Гражданин начальник, за что? Мы же ничего не сделали, как же можно, живых людей, и танками давить, как фашистов? На Шевченко ужас что было — мы идем, и танки навстречу, из пулеметов поверх голов, и крик, всем лежать, не вставать, не шевелиться! Лишь те, кто в задних рядах были, успели в переулки утечь — кучка нас в кабак, от такого, сидим, мирно горилку пьем. И тут нас всех и повязали, кто озброенный, тех сразу к стенке, даже слушать не стали — а прочих всех как стадо погнали, какие-то конные с нагайками, ну прямо как царские казаки! И хлестали нас по головам, даже за слово, без дозволения сказанное — а после обыскивали, раздевали, плечо зачем-то смотрели. Гражданин начальник, там офицер из СМЕРШ говорил, что нам всем по "четвертному", за попытку свержения Советской Власти — Параську мою пожалейте, она ж родила в году прошлом, и снова на сносях, дети ведь отца даже не узнают! А когда я это сказал, тот офицер лишь смеялся — что если она сообразит развод потребовать, то и сама и дети во всех правах останутся, ну а если не захочет, или окажется, что знала и соучаствовала, то ее тоже... Гражданин начальник, я же никого там и пальцем не тронул, за что мне двадцать пять лет?
-Гражданин Пацюк, вы подумайте лучше, как вам повезло, что вообще живы остались. Теперь же у вас шанс есть пустяком отделаться — от пяти до восьми лет, и всего лишь исправительных работ, выплачивать за все, что в Киеве сожгли и погромили. Поскольку синяка на плече у вас нет, и следов горючего на одежде тоже. Разумеется, при условии активного сотрудничества со следствием — иначе участником организованного вооруженного выступления пойдешь, а это по закону уже лагерь, от десятка до двадцати пяти. Так кто конкретно вам про будущие бедствия и голод говорил? Ваш председатель — когда, какими точно словами?
Ватутин Н.Ф. Записки командующего фронтом. Изд.1964 (альт.-ист.)
В июне 1944 я был вызван в Москву, вместе с группой офицеров штаба Первого Украинского, для доклада в Генштабе по обобщению боевого опыта, а также решения текущих вопросов о переброске части войск и Дальний Восток и переводе вооруженных сил в режим мирного времени.
22 июня я был срочно вызван к Сталину. Присутствовали Берия, Василевский, Антонов, Пономаренко, Абакумов. Там я, с гневом и возмущением, узнал, что в Киеве готовится вооруженный бандеро-фашистский мятеж. Причем товарищи из ЦК КПУ, а также командующий Киевским военным округом Герасименко проявляют преступную пассивность. С 24 часов Указом Верховного Совета, в Киеве будет объявлено чрезвычайное положение — вам же, товарищ Ватутин, надлежит немедленно вылететь в штаб КВО, приняв командование у Герасименко, вы готовы?
Вопрос Верховного Главнокомандующего был чисто риторический. Как любой из полководцев Советского Союза, я видел свой долг в том, чтобы не жалея себя, устранить любую военную угрозу СССР, откуда бы она ни исходила, извне или изнутри. Фашиствующие недобитки еще не навоевались, не извлекли урок и жаждут нашей крови? Так уничтожить их без пощады!
-Товарищ Ватутин, я не сомневаюсь в вашей способности взять Киев штурмом, как Берлин — сказал Сталин — но это все же наш, советский город. И наши советские люди там — которых, я надеюсь, куда больше, чем фашистов. Товарищ Пономаренко, объясните политическую сторону дела.
