Еще несколько дней Шурай не мог себя заставить подойти к клетке, наблюдая за пленником издалека. Однако, теперь не гордыню и презрение видел он в широко расправленных плечах отступника, а бессильную браваду обреченного, и жалость корежила сердце юного жреца. Наконец, немного успокоившись, Шурай вновь вошел на поляну, стараясь не встречаться взглядом с отступником, но избежать общения не получилось, так как раздалось приветствие пленника:

— Привет, брат.

— Я тебе не брат, — привычно ответил Лиан. Нет, сид мог бы просто проигнорировать реплику древнего, но столько неприкрытой радости звучало в его голое, что это было невозможно. — Чему ты так рад?

— Ты не представляешь, как я соскучился по голосам, по разговору, по музыке... Кстати, ты отвратительно играешь.

— Уж как могу, — незлобно, но обиженно огрызнулся парень, полагая, что музыка у него совсем не плохая. Но тот, словно не замечая мрачного бурчания своего охранника, продолжил:

— Со мной ведь было запрещено разговаривать! Как будто я что-то отвратительное!

— А ты как думал! Ты убил свою Рощу! — вскричал Шурай, в ужасе глядя на преступившего Заветы и не понимающего своей вины.

— Она этого хотела! — заорал в ответ взбешенный пленник, буквально кидаясь на прутья.

— Как можно хотеть Смерти? Как?!

— А ты спроси свою Белую, — неожиданно спокойно ответил отступник, закрывая глаза и замолкая, оставив удивленного жреца в полном недоумении.

Сейчас,

Кэсс

— Еще несколько дней я думал, вновь и вновь вспоминая слова отступника, и наконец, через две недели молчания, я обратился к Роще.

Кэсс наблюдал за рассказчиком, который, прикрыв глаза и облокотившись на ствол, медленно рассказывал свою историю, доверяя тайны именно ему — существу, полностью противоположному сиду. Тому, кто, наверное, сможет его понять. И Кэсс старался. Вообще-то, это было необыкновенно странно для лича — пытаться понять кого-то, пытаться принять что-то чужое, но после встречи с Кантаре многие принципы Кэссера были благополучно забыты, зато появилось невероятное множество других.

Когда же он узнал об избранности своего друга Темным, многое встало на свои места, а теперь еще он не хуже сида, помешанного на судьбе, понимал, что ему никуда не деться от барда, сковавшего лича путами дружбы и долга. А Шурай, подкинув в огонь пару сухих веток, чтобы не погас маленький огонек, продолжил свой рассказ:

— Я выдержал только два дня. А затем обратился к Роще. И я услышал.

Он снова замолчал, не в силах дальше говорить, и, обхватив руками плечи, сгорбился, а в глазах его появилась тень страха. Сколько бы ни прошло лет, случившееся в тот день, все еще было свежо, как открытая рана. Кэсс понимал сида — его тайна тоже не зажила и продолжала кровоточить...

— Да, я услышал. Услышал, как она кричала. От боли, что разрывала Ее на части. Боли от невозможности умереть, невозможности возродиться... Я в ужасе отпрянул и побежал прочь от сердца, подгоняемый полубезумным смехом отступника.

Две недели я не мог говорить — я бездумно лежал на земле, чувствуя, как она под спиной медленно поднимается в такт бьющемуся сердцу Рощи. Небо светлело и темнело, сменялись дни и ночи. Иногда подходила Эсси, пыталась со мной поговорить, но я не мог произнести ни слова, только смотрел в небо, пытаясь забыть мольбу Рощи. Дева Ручья беззвучно плакала, роняя на мое лицо ледяные капли. А потом я изменился.

— Изменился? Стал отступником?

— Нет, это случилось намного позднее... Тогда я просто начал с ним разговаривать.

Тогда,

Шурай

— Почему ты не рассказал Совету?

