаться её, что-то горячее и жесткое обвилось вокруг его талии и с презрительной легкостью вытянуло наверх. Через секунду раздался шумный всплеск, а потом — негодующий вопль Охэйо.
Лэйми облегченно вздохнул... увы, тут не было воздуха. Одна сплошная жаркая вонь, настолько всеобъемлющая и могучая, что юноша отчаянно задышал широко открытым ртом, словно выброшенная на берег рыба.
В общем, в этом не было ничего страшного, — однако его схватило, обвиваясь, что-то горячее, упруго-гладкое, похожее на ворох наполненных теплой водой шлангов.
Лэйми бешено забился. Нет, бесполезно. Его держали старательно и цепко, и, похоже, куда-то несли. Ничего больше понять он не мог — тут не было ни искры света, ни зги.
Сначала Лэйми слепо таращился в темноту, потом, поняв, что это бессмысленно, закрыл глаза, сосредоточившись на иных чувствах. Судя по всему, он был очень глубоко под землей — этот густой плотный воздух... и это тепло...
Юноша весь обратился в слух. Звуков здесь было множество — шаги, шорох, лязг металла, какое-то похрюкиванье, чавканье, утробное рычание, даже, вроде бы, голоса. Как-то сама собой в воображении сложилась картина: исполинский туннель с каменным полом, с поперечными ответвлениями, с широкими арками, ведущими в громадные залы, — и везде кишат несчетные твари, что-то несут, делают, разговаривают...
Ему следовало бы сойти с ума от страха, — но тут же Лэйми с удивлением понял, что до этого ещё далеко. Конечно, ему было страшно. Ещё бы! Но чтобы вопить, биться в конвульсиях, портить любимые штаны? И... не могло ли оказаться так, что какой-то тайной его части всё это — животная вонь, жар, темнота — казалось, быть может, даже уютным? Да, вполне. Вот только объятия этой многорукой мерзости... Лэйми подумал, что если повезет из них вырваться, он год не вылезет из ванны.
— Лэйми, ты здесь? — звонкий голос друга раскатился под высоким сводом, до ужаса невозможный в этой кошмарной норе.
— Здесь!
Ничего больше он сказать не успел — тугая петля обвила горло, сдавила так, что перед глазами юноши поплыли радужные круги, потом разжалась. Понятно... ну, тварь!
Ему удалось выдернуть правую руку из скользкой петли и Лэйми старательно всадил ногти в резиновую на ощупь шкуру. Тварь дернулась — ага, больно! — потом его шею сдавило так, что потемнело в глазах (это в таком мраке-то!), а из пережатого горла вырвался придушенный писк. Понятно...
Лэйми расслабился. Инстинкт подсказывал ему, что трепыхаться без толку не следует — чем более покорным и вялым он будет казаться, тем меньше ему же самому и достанется. Есть на месте его явно не собирались. Глядишь, подвернется более удобный случай. И вот тогда...
2.
Его несли долго. Достаточно долго, чтобы юноша начал испытывать уже что-то вроде нетерпения — сколько же можно его тащить? Уж лучше бы вели...
Впрочем, это время вовсе не пропало даром — он успел составить некоторое представление об этом подземном городе (а это действительно был город, если судить по размерам). Вначале он решил, что оказался в том мире, откуда был нанесен тот чудовищный удар, который Охэйо называл Всеобъемлющим Прорывом, потом передумал. Кое-что здесь — прежде всего, запахи — было очень даже знакомым. Пару раз он слышал человеческие голоса; возможно, ему показалось, но он, похоже, всё ещё был в своем родном мире, возможно, даже в городе, только на глубине в милю или две. На своей родине (какой бы она ни была) твари не стали бы таиться в подземельях...
Постепенно вокруг становилось всё тише, эхо — короче. Потом донесся постепенно нарастающий шум льющейся воды. Лэйми ощутил запах мокрого камня. Когда тебя держат на весу в полном мраке, нельзя толком ощутить поворотов и даже того, вверх тебя несут или вниз, но юноше казалось, что они постепенно спускаются. Вонь незаметно ослабела... или он просто принюхался?
