Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— То дело прошлое, ныне свеи опричь данов стоят, самостийно. Рода он старинного, иначе не кликнули бо его в короли, да и надобен нам союз со свейским монархом.
— А чего за дадим за царевной? Землицы у нас лишней нету.
— Думал уже. Деньгой дадим тысяч двести-триста рублей.
— Энто по тридцать три новых копейки за риксдаллер от шестисот до девятисот тысяч станется? За таковым приданным свистни, очередь из прынцев устроится! — Одобрил идею Годунов.
— Азм вот чего думаю. Купцы сказывают Карле не любы поборы с его торговых судов в Датских проливах. Желает он у короля Кристьяна отнять свои старые земли. Коли союз ему предложим супротив Дании, мыслю, швед ухватится обеими руками. — Внес свое предложение Василий Яковлевич.
— А нам к чему туды лезть? — Воспротивился Годунов.
— Мы ему взамен Ругодивской его же земельку возвернем взятую от датчан. А еще нам такоже надобен беспошлинный проход нашего флота сквозь Датские проливы.
— Какого флота? — Не понял Борис Федорович.
— Коль у нас теперь есть порты в Котлин озере и Варяжском море, то и флот нужон. — Поддержал я идею Щелкалова.
— Эвона, — протянул царев тесть, — тута ты государь хватил. А ну коли король свейский нашу царевну не пожелает в невестки? Коль тщиться станет возвернуть Ругодивскую землю?
— Нет. — Возразил я. — Дураки в короли сами не выходят. Его сила была в море. В снабжении скором крепостей, людьми, брашном, воинскими припасами. Евоные купцы по нашим землям вольно ходят, оне верно уж видали, аль слыхали, как наше войско в десять тысяч стрельцов в три дня из Москвы к городу Царицыну по дороге железной перевезли. Он волен рожи корчить, ногами топать, або возвернуть себе Ругодив не способен. Паки у него ныне на войско денег нету, и коли соберет в ближние года то и ладно, або мы за год-два дорогу проложим до Ревеля и Пернова. Како корни пустим в сию землю. Он про то ведает и мыслю, понимает, або мы тако крепости усилим безмерно, како Азов на Сурожском море. Бастионами каменными обложим, воинскими людьми населим, пушками во множестве. Нет, Карл ратиться напоказ, дабы людишек своих уверить, мол, не смирился и коли покажем ему выход почетный, склонится к миру он. Но войско давать думаю не след. Денег пожалуем на датские земли, пущай из приданного воюет, людишек его воинских из полона в честь свадьбы отпустим, через год-два. Так-то лепо выйдет?
В Стекольну, столицу Свейского королевства, был направлен легкий посол, думный дьяк Власьев Афанасий сын Иванов, ученик Щелкалова Василия Яковлевича, с предварительными условиями мира. Им от имени государя было заключено временное перемирие. После принципиального согласия на брак шведского короля, за море было отправлено большое посольство во главе с боярином главой Панского приказа Салтыковым Михаилом Глебовичем по прозванию Кривой. Панский приказ ведал иностранцами, поступившими на службу русскому царю, преимущественно литовцами, попавшими в плен в Ливонскую войну. С собою посол имел, кроме многочисленных даров, бронзовую доску, на которой придворным ювелиром Яковом Ганом очень искусно было выгравировано изображение молодой царевны Феодосии.
Через несколько месяцев в мае семь тысяч сто семнадцатого года состоялся ответный визит шведов, с официальным сватовством русской принцессы. К Ругодиву из-за моря прибыло посольство на восьми кораблях. Во главе стоял сын бывшего наместника Ревеля, Аксель Оксеншерна. Интересы наследника шведского престола представлял Иоганн Шютте, учитель Густава-Адольфа. В делегации состояло свыше четырехсот человек, среди них множество дворян. К кораблям были посланы позолоченные лодки. Большого посла Оксеншерну на берегу встречали боярин Салтыков Михаил Глебович и думный дьяк Власьев Афанасий. По обычаю, высокому гостю были подарены восемь десятков соболей. Затем посол и лучшие люди были посажены в раззолоченные, специально присланные из Москвы кареты и провезены через Ругодив и Ивангород к железнодорожному вокзалу. Посадских людей в новом городе Московского царства пока было мало, и для приветствия были выстроены многочисленные служилые дворяне и стрельцы. Процессию сопровождал рейтарский полк.
