На исходных. Стрелки с "рысями" готовы, снайперы тоже. Рябой колдует у забора, закладывая сюрприз — если нам придется спешно отходить с пленным, или, упаси боже, с "двухсотыми" или "трехсотыми". А пока десантники строят нам живую пирамиду, и мы перелетаем на ту сторону, тремя парами — и вперед!
Корпус, самый ближний к ограде. В форме буквы "Г", короткое крыло, с отдельным входом, это наш объект и есть. Заходим с торца — меньше шанс что нас увидят из окон "длинной стороны", если там кому-то не спится. Окна первого этажа нараспашку, пробегая мимо, слышу храп, в принципе влезть можно было бы? Нет — на фоне окна будет шибко приметно, и не так удобно стрелять, как от двери. Вот если дверь будет заперта... Не заперта — обычно, когда окна не закрывают, то дверь не запирают тоже. Доктор нам план нарисовал, так что расположение помещений мы хорошо представляем. За дверью коридорчик, и комната сторожа-дежурного. Тук-тук, кто там сидит?
Без стука, конечно. Из-под двери пробивался свет, и слышались голоса. На слух четверо, и они там играют, что ли? Ну, будет вам счас голивуд с ужасами — а в роли ужасов, мы. Точно, четверо, сидят за столом, режутся в карты, мне и Вальке-Скунсу на их рожи любоваться некогда, четыре раза "хлоп". Это что, караул был, что ли? От двадцати, шестеро — но лишь двое службу тянули на постах, а прочие в помещение, и в карты, тут бдим?
Финн, Мазур, держите коридор. Две палаты на первом этаже, мы с Валькой в одну, Влад с Рябым в другую... удачно зашли! Палата, как сказал доктор, двенадцатиместная, но две койки вижу свободные, а на прочих, спят! Мирные больные — вот только у входа, где вешалка и стол, оружие сложено, и винтари, и ППС, и "шмайсеры", а некоторые и с собой прихватили, на спинки кроватей повесили — и не проснетесь теперь! Трудно ли взять в ножи спящих? Если умеешь двигаться быстро и бесшумно, и знаешь, куда бить, учили нас этому — не сложно, но очень грязно. Главное, на крови не поскользнуться, под конец. А на самый последний случай, если кто-то спит по-звериному чутко, и проснется — то в левой руке у меня и Вальки те же ПБ. Можно было и одним холодняком, как с немчиками в Кюстрине у моста — те мальчишки-зенитчики, кто и пробудиться успел, лишь пищали "нихт" и "муттер", руками закрываясь, оружие у них по орднунгу было в пирамиду составлено — но здесь окно открыто, еще кто-нибудь наружу сиганет, и нам еще второй этаж брать, где самые волчары, так что надо с гарантией. Нам стрелять не пришлось ни разу, Рябому лишь однажды. Вот и двадцати одного бандеровца нет — двадцать семь, с караулом. Теперь наверх!
Там, по рассказу доктора, не две большие палаты, а пять поменьше. И публика тут была посерьезнее — судя по тому, что в первой же, куда очень тихо вошли мы с Валькой, нам навстречу дернулся детина уже с автоматом в руках, пришлось стрелять, и еще во второго, что на койке спал. И из соседней палаты, где работают Влад и Рябой, слышу щелчки — да сколько же их тут, доктор сказал, два десятка всего, а мы уже за три десятка упокоили! Следующая пара дверей, Влад с Рябым в левую вошли, мы буквально на секунду задержались, распахиваю правую, и сразу оттуда выстрел, громом в ночной тишине — стоял бы в рост и напротив, точно бы в грудь получил, а так над головой пролетело, а вот стрелявший передо мной как мишень, из темного коридора на фоне окна, да еще через ПНВ — готов! И снаружи слышу крики, и стрельбу — а вот это плохо! Но мы ведь почти у цели!
-Волк, я Стая, активность в главном (корпусе) — голос в рации. Вот влипли!
