К этому времени мы уже имели достаточную информацию о численности мятежников, расположении их сил и штабов. С утра 25 июня началось наше решительное наступление, поддержанное свежеприбывшей 9й кавдивизией (имеющей в составе не только конницу, но и танковый полк на Т-54, и батальон мотопехоты на БТР). Мятеж, окончательно потерявший поддержку киевлян, был подавлен уже к вечеру, еще несколько дней шло вылавливание укрывшихся и бежавших.
Еще один протокол допроса (после событий).
Я вообще не украинец, курские мы. Работал на "Ленинской Кузнице" с тридцать седьмого года, квалифицированный слесарь-корпусник, пятого разряда, техникум закончил. В сорок первом эвакуация, Сталинградская судоверфь, затем Сормово, так на фронт и не попал, в тылу ишачил как проклятый, за койку, пайку, бумажки госзайма и спасибо от Родины. Как Киев освободили, стал хлопотать, чтобы меня назад, дом тут у меня был, и родители остались, и сестра — меня с заводом эвакуировали, а их бросили, под немцем. А мне говорят, шиш тебе, работай где ты нужнее — если каждый будет там, где сам захочет, это полная анархия получится, так мне начальник цеха и сказал.
Пока война, терпел. Понимал, что для Победы — надо. А как мир настал, снова пошел, а мне опять то же самое. А дом у меня здесь, меня из деревни под Курском совсем малым увезли, не помню уже ее. Ну, плюнул я на все и сам рванул, из Горького в Киев, как добирался, это своя история. И не нашел тут никого, дом разрушен, отца немцы повесили в сорок втором, мать умерла, сестру в Германию угнали — из всех, кого знал я прежде, в нашей Куреневке, двоих лишь разыскал, они и рассказали. Ну, куда мне дальше — снова на "Кузницу" устроился, именем настоящим назвался, документ ведь прежний, да и на заводе нашлись, кто помнили меня. Спрашивали, как из Сормова уволился — сказал, что наверное, бумаги при пересылке потеряли. И вроде все как до войны — в конце мая это было.
А тут разговоры, что из заводских набирать будут, и куда-то в помощь послать. Не добровольно, а кого укажут, и на столько, сколько потребуется. Семья, не говоря уже о зазнобах — плевать, как в песне, дан приказ ему на запад, ей в другую сторону. Как при крепостном праве, будто мы скотина бессловесная. А я не хочу, здесь мой дом, заново отстрою! А на меня уже начальник поглядывает — учетчик шепнул, меня в списки первым внесли, ведь жалко тех, кто уже укоренился, ну я а бобыль перекати-поле, и лучше меня, чем кого-то из семейных.
Стал я думать, как быть. А тут участковый ко мне, и говорит задушевно, что ж ты Петруха, Советскую Власть обманул? Пришел на тебя ответ из Сормова — не уволенный ты, а дезертир с трудфронта. А это, по закону, семь лет — ты уж прости, это не прогул по пьянке, такое бы покрыли, а теперь делу уже ход даден. Так что собирайся, пойдем.
А это не по правде. И ножик мне под руку попался. И осталась после мне одна дорога, в бега. Сосед помог, один из тех двоих, с людьми добрыми свел. А после сказали мне, что хотят они, чтобы кабалы после не было — неправильно это, в такой войне победили, а жизнь как при царе, никакой свободы, куда укажут, туда и иди. А чтобы больше не было такого — начальству слов одних мало, ему силу надо показать. Лучше — вооруженную.
Бандеровцы? Так это не те, что с немцами ушли. В ОУН оказывается, тоже народ самый разный — фашистские прихвостни с Гитлером до конца оставались и в Берлине все сдохли, а это совсем другое крыло, ну как большевики и меньшевики. Которые совсем не за фашизм, а за Украину. И сказали мне, у них тех, кто раньше в КПЗУ был, много. И вот не видел я у них свастики, не слышал "хайль" и про русских недочеловеков. А говорили все вежливо и складно, что лучшей жизни для народа хотят — и для того готовы на тактический союз с кем угодно, ну как Ленин с теми же немцами в восемнадцатом, когда Брестский мир заключал. И что они за Украину — где место будет всем, и русским как я, и хохлам. Никакую не "самостийную", а Украинскую ССР, где будут новые справедливые законы. Что рабочему человеку восемь часов, никаких госзаймов в половину зарплаты, и никаких посылов куда Макар телят не гонял, если ты сам не захочешь. Вот только за это счастье сражаться нужно — даже если сам не доживешь, так другие при нем жить будут. Наша же идея, коммунистическая!
