Самурай Ярослава Мудрого

— Таков княжий приказ, — насупился воин.

— А и верно все. Выполняйте приказ. Запирайте, конечно, если велено. Я не знаю, надолго ли я.

— Добро, — воин успокоено кивнул. Видимо, добрая душа, не хотел странноватого Ферзя за воротами оставить. Ну, вольному воля, а охота пуще неволи.

Я скорым шагом шел к лесу за городом, напевая себе под нос. Вдруг неожиданная мысль посетила меня. Вернее, это был вопрос — когда я последний раз курил? Я задумался. А точно, у колдуна и курил. И все с тех пор. Неделя с лишком. И ни разу не потянуло. И даже заставлять себя покурить не пришлось. Не хочется. Так в свое время мне расхотелось кофе, которым я буквально заливался несколько лет подряд, потребляя в день до семи чашек, по три ложки кофе на каждую. Просто перехотелось, как отрезало. Не хочу. И курить не хочу. Мде. Интересно, кто мне так удружил — колдун или Ягая? Нет, я не жалуюсь, конечно, но как-то задело то, что меня не спросясь, просто лишили многолетней утехи, которую я все никак не мог оставить, даже готовясь подохнуть. И что? Жалко тебе ее, что ли, Ферзь? Люди вон жалуются, что колени назад выгибаются, когда курить бросают, а ты и не вспомнил ни разу. Закурить, что ли? Я остановился. Постоял миг. Ответ пришел сам, простой, в одно слово: 'Зачем?' Я вдруг понял, что и с собой у меня сигарет нет! Ну и слава Богу. С чем и зашагал себе дальше, напевая: 'Девки звали на гулянку, да я с ними не пошел, пиджачишко на мне рваный ...' Оглашая лес, в который я уже вошел, частушками, я шел бездорожно, как кабан и, наконец, проломив какие-то кусты, вышел на полянку. Вот. Самое то, что и требовалось. Ниоткуда меня не видать. Я сел на пенек, стоявший строго посреди полянки и снял браслет. Полюбовался на него в лунном свете, да и призадумался — а что с ним делать-то? Бросить через плечо за спину? А если потеряется?

Я покрутил браслет на руке. Ничего. Ну, не будь то мудрено, если бы он от вращения срабатывал, то давно бы уже сработал, постоянно же на руке крутится. Я снял браслет с руки и подышал на его. Ничего. Прикоснулся губами. Тот же результат. Может, сказать что-то надо? Мысль о том, что он работает только от заклинания, меня опечалила, ни одного я не знал, кроме того, которому научил меня Дед. Я несколько раз подбросил браслет, попеременно ловя то левой, то правой рукой. Да епа мать, что же с тобой делать-то?!

Я задумчиво сидел на пеньке, машинально постукивая по браслету пальцами. Примерно на третий раз за спиной послышалось сварливое: 'По голове себе постучи!' Сова!

Я резко обернулся, вскакивая. Точно! На полянке, просто излучая недовольство, стоял посланник стражницы.

— И какой дурак тебя, дурака, научил, как им пользоваться? — В голосе Совы слышалась досада.

— Никто. Сам додумался, — горделиво отвечал я. А что. Почти правда!

— Не додумался, коли уж на то пошло, а достукался! — поправила меня птица. — И что теперь?

— Как это 'что теперь'? Теперь я знаю, как он работает, — неуверенно отвечал я. И в самом деле, а что теперь-то? Что-то я нынче незадачливый какой-то, к разговору с Дедом не готов был, да и теперь не лучше вышло.

— Да что ты говоришь! — восхитилась Сова, — молодец какой! Знает он! Чего ты знаешь, отвечай!

— Если постучать по нему, ты появишься! — отвечал я, рассердившись.

— Ты уверен? — насмешливо спросила Сова.

— Ну, появился же ты, — неуверенно сказал я.

— А может, я по другому делу? — мрачно отвечала мне птица.

— А я еще раз попробую, попозже, — посулил я.

— Я тебе попробую! — глаза ночного хищника полыхнули нестерпимой желтизной, но я уже не то, чтобы привык к нему, а скорее, понял, что вряд ли его хозяйка желает мне зла.

— Попробую, — твердо сказал я.

