— Мы здесь не одни, — сказала Елена.
— Вижу, — отозвался Николай. — По другую сторону дороги окоп, внутри два человека.
Не успел Колян договорить эту фразу до конца, как на внутренней поверхности шлема Елены высветилось целеуказание.
— Сам увидел? — спросила Елена. — Или броня подсказала?
— Броня, — ответил Николай. — А кто это такие?
— А я-то откуда знаю? Подойдем поближе — узнаем.
И тут Николай наконец-то вспомнил о том, о чем следовало подумать с самого начала.
— Там же заложник в машине! — воскликнул он. — Эти придурки вообще понимают, что творят?!
Вместо ответа Елена пожала плечами. Николай этого жеста не увидел — их бронекостюмы были в режиме невидимости.
Из окопа выстрелили еще раз. Пуля ударила в кузов обреченного автомобиля и нагрела его градусов до семидесяти-восьмидесяти, но не причинила других повреждений. Следующая пуля влетела в разбитое окно и попала в кого-то из людей внутри. Автомобиль вздрогнул и лишился дверей и остатков стекол, которые красиво разлетелись вокруг. Теперь внутри точно не осталось ничего живого.
Из окопа вылез человек без брони, но с бластером в руках, пошел к дороге, но вдруг споткнулся и скорчился, как будто его затошнило. Елена включила оптическое увеличение и увидела, что его действительно затошнило. Должно быть, непривычен к таким зрелищам. Странно, что Коля все еще держится нормально. Хотя, он же бандит...
Елена вгляделась в лицо человека, корчащегося на обочине, и неожиданно хихикнула. Она узнала его.
— Что такое? — настороженно спросил Николай.
— Ничего, — ответила Елена. — Все нормально. Я его знаю. Пошли наверх, взлетим и приземлимся рядом с ними. Если будем по склону спускаться, все ноги себе переломаем.
— Он чеченец, — заметил Николай.
— Не чеченец, а осетин, — поправила Елена. — Не бойся, я его знаю. Он за наших.
9.
Еремей Глебович не стал ни часто креститься, ни выражать свое изумление каким-то иным образом. Изумления, собственно, никакого не было, воевода сейчас как будто выслушал не самую баснословную сказку за всю историю земли русской, а вводную часть обычного боевого приказа. Мелькнула непрошеная мысль: когда это Еремей в последний раз слушал приказ, а не отдавал его? Лет пятнадцать назад, не меньше.
— Ну что ж, теперь все более-менее понятно, — сказал Еремей Глебович. — Только одного я не понимаю — где ты собираешься добыть это чудо-оружие? И что это будет за оружие? Ручные самострелы или чудо-порок какой-нибудь?
Мстислав сокрушенно вздохнул.
— Я и сам еще не знаю, — сказал он. — Лучше всего, если бы удалось раздобыть бластеры, которые в двадцать втором веке изобрели. Эта штука очень маленькая, помещается в одной руке, бьет недалеко, но сильно. Она огнем стреляет, причем не простым, а таким, как от молнии. Если стрелять по плотному строю, одним выстрелом можно целый десяток угробить, а если повезет, то и два десятка. А остальные от страха разбегутся.
— Ну так поехали, закупим этих бластеров, — предложил Еремей Глебович. — Ради такого дела твой отец на золото не поскупится.
— Тут золото не поможет, — покачал головой Мстислав. — В том времени золото не в цене.
— А что в цене? Серебро, самоцветы?
Мстислав снова отрицательно покачал головой.
— Из того, что мы имеем, там не ценится ничего. Там в цене всякие знания ученые, искусства разные... — Мстислав вдруг застыл на месте с разинутым ртом. — Еремей, ты... да ты просто мудрец! Такую мысль подсказал!
Еремей добродушно ухмыльнулся в седую бороду и спросил:
— Какую мысль?
— Там иконы ценятся. Если найти хорошего скупщика... нет, все равно не пойдет. Бластеры разрешено носить только дружинникам, они все на строгом учете... в смысле, бластеры, а не дружинники... хотя и дружинники тоже. Ни один дружинник в том времени нам бластер не продаст.