Напомню читателям, что сорок четвертый был годом территориально-административной реформы СССР. В частности, довоенная УССР должна была разделиться на Украинскую АССР, с западной границей на 1939 год, и Галицко-Волынскую ССР. Что вызывало у отдельных товарищей на местах недовольство, поскольку влекло за собой упразднение, расформирование некоторых учреждений и органов. Это усиливалось прежде проводимой национальной политикой, согласно которой любое национальное развитие всячески поощрялось, даже невзирая на перегибы, влекущие откровенный сепаратизм. Летом 1944 наконец приступили к практическому осуществлению реформы, реорганизации органов власти, смены их подчинения (прежде, даже госбезопасность и ОВД на Украине замыкались на свои НКВД(У) и НКГБ(У) в Киеве, которые в свою очередь были подчинены общесоюзным НКВД и НКГБ — что в значительной степени объясняет, отчего заговор не был своевременно раскрыт). Проводилась политика открытого примирения с ОУН, "ради спокойствия и мира", всякие подозрительные личности, даже служившие при немцах, пролезали на ответственные советские посты, при этом не скрывая своего прошлого. И реформа вызывала у них обоснованное опасение, что дальше так не будет!
С другой же стороны, и ОУН была умным и опасным врагом. Если в западных областях бандеровцы предпочитали действовать угрозами и открытым террором, то проникая на восток Украины, они как правило, натягивали овечью шкуру "защитников истинно украинских интересов". Именно их пропаганда, проводимая весьма умело, и при попустительстве местных органов советской власти, привела к тому, что даже часть населения поверила, что "в РСФСР будет хуже", что "придут москали, повысят цены, отберут хлеб", в сельской местности эти настроения были довольно заметны.
-...таким образом, товарищ Ватутин, главная опасность вовсе не в каких-то трех батальонах УПА, скрытно проникших в Киев — говорил Пономаренко — а в том, что к ним готова примкнуть часть населения, и не только. У нас нет уверенности в надежности даже части киевской милиции и гарнизона, а также местных товарищей, сидящих на ответственных постах. Достоверно установлено, что сам Первый Секретарь КПУ Кириченко вчера прямо в здании КПУ вел переговоры с неким Василем Куком, "генерал-хорунжим" УПА, причем на встрече присутствовали еще минимум четверо высокопоставленных бандеровцев, и товарищи из КПУ — о чем они договаривались, догадайтесь сами. Кириченко кажется, всерьез вообразил себя если не "царем украинским", то вотчинным боярином, удельным князем, которому и Москва не указ. Не фашист, а просто дурак, вообразивший, что можно заключить с фашистами сделку. Нам удалось раскрыть его подлую игру буквально в последний день — и кажется, это послужит детонатором для очень быстрого развития событий. Теперь у Кука нет выбора, кроме как начинать немедленно. И опасаюсь, что завтра — уже начнется.
-Не так все плохо, товарищ Пономаренко — усмехнулся Сталин — уникальный случай, когда мы начинаем действовать, не узнав о начале событий, уже через какое-то время, а заранее! Товарищ Ватутин, вы поняли, что от вас требуется? Нам не нужно, чтобы из Киева была вторая Варшава, которую сейчас проще отстроить заново в другом месте, нам не нужна выжженная земля и трупы, на месте где когда-то была столица Советской Украины. Беспощадность к врагам и изменникам, но милосердие к заблуждающимся — дадим им после исправить свои ошибки, трудом на благо СССР.
Я спросил, кто же сейчас в Киеве вместо предателя Кириченко, Сталин взглянул на Пономаренко, тот сказал:
-Товарищ Ольховская, инструктор ЦК. В раскрытии заговора, ее прямая заслуга. Бывшая партизанка, разведчица и снайпер, имеет на счету несколько десятков лично убитых фрицев. Умная, энергичная, хороший организатор, можете полностью на нее положиться. Из недостатков: всегда имеет свое мнение, которое отчего-то часто оказывается правильным — так что, иному начальству очень трудно товарищем Ольховской управлять. Можете считать ее исполняющей обязанности Первого Секретаря ЦК КПУ. Хотя замечу, что формально Кириченко (для масс) остается на своем посту, однако по факту все решает Ольховская. И отвечает перед ЦК ВКП(б) за все политические вопросы.
