| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Заяц пронзительно запищал. Мелвина передернуло.
— Ну, ты, блядь, даешь, — сказал он. — Бесстрашная девка, в натуре. Такое говорить феодалу про родного брата, прямо в лицо...
— А хули ты думал? — хладнокровно отозвалась Бонни. — Кому, как не бесстрашной девке, рожать сыновей храброму рыцарю? Ты прикинь, обрюхатишь трусливую девку, а она тебе таких же ублюдков нарожает, как сама, тебе оно надо?
Мелвин долго смотрел на Бонни изумленным взглядом, Бонни безмятежно улыбалась. Пауза казалась бесконечно долгой, но в конце концов Мелвин отвел взгляд и натужно рассмеялся.
— Милый, поцелуй меня, будь любезен, пожалуйста, — смиренно проговорила Бонни.
Мелвин ухватил ее за талию, затем больно облапил грудь.
— Ах, любимый мой, какой ты сильный, — проворковала ведьма, закатив глаза. — Накажи меня, господин, как тебе угодно.
— Тьфу на тебя, развратница ебучая! — воскликнул Мелвин и плюнул на пол.
— А вот и не развратница, — возразила Бонни. — Раньше была развратница, а теперь стала такая целомудренная, что просто охуеть. Возьмешь меня замуж?
— Да, — автоматически кивнул Мелвин, потом сообразил, что только что сказал, вскинулся и закричал: — Ты чего несешь? Это я тебя должен спрашивать! Ну, то есть, я-то как раз не должен... Но ты должна смиренно ждать! И не пиздеть!
— Тебя дождешься, — сказала Бонни, сложила губки бантиком и игриво повела плечиком. — Давай поженимся в следующую пятницу?
— А в пятницу приличная дата? — задумался Мелвин. — Если по церковному календарю...
— А тебе не похуй? — перебила Бонни его размышления.
— И то верно, — согласился Мелвин. — Пойдем в спальню...
Заколдованный заяц заскрежетал зубами пуще прежнего.
— Ах да, прости, брат, — вспомнил Мелвин. — Бонни, тебе для расколдования нужны какие-то травки, да?
— Хер его знает, — пожала плечами Бонни. — Может, и без них получится... Эй ты, долбоеб! А ну стань нормальным, как мама родила! Ой!
В темном углу, где только что сидел заяц, словно что-то взорвалось. Из тени выползло нечто бесформенно-розовое, как огромная улитка, пахнуло парным мясом и вдруг хуяк! Стоит в неверном свете лучины красивый юноша, лицом похожий на Мелвина и голый.
— Кажися, не соврал, — сказал Мелвин. — Ну, здравствуй, брат.
— Следи за речью, брат, — отозвался голый юноша. — "Кажися" — слово простонародное. Болтаешь, как смерд смердящий.
Мелвин рассмеялся и распахнул объятия. Бонни стыдливо отвернулась. Понятно, что ничего сексуального в братских объятиях нет, но когда один из двух братьев — прелестный голый мальчик, в этом поневоле мерещится что-то педерастическое. Наверное, это оттого, что у нее душа испорчена. Покаяться бы... Может, все-таки найдется в Англии священник, готовый принять грех на душу... А кстати!
— Мелвин! — позвала Бонни. — А давай, отец Бенедикт твоего брата исповедует.
Братья застыли, как громом пораженные, и некоторое время тупо пялились на ведьму.
— Я его уебу, — сказал Робин. — Если он еще жив, однозначно уебу. Сначала привяжу на колесо...
— Цыц, — прервал брата Мелвин. — Бонни, какая ты молодец, как хорошо придумала! Эй, стража! Да, ты! Позови служанку, пусть притащит пристойную одежду моему брату. И Бенедикта пусть тоже приведут, живо!
— И Беллу, — добавил Робин.
— Да, и Беллу, — кивнул Мелвин.
— Ее, кажися, уже пытают, — сказал кнехт.
— Бегом! — рявкнул Робин и махнул рукой, будто срубал невидимым мечом чью-то невидимую голову.
Кнехт втянул голову в плечи и убежал.
— А мне вот что интересно стало, — сказала Бонни. — Законы природы и колдовства нас учат, что ничто ниоткуда не возникает и никуда не пропадает. А вот Робин, когда был зайцем, весил, наверное, раз в десять меньше, чем теперь.
— Милая, не еби мне мозг, — попросил ее Мелвин. — Потерпи, еще успеешь. Эй, стражник! Когда Бенедикт будет входить в комнату, ебни его сзади по башке чем-нибудь тяжелым.
Кнехт, просунувший морду в комнату, испуганно перекрестился.
— Грех беру на себя, — поспешно добавил Мелвин.