— А если силой отнять? — предположил Еремей Глебович.
— Не знаю, — пожал плечами Мстислав. — Если они выставят около идола охрану и если в охране будут только младшие отроки, как в двадцать первом веке, тогда, может, и получится что-нибудь. Да только навряд ли так будет, мне в прошлый раз и так уже повезло несказанно, два раза такое везение не повторяется.
— Жаль, — сказал Еремей. — А если нам с тобой самим в их дружину вступить?
— Думаешь, я не пробовал? Там надо испытания пройти.
— Не прошел? — сочувственно спросил Еремей.
— Не прошел. И ты тоже не пройдешь. Там ведь не тело испытывают, а душу. Если ты душою чист, считается, что тебе можно бластер доверить, а если нет — то на нет и суда нет. Из наших служилых людей это испытание никто не пройдет. Чтобы его пройти, надо святым быть.
— Значит, будем искать святого, — сказал Еремей. — Помнится, князь говорил, ты будущие летописи читал?
— И что с того?
— Там не говорилось, кто из ныне живущих потом святым станет?
— Не помню, — покачал головой Мстислав. — То есть помню одного, Александра Ярославича, княжича новгородского.
Еремей скривился и пошевелил губами, как будто собрался плюнуть на пол, но передумал.
— Еще? — спросил он.
— Сейчас посмотрю, — сказал Мстислав, встал с кладезя, на котором сидел, откинул крышку, немного покопался внутри и извлек на свет наладонный компьютер образца двадцать восьмого века.
— Ух ты! — воскликнул Еремей. — Можно взглянуть?
— Взглянуть можно, — сказал Мстислав, — только пользы от этого не будет. В будущем русский язык сильно изменится, без привычки не сразу и поймешь, что написано.
Он сформировал в воздухе виртуальную клавиатуру, ввел несколько команд и сказал:
— На, смотри.
Еремей осторожно взял наладонник в руки, отставил его от глаз на расстояние вытянутой руки, дальнозорко прищурился и удивленно воскликнул:
— Да тут латиница!
— Ты латиницу не читай, ты кириллицу читай, — посоветовал Мстислав. — Она тоже другая, но прочесть можно.
— Стра-ны и го-ро-да, — по складам прочитал Еремей. — Русь. Да, ты прав, все понятно, хоть и непривычно. Ятей нет совсем... Русь в тринадцатом веке. Мир. Англия. Причем тут Англия?
— Это ссылки, они... Короче, не бери в голову, все равно сразу не разберешься. Пропусти эту строчку.
— См. Русь в двенадцатом веке. Тоже ссылка, что ли?
— Ага.
— А это что за закорючки? Игоо...
— Это числа арабские, долго объяснять. Ты лучше дай пока мне эту штуку, я святых поищу.
— Сейчас. Около... Учреждение Рязанской епархии. Моисей, игумен Михайловского Выдубицкого монастыря... да это же летопись!
— Она самая, — кивнул Мстислав. — Давай сюда.
— Держи.
Мстислав взял наладонник и стал листать, бормоча себе под нос:
— Александр... Гервасий и Протасий... это на Волыни, да и умерли уже давно... Снова Александр...Михаил Ярославич... еще не родился... Роман Ольгович тоже... Мать-мать-мать! Как же я про родного дядю забыл?!
— Про какого дядю? — удивился Еремей. — Неужто Ярослав тоже святой? Или... Святослав?
— Он самый, — кивнул Мстислав. — Вроде бы он перед смертью праведный образ жизни вести станет, да и собор святого Георгия ему зачелся. Да и сам он необычный какой-то. Охоту не любит, воевал только с поганцами, если Липицу не считать.
— Как же, воевал он... — проворчал Еремей. — Когда на булгар пошли, весь поход только книжки читал, мед пил да на ворон любовался.
— А что, лучше бы он войском руководил?
Еремей пожал плечами и ничего не ответил.
— Пойдем, с князем посоветуемся, — сказал Мстислав. — Мне кажется, Святославу Всеволодовичу довериться можно. Он хоть пока и не святой, но...