Распахиваю последнюю дверь, в конце коридора, и швыряю внутрь светошумовую гранату — коль пошла такая пьянка, шуметь так шуметь! Слышу полузвериный вой, там кто-то катается по полу, держась за лицо — знакомая реакция, временно ослеп, и решил что вовсе зрение потерял! Он тут один, главарь наверное? Вырубаю, не насмерть, ударом по башке, полевая сумка на спинке стула, на столе какие-то бумаги — берем, и отход! Не спускаясь на первый этаж — через окно в другом конце коридора.
-Стая, путь два, чисто?
-Чисто, прикроем, я Лось — голос Булыгина.
Можно и выпрыгнуть, но зачем нам риск ноги сломать — заранее припасенный крюк на подоконник, веревку наружу, и пробежаться по стене выходит почти так же быстро, как прыжок. Сначала выкидываем пленного, стянув ему запястья "наручниками", узлом, и придерживая конец. Следом вылетают Финн и Мазур, и сразу залегают, прикрывая, один слева, второй справа. Затем Рябой, Влад, Валька — я на миг задерживаюсь, на лестнице слышу топот, кидаю приготовленную РГД, и в окно. Рвануло, когда я был уже на земле.
-Стая, я Волк, мы вышли, давай! И двери!
Мы лежали, и были к тому же прикрыты торцом выступающего крыла. Но все равно, впечатление сильное. Шесть зарядов из "рыси" влетело в окна главного корпуса, из которых мерцали вспышки выстрелов и пулеметных очередей. Если там столько засадников, то больных и персонала остаться просто не могло! "Рысь" уже местного изготовления ненамного уступает "шмелю" наших времен — так что мало бандерам не показалось. Не дожидаясь, пока они там очухаются, бежим к встаем и бежим к ограде. Берем сильно вправо, чтобы не быть на свету, там разгорается пожар. А "рыси" бьют снова, теперь зажигательными. Здание кирпичное, но все перекрытия дерево, гореть будет хорошо!
Отходим перекатами, попарно. Финн и Мазур тащат пленного. Отбежав метров двадцать, залегают, теперь бегут Влад и Рябой. И я знаю, что упав на землю, они не лежат, а ползут — чтобы подняться не там, где их мог видеть возможный стрелок. Не хватало еще потерять кого-то на отходе. А в заборе уже зияет дыра, рванули заряды, грамотно наложенные Рябым на прутья и приведенные в действие сержантом-сапером из десантуры. Осталось пробежать метров шестьдесят, так хочется рвануть без оглядки, ведь несколько секунд, и уже у своих!
Вдруг чувствую спиной... вот не знаю, как это назвать, "взгляд в спину", это знакомо и охотникам, но спецназу — особенно. Хотя еще не пробежал и половину дистанции, падаю, и качусь вправо, чтобы оказаться как можно дальше от прежнего места. И пулеметная очередь проносится как раз там, где я только что был, если бандеровец возьмет поправку по целику чуть правее, то мне песец! Но слышу от наших выстрелы СВД, и голос Булыги в гарнитуре:
-Брюс, ты как? Мы его загасили!
Да живой я, и даже не раненый, свезло. А ведь бежали бы мы "на рывок", как выскочили, и сразу к проходу, толпой — так могло положить половину, если не всех! Хороший пулеметчик у бандер был, ночью и чуть не попал — хотя дистанция тут для МГ смешная. И сидел он, зараза, на чердаке того самого крыла, где мы работали, у нас над головами! Вижу, Финн и Мазур уже проскакивают в проход, со своей ношей — пленный так и не очухался, его под локти волокут. Перебегаю, Валька рядом, Влад с Рябым уже за оградой. Главный корпус пылает как костер, в него высадили, как был договорено, по дюжине термобарических и зажигательных — и думаю, все же не могло там быть мирняка, при таком количестве стволов, из каждого окна ведь стреляли! Проход уже рядом — и снова то же чувство, пригибаясь, качусь влево, уже за парапет, и снова рядом свистят пули! Но наши снайперы наготове.
-Вот ведь зараза! — ругается Булыгин, вбивая новую обойму в СВД — старшой, ты как? Наверное, там второй номер у пулемета был.
Отходим. И снова для нас работа — ведь ПНВ лишь у нас, спецназа "из будущего", так что обнаружить выдвижение противника, если он попытается преследовать и перехватить, будет нашей заботой. Но до машин добрались без проблем, погрузились и рванули домой, по Дегтяревской и Артема прямо до места. А далеко позади горело, и стреляли — но непонятно, в какую сторону. У нас потери за всю операцию — один легкораненый у десантников, пуля-дура все ж цель нашла.