Неожиданно его перевернули вниз головой. Щупальца захлопотали, очень ловко стаскивая с него одежду. Лэйми рванулся, освободил ногу и старательно лягнул. Пятка врезалась в нечто, напоминавшее на ощупь автомобильную камеру, но кары не последовало. Напротив, его опустили на пол и подтолкнули под струи падавшей откуда-то сверху теплой воды.
3.
Даже скажи кто-то Лэйми, что ему дают помыться лишь затем, чтобы было приятней пожирать его заживо, он бы не отказался. Ни мыла, ни мочалки правда не было, одни ладони — но он старательно стирал с себя грязь, особенно там, где его касались, стараясь не пропустить ни одного клочка кожи.
Вдруг его локоть коснулся чего-то живого, он отскочил... а через секунду услышал испуганный вскрик Охэйо.
— Аннит, ты здесь?
— Здесь!
Рука друга коснулась его бока, потом сжала плечо.
— Как ты?
— Пока жив. А ты?
— Как видишь.
Неожиданно для себя Лэйми улыбнулся. Как мало надо человеку для счастья! Только что он думал об одном — начнут ли его обгладывать с ног или сначала смилосердствуются схватить за горло, — а теперь ему, вроде, совсем не страшно, хотя и надо бы — вдруг трапезу начнут с товарища? Тут сам себе горло разорвешь...
Его мягко, но очень решительно подтолкнули вперед. Лэйми не хотелось отпускать друга, но пришлось — иначе не получалось избежать мерзких прикосновений.
Юноша осторожно пошел во тьму, бесшумно ступая босиком по ровному каменному полу. Он чувствовал, что находится в большом, но не громадном помещении — может быть, по едва уловимому движению воздуха. Здесь было чуть прохладнее, чем в остальных туннелях.
Вдруг его протянутая рука коснулась чего-то бесплотного, неосязаемого — оно прошло через его ладонь насквозь, заставив трепетать пальцы. Рука юноши отдернулась... но тут неосязаемое нечто коснулось его лба.
4.
Зачем ты напал на нас?
Если его хотели сбить с толку, то это удалось. Лэйми открыл рот, но так ничего и не ответил — не нашелся.
Он хотел отстраниться, но облако окружило его уже со всех сторон, он весь был в нем, и мускулы отказались ему подчиняться, бессмысленно затрепетали. Лэйми едва смог сесть на пятки, а не просто упасть.
Он попытался сделать вдох — и не сумел, не сумел даже забиться — только беззвучно вопить от мучительного удушья. Наконец, ему позволили дышать, но тут же бесплотная рука легла на его сердце, сжала так, что юноша понял: ещё немного — и он умрет. Впервые он ощутил близость смерти — совершенно реальной и верной — и это оказалось так страшно, что он закричал — бессмысленно, дико, словно умирающий зверь...
Потом эта мучительная хватка ослабла... но не исчезла совсем. Она была везде, во всем его теле, и только где-то за глазами — там, где рождались его мысли — ещё оставалось свободное местечко. Там ещё жила память о наполнявшем его свете, какой-то последний — или исходный его отблеск, и юноша возблагодарил Найану за то, что она позволила ему увидеть этот свет, — иначе он бы уже стал рабом, немедленно и бесповоротно.
5.
Осознав это, Лэйми немного успокоился. Если он и умрет — то, по крайней мере, самим собой. И тут же заполнившее его нечто заговорило вновь:
Мы не хотим причинять тебе вреда, — беззвучный голос был удивительно четким и холодным, - такие, как ты, должны жить. Но ты сможешь достичь гораздо большего, если будешь идти по жизни не один.
— А что я должен делать взамен? — вслух спросил Лэйми. Неожиданно ему стало смешно. Что это? Его искушают? Но ведь не в сказке же он!
Ничего такого, что вызвало бы у тебя отвращение. Сейчас там, наверху, идет война. Она лишена смысла. Мы не добиваемся гибели вашего рода. Напротив, мы можем дать вам очень много. Сражение нужно прекратить. Мы не тронем никого - из тех, кто сложит оружие. Ты в числе других должен объяснить своим соплеменникам это.
— Только и всего?