— А зачем я тебе, если уж на то пошло? Поговорить, что ли? О чем? О Ягой?

— Хоть бы и поговорить. Тебе брезготно, что ли? — я начал злиться, поймал себя на этом и взял себя в руки.

— Да просто не о чем нам с тобой разговаривать, — сухо отвечала мне Сова.

— А если попросить тебя отвести меня к ней? — негромко спросил я.

— А надо ли тебе это сейчас? Это не шутки, не к соседу на гости собрался — на сей раз совершенно серьезно отвечала мне Сова.

— Сейчас нет. Но когда-нибудь... — я не закончил фразу, Сова усмехнулась и исчезла, присовокупив напоследок: 'Вот когда-нибудь и стучи!'

Я же остался посреди ночного леса, безгранично довольный собой и результатом. Мобила, однако! Времен Ярослава Мудрого...

Надев браслет на руку, я пошел обратно, насвистывая 'Ты жива ль еще, моя старушка?' Свистеть вскоре надоело, и я запел эту песню в полный голос. Ночной лес прислушивался к стихами, которые только еще будут написаны через тысячу лет.

Переночевав неподалеку от стен Ростова (как и обещал стражник у ворот, их заперли) я, как только открыли ворота, прошел в город и поспешил к себе домой. Пора было понемногу паковаться, уже через два дня по приказу Ярослава начинался поход в Медвежий Угол с целью заложить там городище. Хотя мне-то что было паковать? Подпоясаться только.

Дед встретил меня чуть ли не на пороге, что говорило о его крайнем волнении — как и всякая уважающая себя нежить, ошиваться в местах, где его могут увидеть посторонние, домовой не стремился.

— Где ты был, Ферзь? — набросился он на меня. Одновременно с ним набросился на меня и Граф, соскучившийся за ночь. А Поспелка пока еще не проснулся.

— Для начала здравствуй, Дед, — ответил я.

— Здрав будь, Ферзь. Где тебя дасу носили?! — Дед был просто вне себя.

— Да в лес я ходил, Дед, погулять, — отговаривался я.

— Старый я дурак, что ж я тебе не сказал, что нельзя с этим браслетом, как с погремушкой или узорочьем простым! Ты же мог вызвать ее! — судя по всему, Дед свято верил, что мое скудоумие не позволило мне совершить непоправимый поступок и вызвать Сову.

— Ты ошибаешься, Дед, — я заговорил холодным, сухим тоном. Уже надоело, что почти вся встреченная мною нежить держит меня за недоумка, — я разобрался, как с ним обращаться и вызвал Сову в лес. Хочешь, могу и сюда вызвать, хоть сейчас?

— У тебя, вроде как, грудь болела, а не голова! — отвечал мне Дед. — Зачем тебе тут Сова? Или она не сказала тебя, что каждый вызов приближает тебя к Кромке? В один прекрасный день Сова просто отнесет тебя туда, уже не спрашивая, хочешь ты этого, или нет! И тогда пути назад уже не будет! Ты уже готов стать кромешником?!

— Да пока такой мысли не было. А как узнать, сколько мне еще раз осталось?

— В том-то вся и суть, что никто этого — ну, почти никто! — не знает.

— Даже ты, Дед? — негромко спросил я.

— Я? А мне-то откуда, — начал было Дед, но я перебил его:

— Тогда я просто буду делать это на свой страх и риск, пока однажды ты снова не останешься один, Дед.

— Ну... Оно, конечно, не сразу тебя унесут, — забубнил Дед, пряча глаза, — но увлекаться не стоит, я не вру, когда говорю, что рано или поздно, а будет последний раз.

Я кивнул, и на этом наш разговор был закончен. Однако, мобилка-то с сюрпризом оказалась. Так и достукаться недолго. Одно дело своей почти волей в гости попасть, другое — просто оказаться на Кромке без права выхода, скорее всего. А то и череп новый у Ягой прибавится на частоколе, я же не знаю, как они там оказались, и кто были их владельцы? Может, тоже постукивали себе по браслету меланхолично? Но, сказать по чести, мне стало намного легче. Стражница стала ближе, если станет невмоготу, я знаю, что делать. Разве этого мало? Порой знать, что можешь сделать, куда важнее самого действия.