— Нет, лучше я на себя, — возразил Робин. — У тебя еще есть надежда на спасение, а я от спасителя совсем отрекся, когда эти мудаки стали стрелами пулять...
— Нет, грех я возьму, — перебила его Бонни. — Из нас троих моя душа самая пропащая. Я колдую с самого детства... Лучше пусть на мне лишний грех будет, мне уже похуй, грехом больше, грехом меньше, все одно в аду гореть.
— Охуеть какая у нас взаимовыручка, — пробормотал Мелвин себе под нос. — Один за всех, и все за одного.
В коридоре послышались шаги, затем голос кнехта-стражника почтительно проговорил:
— Извольте пожаловать, святой отец.
Святой отец переступил порог, недоуменно заморгал, затем вздрогнул и с криком:
— Еб вашу мать, пидоры!
И взмахнул своим чудесным посохом.
И получил по башке рукоятью меча. И повалился святой отец на каменный пол вниз мордой, и откатился посох в сторону, и выпала из набалдашника неведомая херовина, железная и довольно массивная. И поднял ее Мелвин, и увидел на боку херовины буквы и прочел:
— Сцорцхер. Скорцхер. Сцорчер. Хуйня какая-то.
— Может, скорчер? — предположил Робин.
— Может, и скорчер, — кивнул Мелвин. И добавил задумчиво: — Где-то я уже слышал это слово...
За дверью кто-то деликатно покашлял, затем источник кашля появился в дверном проеме, и стало видно, что это Реджи Хеллкэт.
— Осмелюсь доложить, данное слово многократно произносилось покойным узурпатором, когда он напивался, злился, буянил и ругался с невидимыми демонами, — сказал барон. — В основном примерно в таком контексте: "Не знаю, кто спиздил ваш ебаный скорчер, но наказывать весь род человеческий за это нельзя!" Как-то так.
— Ага, — сказал Мелвин. Немного помолчал и повторил: — Ага.
И перекосилось его лицо, и пнул он поверженного Бенедикта под ребра со всей силы.
— Так значит, сука, вся хуйня из-за тебя?! — злобно прошипел ярл. — Спиздил демонический артефакт, и теперь доволен? Да я тебя...
— Осмелюсь предложить вашему высочеству, пусть ведьма превратит его в лягушку, — предложил Реджи.
— Не ведьма, а невеста его высочества, — уточнила Бонни.
— Ну ни хуя себе! — изумился Реджи. — Ваше высочество, это правда?
— Хуявда! — рявкнул Мелвин. — Да, правда. Кто-нибудь, разбудите попа, я заебался ждать, пока он очнется!
— Позвольте мне, ваше высочество, — вызвался Реджи.
Примерился, отвел ногу назад, но в этот момент почтенный настоятель открыл глаза и промычал нечто нечленораздельное.
— Встать, — повелел Мелвин, и голос его был негромок, но страшен.
Бенедикт подчинился беспрекословно.
— Сейчас ты, мудень, выслушаешь мою исповедь, — Мелвин стал загибать пальцы, — затем исповедь моего брата, моей невесты, моего вернейшего вассала, — он ткнул пальцем в Реджи, — и отпустишь все грехи, какие будут перечислены. Немедленно отпустишь, без всяких епитимий. Понял?
— Это же пиздец моей душе, — вздохнул Бенедикт.
— Пиздец твоей душе настал давно, — строго сказал Мелвин. — Когда ты, пидарас, спиздил этот ебаный скорчер хуй знает у кого, вот тогда и настал пиздец твоей ебаной душе.
Из коридора донесся неясный шум, словно кто-то упал.
— Что там такое, кого черти несут? — возмутился Мелвин.
— Монашек какой-то, — отозвался из коридора кнехт-стражник. — Шел-шел, а потом вдруг наебнулся и забился в судорогах.
— Это Эрик Припадочный, — пояснил Бенедикт. — Падучей страдает, как святой Павел.
— Тебе, мудаку, слова не давали, — оборвал его Мелвин. — Готов слушать исповедь?
— Куда же я, блядь, денусь, — вздохнул Бенедикт.
— Тогда слушай, — сказал Мелвин.
— Может, не стоит так прилюдно? — перебил сюзерена барон Хеллкэт. — Исповедь — дело интимное...
— У меня нет тайн от верных вассалов, — заявил Мелвин. — И у вас от меня тоже нет тайн. Или я неправ?
— Прав, — печально вздохнул Реджи.
Мелвин каялся минут десять, затем выдохся.
— Ну, вообще, — сказала Бонни, когда он замолк. — Я-то про себя думала, что грешница невообразимая, а теперь...