Шурай сидел на земле, облокотившись на клетку Хидоми. Они уже давно были на "ты" и уже давно привыкли разговаривать по вечерам, когда Эсси засыпала на дне ручья, и не могла узнать об этих встречах. Нет, Лиан верил подруге, но сейчас он предавал все то, что им вбивали в голову с детства, и верность народу могла перевесить верность другу...

А еще он боялся, что и она может попасть под горячую руку Совета, когда о его разговорах узнают древние. Что узнают — не подлежало сомнению, но он не собирался отказывать себе в правде. Сейчас, зная желание леса, он не мог игнорировать крики, что непрерывным звоном звучали в голове. И он стремился узнать как можно больше до того, как придется сделать выбор. Пускай Шурай уже знал, чем закончится это знакомство, он стремился сделать жизнь своей подруги хоть немного легче...

— О чем?

— О Желании Лесов.

— И они бы послушали? — скептически скривился Хидоми, садясь в клетке. — Я уверен, что они все это давным-давно знают, просто их сила в древности их Рощ, так стали бы они рассказывать, что мучают леса? Хотя, возможно, или даже, скорее всего, они не думают ни о силе, ни о власти. Они искренне полагают, что делают добро, что они помогают лесу, считая смерть чем-то страшным, болезненным, вредным, тогда как по правде... Шу, ты знаешь, какие прекрасные леса вырастают на пожарище? Сейчас на месте моей Рощи из пепла, удобрившего землю, вырастают новые ростки, стремящиеся к небу и солнцу, радуясь жизни, а не тяготясь ею. Понимаешь?

Лиан кивнул, не говоря ни слова отступнику.

Через два месяца он сжег свою Рощу, и скрылся с отступником из Леса, назвав Хидоми своим отцом.

Кантаре,

На краю поляны

— Мы долго странствовали по землям людей прежде, чем остановились в ханстве, принеся присягу хани Джайрин, — голос обычно молчаливого сида был глухим и неживым. Глядя на друга, я думал, что впервые вижу не маску, что въелась в его кожу, а настоящего, живого, чувствующего. И мне это нравится.

Оставаться дальше в тени и подслушивать казалось неправильным, потому я вышел к огню и спросил:

— А что дальше?

Маги вздрогнули от неожиданности. Хи-хи! Класс! Прямо настроение улучшилось после разговора с этими Герцогами. Некромант еле слышно выругался и, бросив на меня злобный взгляд, прошипел:

— Подслушивать нехорошо, Ваше Темное Жречество! Плохо вас там, на небесах, учат!— выплюнул онЈ сморщившись.

А на лице сида вновь появилась его обычная улыбка, впрочем, мне показалось, что в ней стало немного больше теплоты. Затем он проговорил, пристально глядя в мои золотые глаза:

— Уже поздно, — потом, взглянув на небо, уточнил. — То есть, рано. Как-нибудь потом расскажу...

— Хорошо, я запомню-запомню! А что это вы увязли в раздумьях?

— Увязают в болоте! — заявил лич, видимо, все еще злой на меня, подбрасывая последние веточки в огонь.

— Ну, а я как сказал?!

Тот только сплюнул.

А на востоке действительно уже розовел диск солнца, играя лучами на сонных лицах моих спутников. Глядя на них, я понял, что мне совершенно не хочется снова подвергать их опасности. И вновь из-за того, что мной заинтересовалась такая сомнительная личность, как Темный. Однако, что-то мне подсказывало, что так просто от них не избавиться, даже если придется переться в самое пекло. Недовольно хмурясь, команда просыпалась от тысяч солнечных зайчиков, что стремились проникнуть под веки, щекоча своими мягкими лапками...

— Хей!!! Подъем!!!

Мой ор их моментально разбудил. Вот это да! Нет, таких прыжков с места, с параллельным вытаскиванием ножей, я еще не видел!

— Браво, Неки! Эй-эй, не надо меня убивать! Я хороший!