На предыдущем занятии я велел уным принести сегодня свои собственные, настоящие мечи. Хотел посмотреть, в каком состоянии оружие. Чуяло мое сердце, что оно очень скоро может понадобится, а с деревянным мечом лучше оставаться одному мне.

Мечи уных оказались в полном порядке. Судя по всему, вчерашний вечер и часть ночи они посвятили своим мечам. Любым из них, на выбор, можно было бриться.

— Хорошо. Я доволен вашими мечами. Начнем урок. Положите свои мечи и возьмите деревянные.

На лицах уных мелькнуло разочарование. Они что в самом деле думали, что сегодня тут будет рубка на мечах? Однако очень скоро недовольство прошло — на него просто не оставалось времени. Прогоняв уных несколько часов, я остановил занятие и сказал:

— Послезавтра я уезжаю из города вместе с князем в Медвежий Угол. Вы все поедете со мной. Собраться лучше всего будет уже сегодня. Деревянные мечи взять с собой, — и, не дав уным даже оценить мое заявления, я продолжил: — Теперь разбейтесь на пары. Я заметил, что все вы стараетесь атаковать голову или туловище. А это неправильно. Неправильно потому, что от вас именно этого и ждут. И потому противник всегда готов прикрыть грудь или голову. Поэтому охотьтесь на руки. На кисти рук, на пальцы, на предплечья. Что сделает человек с отрубленными кистями? Ничего. Он может только умереть. В любом случае, для вас он уже не опасен. Поэтому первая цель в бою, если сложилось — руки.

И до позднего вечера я показывал уным приемы атаки на руки. Кто-то мог бы мне сказать, что с этого и следовало бы начинать учение, но расписание занятий у нас то и дело летело кувырком. Так что азы у моих уных получились несколько иные, чем были в свое время у меня. Да и то сказать — мои занятия со стариком Тайра были куда более степенными и упорядоченными.

— Можешь рубить — руби. Можешь колоть — коли. Можешь вцепиться зубами в пах — вцепись. Запомните это, — наставительно бубнил я, степенно прохаживаясь между парами уных, то и дело пуская в ход спутник педагога — суковатую палку, на которую я давно уже заменил применявшиеся поначалу ветки. Лучше уж кровоподтек, чем чужой меч в брюхе. Будем спорить?

Воислав, к примеру, получал палкой чаще всего — из него мог выйти прекрасный боец, а впоследствии, может, даже и мастер, потому я и драл с его семь шкур. Вот и сейчас, несмотря на приемлемый укол, который он нанес в кисть своему противнику, он получил палкой по загривку; охотясь на руки, он слишком сильно проваливался вперед, это могло стоить жизни. Ратмир получил палкой по ногам, ибо шагал, как циркуль. В общем, с занятий моих редко кто уходил неизбалованным вниманием доброго и кроткого наставника Ферзя. Напоследок, в качестве отдыха, я заставил уных по одному проделать простое с виду ката с мечом, чуть не обломал об них свое орудие, а потом и отпустил с миром.

После ужина, когда Поспел уже спал, а Дед исчез, я снял с руки браслет Ягой и положил его на стол. Жалко, что нельзя через него просто поговорить... Но тут же я понял, что не те у нас были с ней отношения, чтобы 'просто говорить' вечерами ни о чем. Или я ухожу туда навсегда, чтобы остаться со стражницей до конца, каким бы он ни был, или просто не дергаюсь и не дергаю ни Сову, ни Ягую.

Следующий день прошел тихо и гладко, уные занимались весь день, после любимых прыжков, атаками на руки, Поспелка трудился почти наравне со всеми, Граф надменно следил за табуном чужих, которых чрезмерно доверчивый хозяин пускает на двор, вместо того, чтобы гнать поганой метлой, я же, как обычно, прохаживался по додзе, время от времени пуская в ход палку. Вечером я отпустил уных и быстро собрался в завтрашний путь. Поспелка весь вечер робко поглядывал на меня, и я, в конце концов, сказал: 'Спрашивай'.