В 16.15 четыре самолета с моим штабом — товарищами, которых я знал еще по Первому Украинскому, в опыте, умении и надежности которых был абсолютно уверен — опергруппой НКГБ и охраной, приземлились на аэродроме Жуляны. Еще через полчаса я принимал дела у Герасименко, тут же арестованного и "до выяснения" отправленного в Москву. Ситуация действительно была критической. Было уже мирное время, и Киев находился глубоко в тылу — об этом забывают те, кто много после осмеливаются ставить мне в упрек, отчего мятеж не был подавлен в самом начале! Численность Киевского гарнизона составляла три с небольшим тысячи военнослужащих, и это были, в большинстве, тыловые и технические части! Причем до четверти личного состава составляли призывники с Западной Украины, которые, приказом Генштаба, должны быть немедленно разоружены и изолированы. Наиболее боеспособной в/ч был полк охраны штаба КВО, но и там, внушало беспокойство расположение его парков с техникой и артиллерией в Соломенке, где они могли быть захвачены внезапным нападением. В целом, несение службы в Киевском гарнизоне было направлено на охрану, а не оборону объектов — что являлось категорически недопустимым. При том что в одном лишь западном секторе следовало любой ценой удержать очень неудобный участок, "кишку" вдоль Воздухофлотского проспекта, от Жулян до штаба КВО, и товарную станцию рядом. А ведь еще оставался 41й военный городок на севере, в Оболони, центр правительственной связи, прикрываемый всего лишь ротой охраны, и как мне доложили, никаких дотов и вышек, один лишь деревянный забор! И мосты через Днепр, которые отдавать было никак нельзя!
Первые самолеты с подразделениями 1й воздушно-десантной дивизии прибыли в Борисполь в 17.20. Возможности военно-транспортной авиации тогда были далеко не те, что в более позднее время, лишь с конца пятидесятых, с принятием на вооружение Ан-12, части ВДВ обрели наконец истинную аэромобильность. Приводящие в пример посадочные десанты на островах Эгейского моря в ходе операции "Ушаков", как и после в Манчжурии, забывают, что они проводились после гораздо более серьезной и длительной подготовки, и не были столь масштабны, имея численность роты, редко батальона. К тому же, для удобства управления, планом было предусмотрено, что 1я вдд садится в Борисполе и действует в восточном секторе, а в Жуляны должны были прибыть две бригады морской пехоты — однако же десантники, имея больший опыт взаимодействия с ВТА, умудрились "перетянуть одеяло" себе, забрав, например, все четырехмоторные "Ланкастер-йорки" тяжелого транспортного полка с аэродрома Бельбек. В результате, морская пехота начала прибывать, отдельными подразделениями, лишь с утра двадцать третьего, а полное сосредоточение 5й гвардейской и 6й бригад было завершено только двадцать четвертого во второй половине дня.
Хорошим подспорьем оказался прибывший после шести часов вечера 56й гвардейский Зееловский танко-самоходный полк, имеющий боевой опыт уличных боев в Берлине. Тяжелые САУ в сопровождении автоматчиков заняли оборону в районе вокзала, товарной станции, штаба КВО, а также оказали большую помощь в разоружении ненадежных частей гарнизона, по указанию товарищей из НКГБ. Также на второй-третий день ожидалось прибытие 4го гвардейского кавкорпуса из состава конно-механизированной группы Плиева, перебрасываемой из Австрии на Дальний Восток (успела принять активное участие в подавлении мятежа лишь 9я гвард.Кубанская кавдивизия, с 25 июня). Однако в ночь на 23е положение было очень опасным, и при начале бандеровцами активных действий, могло создаться достаточно неприятная ситуация.
Мы вынуждены были действовать, поначалу сугубо оборонительно, поскольку не имели точных сведений о силах и намерениях противника. Сейчас, оглядываясь назад, нахожу, что какие-то меры были явно избыточны — в расчете на выступление гораздо более сильного врага, как например немецкого "Бранденбурга", имеющего четкий план действий. В сорок четвертом в РККА к возможностям малых групп спецназа уже относились достаточно серьезно — а из показаний пленных, уже допрошенных в Москве, было известно, что бойцы с бранденбурговской подготовкой в составе батальонов УПА, вошедших в Киев, есть. Не было принято во внимание, что бандеровцам также необходимо было время, чтобы сорганизоваться, поставить в свои ряды тех, скрытно проник в Киев раньше, раздать им оружие, договориться о связи. А главное — что командование ОУН решило задействовать живой щит, из обманутых советских граждан.