А сколько ж мы бандер упокоили? Во флигеле тридцать восемь, считая пленного, и в больнице тоже хорошо от нас прилетело — итого, под сотню точно. Из них тринадцать "моих", в том числе шестеро прирезанных спящими. Нет, совестью не мучаюсь — одна лишь мысль сейчас больше всего заботит, лично меня. Где форму от крови отстирать — а то весь забрызгался, даже на лице пятна?
Грязная все же работа, мир от человеческих отбросов чистить. Но должен же кто-то заниматься и ею?
Василь Кук "Лемех", генерал-хорунжий УПА. Киев, утро 24 июня 1944.
Ты зраднык! Боивка приговорила тебя к смерти, как ворога украинского народу.
А ведь так будет — удавят, и не чихнут. И никому нет дела, что ты для ридной Украины старался, себя не жалел! Чего стоило протолкнуть свой План, убеждая тупых и упрямых рагулей — "австрийцев, поляков, немцев пережили, и москалей переживем" — ну да, по лесным схронам до конца века можно прятаться, в Галичине уже второе поколение на этой войне растет, и третье бегает, пока за мамкины юбки держась! Так и останемся на уровне местечковой преступности — когда открылся шанс выйти в большую политику, подгрести под себя все не одни Галичину и Волынь, а всю Украину, и даже сверх того. Конечно, кто-то из друже атаманов обеспокоен был, что ему лично место наверху не достанется — так ведь тех, кто поверил, что завтра будет министром, оказалось побольше. Может быть, высоких постов и хватит — на всех, кто доживет.
Кириченко конечно, дурак — но амбиции у него как у паровоза, так же прет к цели, давя все на пути. И его роль в Плане была незаменимой — нельзя сейчас нам открыто, только война завершилась, слишком многие еще помнят, с кем ОУН вступала в союз... так что мы должны были лишь играть ту же роль, что пар в котле, а именно Кириченко и иже с ним вести видимую политику. И все были довольны — так какую же тебе морковку показали, или кнут, что ты в самый критический момент предал, кинулся москалям сапог лизать? Ведь доберемся до тебя, не простим! Тебе, кретину, последний шанс дали, без тебя начав, чтобы ты гласу народному уступил, собравшемуся перед ЦК! А ты нам войну, решительно и бесповоротно! Рабочие отряды самообороны — это уже твоя инициатива, на Москву не списать никак!
А как хорошо все начиналось! Операция "Перелом", ноябрь сорок третьего. Когда заместитель наркома ГБ Украины Карин-Даниленко выступил посредником в переговорах между ОУН и советской властью. Агент ОУН, художница Ярослава Музыка через замначальника Львовского облздрава Юлиана Кордюка (сотрудничал с советской спецслужбой, а его брат был авторитетным ОУНовцем) передала "советам" предложения Романа Шухевича о мирных переговорах. Кириченко дал санкцию — и Карин-Даниленко, с полномочиями представителя правительства УССР, на квартире Ярославы Музыки договаривался с эмиссаром командующего УПА Богданой Свитлык. В обмен на прекращение кровопролития и восстановление порядка (выгодных москалям), ОУН получала гарантии неприкосновенности и свою долю во власти на Украине. Тогда не пришли к согласию — но не было сказано и однозначного "нет". (прим. — все было в реальной истории! Только ноябрь 1944 года, и санкцию давал Хрущев — В.С.) .
А вот Кириченко с тех пор так и остался "на связи". И было, до вчерашнего дня, понимание и общность интересов. Пока Первый Секретарь слал рапорты об успешном восстановлении народного хозяйства, Москва не лезла в частности внутриукраинских дел, если там не случалось чего-то чрезвычайного. В этой системе координат бандеровцы проходили как раз такой частной проблемой, а вот успехи на партийном и хозяйственном поле автоматически повышали статус Первого, и открывали ему дорогу в Политбюро. И все были довольны — де-факто, это было, как по тому, так и не заключенному Договору. Казалось, так будет и дальше — и чем плохо в итоге, "Украина це доминион"? Тогда не смогли договориться, потому что Шухевич захотел слишком много и сразу — не следовало поднимать вопрос о праве выхода из СССР и прочих вещах, уместных скорее в союзе независимых государств, чем в сталинской Империи. Но ведь того же самого можно добиться и постепенно, к этому все и шло?