— Ты еще меня не слушала, — подал голос Робин. — Я тут недавно человека случайно загрыз и сожрал...
Реджи истерически расхохотался.
— Не смешно, — сказал Робин. — Знаете, друзья, как страшно, когда просыпаешься, а вокруг мясо и кишки, а брюхо набито, как оперенный барабан. Жуть!
В коридоре снова послышались шаги, и в комнату влетела Изабелла Айронсайд, вся растрепанная и с разбитыми губами.
— Любимая! — закричал Робин.
И попытался сгрести Беллу в объятия, но получил девичьим кулачком в нос и отлетел в сторону, в то время как Белла бросилась к Мелвину.
— Милый! — воскликнула она и осела на пол, как бы лишившись чувств.
Мелвин легонько пнул ее по круглой заднице и сказал:
— Я не дракон. Дракон мой брат. Робин его зовут, вон он стоит. И нечего его бить, он на тебе жениться хочет.
Эти слова моментально привели Беллу в чувство. Она открыла глаза, вскочила и через секунду рыдала в объятиях Робина.
— Святой отец, давайте я пока исповедуюсь, чтобы времени зря не терять, — сказала Бонни. — Значит, так. Я убивала, крала, прелюбодействовала, лжесвидетельствовала...
— Есть ли хоть одна божья заповедь, которую ты не преступила, ведьма? — мрачно спросил Бенедикт.
— Козленка в молоке матери не варила, — ответила Бонни. — А остальные, вроде, все преступила. Значит так, по порядку. Убивала я следующих людей...
Исповедь ведьмы длилась минут пять и прекратилась, когда отец Бенедикт не выдержал ее словоизлияния и закричал:
— Да пропадите вы все пропадом, отпускаю вам все грехи разом, только отъебитесь от меня!
Братья Локлиры радостно зааплодировали, и Мелвин сказал:
— А теперь пойдемте бухать.
Они пировали весь вечер и всю ночь, и еще немного утром. Незадолго до рассвета случилось чудо — с неба опустилась неведомая летающая херня, всосала в свое чрево Эрика Припадочного и упиздюхала обратно на небо. Многие говорили, что эта херня была ненастоящая, а как бы морок, как в сказках про колдунью Моргану.
В это же самое время, но на тысячу лет позже и в другой вселенной, заседал комкон. Обсуждали вопрос, не стоит ли подправить орбиту какого-нибудь астероида, чтобы тот как бы случайно врезался в альтернативную средневековую Англию и ликвидировал позорище, развивающееся на глазах миллионов коммунаров и уже оказавшее заметное дурное влияние на моральный климат общечеловеческой коммуны. Предложение поставили на голосование и провалили незначительным большинством голосов. Один знаменитый историк сказал по этому поводу следующее:
— Астероид уронить никогда не поздно. А представится ли еще раз такая чудесная возможность изучить на практике раздвоение истории на альтернативные потоки... Да еще под воздействием точечного контакта с высокой культурой... Да еще с этой удивительной мотивационной телепатией... Да тут научного материала лет на сто хватит!
Припадочный Эрик, снова ставший Сашей Зуйковым, валялся на кровати и горько плакал. Во-первых, его обидело, что его выдернули со средневековой планеты как сопливого малька, он-то думал, что ловко всех обманул, от всех спрятался, а оказалось, он как Неуловимый Джо — не ловили только потому, что никому был не нужен. Обидно. А во-вторых, Галя Цзюн ему не дала. Только начал привыкать к припадкам, только начали развиваться вокруг интересные исторические события, и вот на тебе — прилетел флаер, погрузили, как барана, привезли обратно в интернат, пидарасы ебучие, чтобы их всех медведи ебали...
Галя Цзюн, проходившая мимо мальчиковой палаты, споткнулась, ухватилась руками за голову и всхлипнула. Опять прострелило виски неожиданной болью, хорошо, никто не увидел, а то опять потащили бы к врачу. С тех пор, как вернулся Сашка, то и дело такой прострел происходит. И не только у нее. Девчонки уже шепчутся, что на Сашку на той планете порчу навели. Жалко, парень-то хороший был, Галя бы ему дала, если бы от его дурного глаза голова не болела. Если бы, да кабы... Эх, нет в жизни справедливости...
В другой вселенной, отстоящей на тысячу лет в прошлое, над Англией поднимался рассвет. Это было не просто очередное восхождение Солнца над горизонтом, но рассвет новой эры. Но что за эра это была, и какими потрясениями ознаменовался ее приход — это уже совсем другая история.
КОНЕЦ
Спасибо Евгению Харитонову, а также reylby, strukturnyj_elf и Алисофилу c lib.ru за дельные комментарии по ходу написания.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