Мстислав замялся, он никак не мог подобрать подходящее слово.
— Блаженный он, — подсказал Еремей. — Хоть и нехорошо говорить так о князе, а по-другому не скажешь. С тех пор, как в Волге чуть не утонул, что-то у него в голове подвинулось... Ты все правильно говоришь, но боюсь я, как бы не вышло, что возьмет Святослав Всеволодович в десницу это твое чудо-оружие, да и вообразит себя архангелом, в честь которого его Гавриилом окрестили.
— А ты на что? — спросил Мстислав.
Еремей не сразу понял вопроса, а когда понял, вздрогнул и пристально посмотрел в глаза молодого княжича взглядом не то подозрительным, не то недоумевающим.
— Ты пойми, Еремей Глебович, — мягко проговорил Мстислав, — сейчас не время хранить устои. Что бы мы ни делали, через полтора года все устои рухнут сами собой. Но если они рухнут без нас, мы умрем, во Владимире усядется Ярослав...
— А Святослав? — спросил вдруг Еремей.
— А что Святослав? — пожал плечами Мстислав. — Кого пугает блаженный? Он даже на Владимирском столе успеет посидеть чуть-чуть, пока Ярославичи не сгонят. Будет жить себе тихо и мирно, пока не умрет от старости, а похоронят его в том самом соборе, которой он и построил.
— Не самая плохая судьба, — сказал Еремей.
Мстислав удивленно поднял брови.
— С его точки зрения, разумеется, — уточнил Еремей. — Захочет ли он ее изменить?
— Думаю, захочет, — сказал Мстислав. — Если ему намекнуть, что если ты все знаешь и ничего не делаешь, святым стать не так просто...
Теперь уже Еремей удивленно поднял брови. Он снова стал разглядывать княжича странным взглядом и на этот раз Мстислав сообразил, в чем дело.
— В будущем есть такая наука, — сказал Мстислав, — называется прикладная психология. Она учит, как понимать людей.
— Я уже заметил, что ты эту науку разумеешь, — многозначительно произнес Еремей. — Пошли, что ли, к отцу твоему.
Пока они шли, Мстислав подумал, что славу спасителя земли Русской Еремей у него, пожалуй, не отберет. Да и вообще никто не отберет. А если кто попытается, будет сам виноват.
10.
— Отключай невидимость и медленно приземляйся, — тихо сказала Елена.
Колян отключил невидимость и попытался медленно и плавно опуститься вниз. Это у него почти получилось, он потерял управление на высоте всего лишь полутора метров и даже сумел устоять на ногах после приземления.
— Приветствую! — сказала Елена и подняла вверх лицевой щиток шлема. — Здравствуй, Гвидон.
Человек, про которого Елена говорила, что он осетин, почтительно наклонил голову и вежливо произнес:
— Здравствуйте.
Елена протянула ему руку, он почтительно пожал ее, выглядел он при этом так, как будто руку ему протянула по меньшей мере английская королева.
— Елена Ненилова, — представилась Елена, протягивая руку второму человеку, стоявшему рядом с Гвидоном.
— Станислав Тугарин, — представился коллега Гвидона. И добавил: — Полковник ФСБ.
— Замечательно, — сказала Елена и осторожно, чтобы движение не выглядело угрожающим, взяла его под руку. — Пойдемте, поговорим.
Они отошли метров на двадцать и стали что-то увлеченно обсуждать. Елена, как обычно, выглядела абсолютно спокойной, по ее лицу ничего нельзя было прочитать, а вот у Станислава вид был озадаченный и даже обалдевший.
— Вы и есть тот самый Гвидон? — спросил Колян. — Про которого Макс рассказывал?
— Тот самый, — подтвердил Гвидон. — Вы знакомы с Максимом?
— В одном классе учились.
— Странно, — сказал Гвидон. — Максим, я точно знаю, находится в этом времени. А вы...
— Мы с Максом совершили путешествие в будущее, дошли до тридцатого века, потом вернулись, он остался здесь, а я снова ушел. Этот ФСБшник разве вам ничего не рассказывал? Он наверняка в курсе всех дел.