Не только. Ты получишь власть над теми людьми, которые пойдут за тобой - не совсем полную, но большую. Ты будешь служить Общему Делу, но это не значит, что у тебя не может быть своего.
— А если я откажусь?
Ты убил одиннадцать наших частей. Ты или будешь с нами или умрешь... нет, не так легко, как ты боишься! Тебя отдадут зверю, который прожжет кислотой твою кожу и высосет из тебя жизнь вместе с кровью. Ты будешь умирать в его объятиях - медленно, страшно, мучительно - и уже никто не сможет помочь тебе.
— Но ведь я всё равно когда-нибудь умру. И окажусь там, куда вам не добраться, — сказал Лэйми и его сердце замерло в ожидании ответа. Правда ли это?..
Бессмертия души не существует, — рука на его сердце сжалась и юноша почувствовал дурноту, - вся твоя жизнь - это кровь. Остановись она - тебя тоже не станет. Но к чему тут слова? Мы не требуем от тебя бесплатной службы. Мы в состоянии заплатить тебе - более щедро, чем ты представляешь.
— Чем? — спросил Лэйми... хотя он уже знал.
Он ощутил нечто странное в самом низу позвоночника — смесь тупого давления, щекочущего, электрического зуда и резкого, как от горячей воды, тепла. Ощущение было таким необычным и таким приятным, что он невольно сосредоточил на нем всё внимание, изо всех сил стараясь раскрыться, отдать себя всего этому восхитительному чувству. Оно поднялось вверх, набрало силу — и Лэйми опрокинулся назад, изогнулся, словно хотел сломать себе спину... его ноги судорожно сплелись. Удовольствие то отступало, то накатывало волнами. С каждым разом они вздымались всё выше. Его тело корчилось и трепетало, замирало в предчувствии сладкой муки. Ещё один прилив наслаждения... ещё... и ещё... всё острее...
6.
Юноша поднял голову. Вокруг было совершенно темно; он понятия не имел, сколько прошло времени. Все мускулы ныли, внизу живота залегла тупая боль.
Лэйми кое-как сел, с отвращением стер позорную слизь. Жаркий румянец стыда растекся по коже, казалось, до самых пяток. От обиды и бессилия хотелось заплакать... но постепенно в нем поднималась страшная, беспощадная злость — прежде всего, на самого себя. Пускай с него дерут кожу, но жить так он не будет...
Тебе понравилось? — неосязаямая субстанция коснулась затылка. Лэйми бешено отмахнулся... попал... но его рука прошла насквозь и лишь её мышцы бесполезно дернулись. Юноша сам не понял, как в один миг сумел вскочить на ноги.
— Ты, тварь!..
Облако окутало его со всех сторон... одеревеневшие мускулы держали его прочней веревок. Лэйми смог устоять на ногах... но и только.
Ты не хочешь нас слушать? Тогда, быть может, ты выслушаешь своего товарища?
Его отпустили и Лэйми недоуменно замер. Товарища? Что же они сделали с Охэйо?..
Его обострившийся слух уловил легкие шаги босых ног. Потом крепкие руки друга безошибочно нашли во мраке его ладони.
— Послушай, — тихо начал Аннит, — они не требуют от нас, чтобы мы убивали или предавали. Напротив, они хотят, чтобы мы спасали людей...
Лэйми выдернул руку и коснулся его живота... мокрого от сладостой слизи. Коротко размахнувшись, он всадил кулак в эту упругую поверхность, стараясь попасть в поддых. Охэйо охнул и отскочил.
— Что ты делаешь, гад, больно же!
Лэйми ударил на звук ногой, но не достал. Он замер, прислушиваясь.
Охэйо пнул его по сухожилиям сзади. Лэйми грохнулся на колени. Холодная подошва ударила его в грудь с такой силой, что он опрокинулся на спину. Колено Аннита уперлось ему в живот, руки вцепились в плечи, не давая подняться. Лэйми рванулся... нет, бесполезно.
— Послушай, дурак, — прошептал Охэйо возле самого его уха, так тихо, что юноша едва смог понять его, — я не такая тварь, чтобы продаться за то, что мне дадут постонать, как девчонке. Сейчас мы должны учиться и ждать. Главное — выбраться отсюда, а потом...