Недовольные крайне "приятным" пробуждением ребята, вскоре начали улыбаться, наблюдая за гоняющим меня по поляне человеком, постепенно забывая какую гадость я им сделал с утра пораньше. Неки тоже, все сильнее увлекаясь, превращал убиение меня любимого в забавное зрелище. И даже весело смеялся, крича из-под дерева, на которое я забрался, понимая, что выиграть у Неки не представляется возможным, что отныне займется моими тренировками. И непонятно шутит он или нет...

— Кантаре, а что это у тебя такой помятый и несвежий вид? Всю ночь не спал, да? Даже в этой глуши нашел себе девушку, ага? Ну, ты и кобель, — язва в Фури только подросла с нашей последней встречи. Видимо и ее здорово достала стерва в хани Джайрин. А это означает, что нам тоже перепадет.

— Хоть я и не сомневаюсь в талантах нашего общего друга Кантаре, вряд ли эта ночь была повящена искусству любви, не так ли, брат Жрец?— тихий и спокойный голос сида моментально привлек к себе внимание.— Скорее уж, у нас новые проблемы.

Все замерли, недоверчиво взглянув на смутившегося меня, понимая, что Шурай как всегда, попал в точку.

— И что нас ждет в этот раз? — устало пробормотал Рене. — Нашествие Духов Стихий? Будем потрошить сокровищницу Богов?

Я молча ткнул пальцем в мрачную громаду города. Все тяжело вздохнули.

— А я, почему-то, и не сомневался! — радостно заявил Кэсс, доставая из мешка кусок оленя, спрятанного вчера вечером, видимо, что бы я до него не добрался. А я уже не обижаюсь! Ну совсем не обижаюсь...

Пока Неки разогревал тушку, подвесив ее на шампуре, я вкратце рассказал о ночных гостях, истории Аль'А'Зира и темной короне немертвого Императора. Все жизнерадостно чавкали, не особо слушая мой рассказ.

— Эй, ребята, вы меня что, совсем не слушаете?!

— А зачем? — удивилась Джайрин. — С тобой все равно ничего не может идти по плану! Так зачем знать подробности? Я уже уяснила, что переться придется через этот проклятый город — этого хватит...

— Вы такие скучные!

Через пару часов, нагрузившись вещами и продуктами, мы стояли перед воротами города. Каменные львы, высеченные в поддерживающих округлый купол надвратной башни колоннах, смотрели на нас, оскалив свои огромные пасти в подобии чудовищных улыбок, а пустые глазницы, из которых когда-то давно выковыряли заменяющие зрачки камни, смотрели пристально и подозрительно. По позвоночнику пробежала холодная волна...

— Мне одному не по себе?

Мой вопрос остался без ответа.

— Знаете, — начал Неки, задумчиво разглядывая запертые двери. — Меня больше волнует, как мы проникнем внутрь? Кэсс, Шу, есть идеи у наших штатных магов?

— Шурай, пожалуйста!

— Хорошо, Шурай! Идеи-то есть?

— Эй, повар, а меня чего не спрашиваешь? — сварливо спросила Джайрин, многозначительно покачивая своим двуручником. На что Неки, ухмыльнувшись, изысканно поклонился и предложил:

— Прошу, прекраснейшая, можете попробовать разрубить эту махину своим мечом.

Джайрин скривилась, оглядела дверь и сникла.

— Я ничего не могу, — пожал плечами некромант. — Кроме того, что поблизости ни одного трупа, так еще и вряд ли мои зомби хоть что-то смогут сделать.

Шурай же, по-моему, все еще не в настроении, просто поднял руки вверх и еле слышно пропел короткую фразу. Послушные воле жреца Жизни, из земли поднялись несколько десятков толстых корней и, проникнув в небольшие щели между створками, начали их раздвигать. Те поддавались со скрипом, открывая залитые солнечным светом улицы древнего города.

— Вперед? — предложил сид, и мы двинулись. Как странно увидеть солнечный свет на стенах домов города с такой ужасной репутацией. Но он сиял, словно не зная о том, что ему просто надлежит быть темным и мрачным.