Гвидон отрицательно помотал головой.
— Спецслужба есть спецслужба, — сказал он. — Эти люди по определению должны быть скрытными. И как там, в будущем? Из какого века костюмы, если не секрет?
— Из двадцать восьмого.
— Я думал, антигравитацию изобретут раньше.
— Ее и изобрели раньше. А что вы тут делаете? Мировой совет решил направить в прошлое ограниченный воинский контингент?
Гвидон почему-то смутился.
— Не знаю я, что мировой совет решил, — сказал он. — Москомп попросил меня принести сюда ноутбук с информацией и передать властям. А местные власти, — он кивнул в сторону Станислава, — попросили им помочь в отстреле террористов.
— Не слишком удачно у вас получилось, — заметил Колян. — Там заложник был.
Гвидон сокрушенно вздохнул.
— Регулятор мощности забыл переключить, — сообщил он. — Ваш выстрел меня совсем с толку сбил.
— А зачем еще два раза в машину стрелял?
— Обожженных добить. Они все равно уже были не жильцы.
Коляну стало жалко Гвидона.
— Сейчас начальство перетрет все вопросы, — сказал Колян, — давай пойдем куда-нибудь и выпьем как следует. Тебе это не помешает.
— Это точно, — согласился Гвидон и снова вздохнул.
— Эй, орлы! — крикнула Елена. — Я вызвала тарелку, сейчас полетим к порталу и потом в двадцать восьмой век. Переговоры будем вести в максимально комфортной обстановке.
Глава десятая.
1.
До места посадки летающей тарелки пришлось идти минут пять. Как объяснил Николай, спутник Елены, тарелка может садиться только на ровную открытую местность, даже низкий кустарник создает большие проблемы при посадке и, особенно, при взлете.
Пока они шли к тарелке, Николай кратко ввел Гвидона в курс дела. Сказать, что Гвидон был ошарашен — значит ничего не сказать. Он-то думал, что выполняет задание совета безопасности, а оказалось, что до последнего момента совет вообще был не в курсе дела, а инициатива исходила исключительно от москомпа. Гвидон никогда не доверял разумным компьютерам, а теперь, когда москомп получил программы из будущего, вот-вот выйдет из-под контроля администрации и что он тогда сможет натворить, тем более, что он подчинил себе саму Елену Ненилову...
— Не пугайся, — посоветовал ему Николай. — Все будет хорошо. Я уже четвертую неделю живу в двадцать восьмом веке...
— Какую неделю? — переспросил Гвидон и ошарашено помотал головой.
Он подумал, что ослышался.
Николай хихикнул.
— Ты еще самое главное не просек, — сказал он. — Когда путешествуешь во времени, необязательно менять только первую цифру, остальные тоже можно шевелить. Я отправился в будущее двадцать пятого августа 2004 года, переместился в двадцать пятое августа 2772 года, нормально дожил до семнадцатого сентября, а потом вернулся в первое сентября 2004 года.
Гвидон снова помотал головой.
— Погоди, — сказал он. — Так ведь можно и самого себя встретить.
— Можно, — согласился Николай. — Я уже встречал самого себя. Неприятное ощущение.
— Почему? — удивился Гвидон.
Николай хихикнул.
— Потому что на себя неприятно смотреть со стороны. Примерно так же, как когда свой голос в записи слушаешь, только еще хуже. Самое противное то, что второй ты думает и действует в точности как ты первый, ты начинаешь что-то говорить и слышишь как бы свое эхо. Гадское ощущение. Хотя дает замечательные возможности. Например, можно оставить в другом времени свою резервную копию, договориться с ней, что если с вернешься с операции, то скажешь ей, что вернулся, а если нет, значит, что-то пошло не по плану.
— Погоди, — сказал Гвидон. — А как же эти копии дальше жить будут? Допустим, я себя скопирую, это будет точно такой же я с точно такими же мыслями и памятью. Он будет думать, что у него есть жена, но у меня тоже есть жена и жена у нас одна!