Нет, сейчас припугнуть Кириченко надо было. А то он всерьез возомнил, что он в этом союзе главный, имеет право нам приказывать! Мы бы стерпели, ради дела — но только не тогда, когда это уже мешает реальной политике. Ну зачем например Первому Секретарю лезть в церковные дела, если церковь в этой стране отделена от государства? Мало ли что там в Риме Советы Папе продиктовали? В принципе, могли бы и без попов обойтись — как до тридцать девятого года, были тогда нам католики первыми врагами. Но вот сейчас там уже сетка развернута, по приходам и всей святой иерархии, нам ее восстанавливать на другой основе? И зачем тебе, сидящему в Киеве — твои люди на высоких постах на нашей земле, давай уж как сговорено: мы обеспечиваем спокойствие, а ты не суешь нос? А обложить негласной данью наши кооперативы, угрожая разоблачением, это вообще, ни в какие ворота! Так что, майдан в Киеве не помешал бы — этим словом ведь не только рынок называли, но и когда-то, выборы атамана в Сечи, когда собирались козаки и кричали, люб им атаман или нет — и во втором случае, бывший глава мог и своей головы лишиться, коль шибко разозлил народ! И опять же, при чем тут ОУН, это народ возмутился, и свое вытребовал. Нам ведь не свержение Первого Секретаря нужно — а лишь чтобы он свое место знал.
Но Кириченко вдруг повел себя так, будто мы партизаны, а он — гаулейтер Кох. У вокзала москальские солдаты сожгли народ из танковых огнеметов — есть ли более наглядное доказательство, как Москва относится к мятежникам? А в Жулянах весь день садились самолеты, и в Борисполе тоже, и по железной дороге сюда, наверное, уже спешат войска — "а вешать будем после", ну какие переговоры с тем, кто завтра будет мертвецом? И все москальские чиновники, на которых у ОУН был выход помимо Кириченко, вдруг стали глухи и немы, они или избегали встреч, или оправдывались, что не могут ничего сделать, ссылаясь на волю Москвы. Значит ли это, что Сталин принял окончательное решение — никаких соглашений, лишь война на истребление? И вся политика Шухевича и его, Кука, потерпела полный и окончательный крах? А ведь этого ему не простят — тут же вспомнят, что ОУН(Б) изначально не признавала никаких компромиссов с существующей властью! Кого тогда сделают ответственным за киевскую авантюру? Ведь и Шухевич с охотой его, Кука, сдаст! Когда майдан недоволен — атаман теряет власть. И хорошо, если не жизнь.
Ты зраднык! Боивка приговорила тебя к смерти, как ворога украинского народу. Хлестнет удавка вокруг шеи — и все.
Все пошло вразнос — с приездом москальской сучки. Сначала бесследно исчезает Витковский, посланный с ней разобраться. Затем взрыв на базе "жандармерии"... а ведь почерк похож на тот, что было этой ночью! Налет на штаб 444го куреня совершено не походил на обычную войсковую операцию! Сведения еще собираются — но по докладу от СБ, выходило, что нападавшие, бесшумно сняв часовых, проникли в здание, так же тихо вырезали спящую охрану, двадцать человек, поднялись на второй этаж и стали убивать сонных штабных. Там были двое эсбистов, с немецкой подготовкой, очевидно, один успел выстрелить — и за одну-две минуты ночные гости сумели исчезнуть, погиб куренной-444 Воробец "Верещака" со всем своим штабом, и что хуже всего, бесследно исчез Клячковский "Клим Савур". После чего больничный корпус расстреляли из пушек, сотня из 444 куреня погибла почти вся. Кук знал, что такое "рысь" — но в киевском гарнизоне не было частей, имевших это на вооружении! И если к пропаже "Змеюки", точно было установлено, не было причастно киевское НКВД и госбезопасность, то чья работа была на этот раз?