Да, оружие брал — нашу же трехлинейку, какую до войны изучал. Да, стрелял — а как иначе? Да, убивал — офицера, на углу Шевченко и Вокзальной, а что он грозил, разойдись, иначе танки вас будут давить? И еще было, ну это как на войне, ты стреляешь, в тебя стреляют. Чтоб по правде дальше было — а откуда эта правда-справедливость, так ли важно, да хоть от черта. Ни о чем не сожалею. Сестре лишь передайте, если вернется из германщины живой — что я ей счастья желаю, и перед Советской Властью ни в чем не виноватая она.
С моих слов записано верно. Рядовой второй сотни 444го куреня УПА Петр Крякушин.
Резолюция на документе: сведениями, имеющими ценность, не располагает — мерзавца расстрелять. Следователь СМЕРШ Сидюк.
Анна Лазарева. Киевский горком, 23 июня 1944.
Вот кто я сейчас — Ленин в Смольном, или Керенский в Зимнем?
Внизу под горкой стоит толпа. С красными флагами, даже портреты Вождей вижу. А слов не разобрать — кричат недружно. Но можно понять, что требуют партийных выйти и говорить с народом.
А выходить нельзя — убьют. Не толпа, а снайпер, как рассказали, было перед ЦК КПУ на Орджонокидзе, неизвестные снайперы с чердаков стреляли и по милиционерам у входа, и по толпе.
-Мы так в Будапеште делали — сказал Юрка — когда немцы пытались Хорти-младшего похитить, а мы помешали. Теперь и рагули додумались, ворье! И флаги тоже украли.
-Может, народ все же успокоить? — спросил Первый горкома — не все же там бандеровцы. Наш же, советский народ, лишь с завихрениями в мозгах.
-А всех и не надо — ответил Юрка — одного довольно, с оптической винтовкой.
А сколько их там всего? На глаз, человек с тысячу — хотя те, кто в задних рядах, возможно, лишь зеваки. И сколько среди них активных бандеровцев? Пока лишь стоят, за спешно натянутой колючей проволокой, что-то орут, плакатами машут, оружия не видно.
Нас же тут в огромном здании на Владимирской Горке, как показал учет, утром было двести шесть человек — и ЦК, и обком, и горком, вместе с техперсоналом и охраной. Вооружены почти все, но в большинстве, пистолетами. Но есть четыре пулемета, включая МГ у ребят. Причем один "крупняк" ДШК невесть как оказавшийся в горкомовской оружейке. Там же, в закромах — три десятка мосинских винтовок, и одиннадцать ППШ, и еще четыре десятка автоматов у милицейской охраны. А вот гранат не оказалось, и патронов не слишком много — но, как сказал Юрка, один штурм, пусть даже очень хороший, отобьем — и вообще, президенту Альенде хуже было. Ну а после придется прорываться по Владимирскому спуску к Речному вокзалу, а там уже Подол начинается, с заводской дружиной.
-А если пойдут? — спросил Первый горкома — из пулеметов косить, как фрицев под Керчью. А ведь придется. Эх, мужики!
-Я вот с их фельдмаршалом Роммелем ручкался — сказал Юрка — теперь он главком их Фольксармее... будет. И что с того — сколько я до того фрицев положил? Война — тут уж, если ты по эту сторону мушки, а враг по ту...
-Да я все понимаю — махнул рукой Первый горкома — просто думаю, товарищ Сталин сказал, что в этой войне мы двадцать миллионов народа потеряли, еще цифра уточняется. И выходит это больше, чем у нас, России, было убитых за Гражданскую, Империалистическую, японскую, Балканскую, Крымскую и прочие войны, вместе взятые, жуть! А мы еще туда добавляем.