Полной неожиданностью для нас было шествие по Крещатику, под советскими флагами и с нашей символикой. Создалось впечатление, что враг имеет в Киеве десятитысячную армию — и это в момент, когда 1я вдд еще не завершила сосредоточение (окончательно — лишь к вечеру 23 июня), а первые "Дугласы" с морской пехотой лишь начали приземляться в Жулянах. Сведения о противнике были крайне противоречивы — так, до вечера 24 июня считалось, что один из вражеских батальонов сконцентрировался в Дарнице, готовясь к атаке на Борисполь (в действительности, там действовали лишь разведывательно-диверсионные группы УПА). Батальон десантников был спешно послан в Вышгород, поскольку и там ожидалось выступление бандеровцев — в дальнейшем, не обнаружив противника, и оставив там одну роту, оборонять мост, парашютисты прибыли наконец в 41й городок, усилив его оборону. Лишь к вечеру 23 июня были получены сколько-то достоверные сведения о реальных силах и возможностях врага, от первых взятых пленных и нашей агентуры.
Ольховская, с которой я связался сразу по прилету, успела организовать на крупных киевских заводах "отряды рабочей самообороны". А также, что позже сыграло важнейшую роль в подавлении мятежа, развернуть "разведсеть" из надежных коммунистов и комсомольцев — которые докладывали о силах, расположении и передвижении противника, а в дальнейшем служили проводниками для армейских подразделений, и помогали выявлять затаившихся врагов и их пособников. Из слов Пономаренко я представлял себе женщину моих лет, и позже был удивлен, при встрече увидев, что она ненамного старше героев "Молодой Гвардии" — что ж, на войне люди взрослеют очень быстро. Но сразу чувствовалось, что она умеет командовать и держит руку на пульсе событий, даже первый наш разговор по телефону был предельно сжатым и деловым.
Первые боестолкновения были еще в ночь на 23 июня. Около полуночи свыше сотни бандеровцев пытались захватить вещевые склады, охраняемые неполным взводом курсантов НКВД (присланы из Васильковских казарм на усиление охраны, вечером 22 июня). Ребята понесли тяжелые потери, из восемнадцати человек пятеро были убиты и восемь ранены, но они сумели продержаться до прибытия подкрепления, не дав националистам захватить военное имущество. Что имело серьезные последствия — так как бандеровцы рассчитывали нападать, массово переодеваясь в нашу форму, теперь же они были в этом сильно ограничены. Для событий первых суток было характерно, что ОУН еще старалось скрывать свое истинное лицо, не ввязываясь в настоящие бои — лишь внезапные короткие нападения, и немедленный отход при неудаче. Или же маскировка под "народный гнев", если присутствовала толпа. Следует отметить, что в ряде случаев милиция не только не препятствовала "народной демонстрации", но и сама присоединялась к митингующим, с оружием руках. Также имело место, когда военнослужащие Киевского гарнизона (не уроженцы Западной Украины) вели разлагающие разговоры и пытались саботировать выполнение моих приказов, ссылаясь на "там же свои".
С утра, а особенно к вечеру 24 июня, бандеровцы показали наконец свое истинное лицо. Поняв, что основная масса населения не поддержит их крики про "Украина не АССР", и считая, что привлеченные обманом уже замарали себя перед Советской Властью, участвуя в шабаше, фашисты начали открытые убийства, погромы и грабежи. Убивали не только за принадлежность к Партии и комсомолу, но и просто по подозрению, а также угрожали колеблющимся из толпы, что придут за ними и их семьями в случае дезертирства. К тому же большая часть рядовых в батальонах УПА шла в Киев за обещанной добычей, и теперь грозили своему же командованию бунтом, если оно и дальше будет запрещать им проявлять свою бандитскую суть. В то же время непринятие ответных мер с нашей стороны создало у руководства ОУН иллюзию нашей слабости и готовности к уступкам. В ночь на 25 июня бандеровцы массировано атаковали объекты, удерживаемые советскими войсками. Эти атаки были отбиты, с большими для противника потерями.