Стены, залитые светом, были голыми и пустым — видимо какими бы страшными не были истории, рассказывающие о городе, жажда наживы все-таки перевешивала, и сотни искателей сокровищ рыскали по городу, собирая древние артефакты. Потому сейчас здесь было мало интересного — только чистые полуразрушенные здания. Вынужден признать, меня это разочаровало.

Мы шли, мрачно отшучиваясь и закусывая кусками ароматного мяса вино, что достал из запасов Неки. Все это походило на обычную прогулку, и это настораживало. Ну, не может что-нибудь навязанное Темным и его Герцогами быть спокойным и легким... Я вновь почувствовал холодок.

День закончился быстро — мы только-только зашли во второй круг, а длинные темно-синие тени уже полностью покрыли узкие улочки. Город состоял из девяти кругов, каждый из которых был окружен стеной и украшенными диковинными зверями воротами. Второй круг был куда более интересным — сюда мало кто добирался, а кто все-таки доходил, в большинстве случаев, здесь и оставались — за воротами было немало истлевших скелетов в старых доспехах или обрывках одежды. В сгущающихся сумерках это было не менее зловеще, чем тускло поблескивающие стеклянные глаза чудовищ, высеченных на рельефах. Казалось, они двигаются, следя за фигурами моих спутников. Я, передернув плечами, спросил;

— Ребята, а может заныкаемся в каком-нибудь домике? Мне не очень хочется идти по этому месту ночью...

— Нет, Кантаре, — произнес Неки, не отрывая взгляда от теней в конце улицы. — Это нас не спасет. Уж лучше постараться пройти это место поскорее...

Вдали раздался душераздирающий вой, и в зеленоватом свете огней Кэсса я ясно увидел, как побледнели лица моих спутников, явно вспоминающих недавнюю встречу со Стражами.

— А ведь это только Второй круг! — простонал Пати, прижимаясь ко мне. Я кивнул и пробормотал что-то ободряющее — все, что мог сделать.

На Аль'А'Зир опускалась ночь.

Глава 13

Кантаре молится: Господи внемли, первый раз ведь прошу, о чем прошу, о смерти прошу... внемли... Ведь не для себя же прошу-то...

Кантаре,

Странствующий бард

"Ночь в проклятом городе — гиблое дело" — так скажет любой разумный в Соррене, за исключением тех безумцев, что вечно ищут приключений на свою пятую точку. Вот их ряды мы и пополняли, следуя мрачными улочками Аль'А'Зира при тусклом свете луны.

Высокие каменные стены домов выстраивались по бокам, смыкаясь в вышине бесчисленным количеством мостиков и переходов. Тысячи барельефов, покрывающих потрескавшиеся камни, мрачно поблескивали практически не поблекнувшей эмалью. Разбитые стекла, витражи, зеркала — все это мерцало, а под ногами скрипели упавшие на мощеную мостовую осколки. Ах да, и еще где-то вдали раздавался все тот же леденящий душу вой. Красота, правда?

В общем, мы все были на взводе, когда подошли к площади, в центре которой стояло сооружение, напоминающее древний храм. Подобные руины часто встречались на обочинах дорог, по которым мы следовали, убегая от графа. Вот только они не были такими... нетленными. Храм на этой многогранной площади, похоже, практически не изменился за прошедшее время — высокие каменные стены, десятки причудливых тонких башен и огромный, блестящий золотом купол. Мы застыли в восхищении, не в силах оторвать взгляд от огромных витражей, от мраморной лестницы, украшенной шестью белоснежными статуями. И только Кэсс оставался таким же спокойным как всегда:

— И чего мы встали? Нам, кажется надо пройти еще семь кругов, если вы не забыли. Если будем, как идиоты, пялиться на каждую достопримечательность, вряд ли закончим и через десяток лет!

— Ты такой скучный, Кэсс! — заявила Джайрин, нехотя отворачиваясь от храма. — Ты подумай — это место, возможно, никто не видел со времен разрушения города!

— Видел, — уверенно заявил Кэсс, пиная окованным носом сапога чьи-то кости. — Однако, это оказалось для них последним.