-А еще товарищ Сталин сказал, что это все же меньше, чем умерло от голода и болезней в русских деревнях за один лишь девятнадцатый век — отвечаю я — и если мы хотим, чтобы жизнь пошла совсем по-новому... Вы, Леонид Ильич, говорили, что сельское хозяйство и крестьянскую жизнь знаете, и землеустроителем начинали в Белоруссии, и завотделом землеустройства на Урале — в отличие от меня, городской. И слышали наверное, что народ говорит и о чем вспоминает. И вот представьте, что крепостной крестьянин из прошлого века попадет в наш колхоз — ему ведь эта жизнь "мужицким раем" покажется! За то, чтобы этот рай на земле и дальше был — стоило сражаться и умирать?
Да, вот только увидев его лично, сообразила я, что Первый Киевского горкома товарищ Брежнев Л.И. — это тот самый, который в будущем ввергнет страну в застой! Юрка-Брюс, о том услышав, лишь взглянул удивленно — "я думал, ты сразу поняла, а я уже пообщался, нормальный мужик". Сейчас ему тридцать семь еще, и считается "молодым и растущим", хотя имеет уже звание генерал-майора и орден, полученный за Керченский плацдарм. К чести его, в Киев он попал не как кириченковский кадр, а совсем наоборот, кто-то в Москве незадолго до событий решил заменить Сердюка, личность совсем уж слабую и смотрящую Кириченке в рот. Организатор, администратор он толковый — но не политик совершенно, сам признавался, что даже набор положенных догматических установок наизусть не заучил.
-Так это и прекрасно — отвечаю — а зачем учить? "Марксизм не догма, а руководство к действию" — а вот сомневаюсь, что даже Ленин поступил бы сейчас по своему же рецепту, из совсем другого времени и условий? А товарищи рабочие от вас точно не лозунгов ждут, которые они могли бы и сами в газете прочесть.
-У вас зато это хорошо получается, Анна Петровна — буркнул Брежнев — ну, вы же московские, все первыми узнаете.
Это он про сегодняшнее утро. В горком целая делегация пришла, от рабочих "Кузницы", доложить, и договориться о взаимодействии — а вышло, свернули на обсуждение политического момента. Разговор был, что вот, как предупреждали, так и началось — вот только к митингующим не только пришлые рагули, но и отдельные заводские присоединились. Поскольку бандеры оказались умнее, чем мы ждали — никаких "ридной самостийной", а о самом насущном наобещали. Про новое трудовое соглашение на пять лет, которое в народе уже прозвали "крепостным правом", сам уволиться не можешь, так еще и ехать обязан, куда пошлют, "а мы не армия, чай, а счас не война уже". С первого июня на восьмичасовой рабочий день перешли, отпуска и выходные как до войны — а вот что с зарплатой делать, если почти половину облигациями госзайма выдают? А отчего эвакуированные вернуться не могут — кого в Сибирь вывезли, и так там и заставляют на новых фабриках работать, а домой не пускают? Или случай совсем вопиющий — вот муж и жена, до войны в разных местах работали, но здесь, в Киеве, эвакуировали же одного в Красноярск, другую в Челябинск, и друг к другу не разрешают? А слухи ходят, что и с "Ленинской Кузницы" будут куда-то в помощь посылать. А кто-то и про колхозы спросил — а правда, что после Победы их распустить обещали, и где?