— Наставник, а я еду с вами? Ну, в Медвежий Угол? Ведь вы, наверняка, надолго туда, как же мои занятия? И вообще... — Поспелка примолк. Я задумался. Конечно, манила мысль оставить тут и Поспела, и Графа, но в конце концов, он мне не слуга, он младший ученик, а свое право им называться он подтверждал ежедневно с утра и до ночи, помимо занятий занимаясь еще и хозяйственными заботами — бегал на торг, убирал в додзе и в доме, выполнял массу мелких поручений. А я теперь не возьму его в лес? Конечно, дело это довольно опасное, но в конце концов, у меня в доме рос воин. Дав себе последний шанс, я сказал:

— Поспел, мы едем не на прогулку, там может случиться драка с угольцами. Нас там не особо жалуют. Да и дом бросать без присмотра не хочется. Что скажешь?

Но ответил мне внезапно появившийся Дед:

— Совесть-то есть?! 'Дом без присмотра', спасибо тебе, наставник Ферзь, уважил старика! — И Дед отвесил мне поясный, медленный поклон. Мне стало стыдно.

— Дед, извини. Я был неправ. Но ты же понимаешь, о чем я? — хотя я и сам уже не совсем понимал, о чем я именно говорил сейчас домовому, только что кровно оскорбленному мной.

Дед молчал. Но хоть не пропал сразу. Я начал свою жвачку снова:

— Дед, ты же сам знаешь, что лучше тебя за домом не присмотрит никто, на что обиделся? Знаешь ведь? Знаешь. И почему я так сказал, подумай.

— Да что тут думать, — немного оттаял Дед. — Все из-за Поспелки.

— А я что — худо за домом следил?! — возмутился пацан, но тут я уже мог и власть употребить. И употребил:

— А ну, цыц! А то мигом на двор к князю верну! Еще тебя тут не слыхали. Ты, что ли, лучше домового за домом приглядишь? Ты не домовой и не чернавка, ты воин. Вот им и будь. Понял?

— Прости, наставник, все понял, все, — забормотал перепуганный малец и убежал на двор, после того, как я кивнул ему, а Дед усмехнулся.

— Ладно ли, Дед? Мир? — спросил я.

— Добро, Ферзь. Но думай в следующий раз, что говоришь. Так люди и договорились в свое время, что все мы на кромку ушли и там затворились — Дед говорил совершенно серьезно, я навострил уши. Кромка! Снова Кромка!

— А кто, Дед, договорился? Или снова не мое дело?

— Снова не твое, — согласился покладистый Дед. — Просто ни к чему тебе это знать, ты не колдун, не знахарь. Да и они-то уж сейчас — с пятого на десятое...

— Ну, хоть одно скажи тогда. Это во всех землях сразу вышло, или по-разному?

— Почти во всех. Есть еще земли, где нежить не ушла за Кромку, а на Севере еще и через тысячу лет не уйдет, но и здесь, и по соседним странам все вышло в одно время. Мы открыли Кромку и ушли. А вам оставили землю.

— Которую мы, я так полагаю, сразу же начали калечить, верно? Или вы потому и ушли, что мы это еще раньше начали?

— А ты точно не знахарь, Ферзь? Из старых еще, нет? Не волхв? — усмехнулся Дед и я понял, что угадал.

— Вы просто соблюдали равновесие... Мы расшатываем, вы храните. Мы остаемся, вы уходите... Или нет? — негромко спросил я у Деда.

— Ложился бы ты спать, наставник! — с удовольствием ответил мне вредный старикашка и исчез, как не был и больше не появился, несмотря на все мои призывы.

Я снова сел на лавку, с которой вскочил и, взяв браслет в руки, поднес его к губам и негромко сказал: 'Я скучаю...'

...И из-за неизмеримой дали, из-за темных вод ручья Прощания, из-за синих елей Синелесья я услышал негромкое, еле слышное: 'Я тоже'.

Глава XXXII

Утро мое началось следующим образом. Я вскочил бодр и весел, схватил оставшиеся пачки сигарет, переломал сигареты в мелкую труху и символично, священнодействуя, высыпал продукт в выгребную яму. Собственно, там ему было и место изначально. Дед, который видел мои манипуляции, только хмыкнул. После чего я растолкал чиновника для особо мелких поручений, и мы с ним и с домовым в молчании позавтракали.