Ну я и ответила. Попыталась объяснить, простыми словами, отчего эвакуированные и "прикрепленные" к эвакуированным заводам не могут пока вернуться в родные края. Потому что часто и возвращаться некуда — дома сожжены, предприятия разрушены, работа только с лопатой или мастерком в руках. Те, кто вынесли на своих плечах всю работу в тылу, нужны там, где работают сейчас — иначе будет, здесь люди на пепелище, там заводы без людей. Война нам так дорого обошлась, что работа по восстановлению предстоит просто гигантская — и никто кроме нас ее делать не будет. Но вот про тот случай персонально, я фамилии записала, разберусь, это непорядок, чтобы семьи разъединять — временно можно, вот я сейчас здесь, с вами разговариваю, а мой муж на Северном флоте служит. А насчет зарплаты — так сами подумайте, куда деньги ваши идут, у нас ведь нет капиталистов, которые то, что вы заработали, проедят, в карты проиграют, себе дворец купят — все на восстановление страны! Вы же хозяева своего труда — все, что вы сделаете, к вам же и вернется! Ну увеличим вам зарплату вдвое, значит в народное хозяйство меньше пойдет, дольше из руин восстанавливаться будем, кому от этого станет лучше? А про роспуск колхозов — это кто такой умный сказал, кому хочется себе по паре десятин, и снова землю сохой пахать, ведь тракторов у каждого точно не будет! Война кончилась, и заводы наши вместо танков снова начинают делать трактора, комбайны, другую технику для колхозов. А школы, больницы в селе содержать, а о стариках и детях заботиться, что сейчас в колхозный бюджет входит — каждый тогда сам по себе будет? А ученого агронома приглашать, а удобрения покупать, а мелиорацию проводить — тоже из своего кармана? Леонид Ильич, я ничего не упустила, а то городская все ж?
Еще поговорили о заводских делах. Тут их удивило, что я и в судостроении разбираюсь — а что, если на Севмаше в цехах бывала почти каждый день, и в филиале Корабелки все знакомые. Десантные катера нашей работы здесь на юге знали прекрасно — вот только мы по военной части так и останемся, а "Ленинская кузница" большой заказ на буксиры и баржи речфлота сейчас исполняет. Спросили в завершение и про мой вид — ну я и ответила, что у нас на севере принято так, потому что мужья наши считают, что когда мы красивые и нарядные, это их вдохновляет лучше воевать и возвращаться с победой. И наши девушки, конечно, в цехах все в спецовках — но когда можно, то в ярких цветастых платьях, хотя погода у нас куда холоднее. Много чести фашистам, из-за них нам унылое серое носить!
На том и закончили. Ушли заводские в раздумьи — как Леонид Ильич сказал, это и есть истинная политработа, когда словом можно человека заставить с новой силой, хоть в бой, хоть на труд. И уже после привозят нам свежую "Правду", а там речь товарища Сталина, произнесенная вчера вечером, в годовщину 22 июня — и те же самые мысли, и похожие слова! После чего Брежнев утвердился в мысли, что я заранее знала, а поскольку из Москвы приехала еще за две суток до того... в общем, стал Леонид Ильич куда менее болезненно относиться, что я, и женщина, и годами младше, ему приказываю здесь.
Нет, пообщавшись с товарищем Брежневым, я свое первоначальное мнение о нем изменила. Он не враг, ни в коем случае — а человек добрый, и служака исправный. Вот только кажется мне, что удайся Кириченко его план, "удельного княжества", и останься Леонид Ильич на своем посту, он бы так же исправно служил, ну да, о людях бы заботился, "не допущу, чтобы хлеб дорожал" — так и служил бы, что СССР, что фактически самостийной Украине. А я бы себя в такой роли представить не могла никак!
И тут грохот пулемета, да не со стороны Житомирской, а от реки! И выстрелы в ответ. По звуку, наш МГ, то длинной очередью, то короткими, прицельными. Затем и с нашей стороны добавляются винтовки и ППШ. Через пару минут стрельба стихает. Оказывается, пока от Крещатика красными флагами махали, с полсотни бандитов зашли от реки! И ведь у них могло получиться, если бы сообразили идти колонной, как будто подкрепление нам от заводских — но они рванули через парк, развернувшись цепью и держа оружие в руках, как в атаку шли, хотя и не стреляли. Но тут Валька, поставленный следить за этой стороной, не зевал, сразу распознав врагов. Штук двадцать так и остались лежать, остальные бежали — может, у них и получилось бы подойти на бросок гранаты, но при этом на ровном простреливаемом месте легла бы еще половина оставшихся, а умирать бандеровцы очень не хотели. Юрка уже распоряжается, пойти и трофеи собрать, нам два десятка стволов с боеприпасами точно лишними не будут.