Железной дорогой посольство было перевезено в столицу. Приставы, встретили иностранцев, и провезли по заполненным народом улицам до посольских дворов.
Не смотря на далеко зашедшее сватовство и согласие на брак обеих сторон, существовало препятствие, которое могло все разрушить. Вопрос веры. По нашей с Борисом Федоровичем задумке должно было быть два венчания, по православному и протестантскому обряду. По договоренности с королем Карлом Феодосия оставалась в православной вере, но патриарху Гермогену, избранному в прошлом году, этого было мало. Иерарх отказывался венчать православную с иноверцем. Неуступчивость старика подкреплялась старой обидой: у церкви в голодные годы были конфискованы огромные запасы зерна. Для разрешения конфликта высший церковник был приглашен на разговор к царю. Кроме меня на переговорах присутствовал Годунов.
В личные покои царя патриарх вошел твердой поступью. Не смотря на свои семьдесят восемь лет, старик спину держал прямо, являя гордость сана и неуступчивость в предстоящем споре.
— Благослови Господь! — Провозгласил он и встал у входа.
— Благослови владыко, — подошел я под благословение, за мной преклонил колена и Годунов.
— Пройди, святейший владыко, присядь. — Гермоген прошел по кабинету, сел на предложенное место у окна. Его свита не поместилась бы в небольшой палате и у входа остались стоять несколько церковников.
— Ведаю азм почто призвал к себе, токмо прежде реку тебе правду в очи твои. Знамо тебе або азм пред тем како клобук надеть кольчугу скинул. Внемли словам моим: ни бояре старые ни церковные старосты тебя не жалуют. Об вере ты не томишься, древние роды боярские не привечашь. Обманул ты православных старцев и людей от велицых до чорных. В обличье агнца предстал пред народом нашим, но козлищем страшным явил себя на троне честном. Благоверный брат твой был истинным монархом, або ты есть еретик, паки приманил в райские кущи наши, негодных папистов и лютеран и населил их промеж православных христиан. Третий Рим желал сокрушить и в казну честных старцев и монасей руци свои запустил. Большие люди рекут хотенья имаешь земли церковные в казну поять, за то ныне жизнею своею неправедной отплатишь. Азм бы тебя в чернецы постриг, да бояре живота твово алчют.
Годунов сидел как громом пораженный, я перевел взгляд на свиту старика. За дверьми слышалась борьба, в кабинете стояли несколько одетых в рясы крепких монахов.
— Ты чего творишь старик? Ума лишился? На государя умышляешь?
— Тебе тож не жить боярин, ибо ты привел на трон сего неверного царя. Азм на престол усажу сына царева, какой в вере крепче покажется, бо покуда малец в полные лета не войдет, князь Шуйский станет править. А немцев всих из пределов наших изгоним и мож Ругодив взад вернем свеям, ибо через сей городок множество людишек неверных проникают в царство наше святое и школу твою безбожную спалим.
Чего там еще вещал, впавший в раж старец, мне уже было не интересно. Общую канву я уловил. Монахи стояли у дверей, очевидно ожидая команды от патриарха. Вторую дверь они не блокировали, зная, что дальше крестовая, спальные покои и другого выхода там нет. Я вскочил, отбросив стул в монахов, прокричал:
— Борис Федорович за мной беги! — и бросился во внутренние покои. Годунов ошалело помотал головой, тяжело поднялся и пошел на чернецов с посохом и кинжалом.
Пробежав крестовую, бросился к оружейному шкафу. В соседней комнате слышались звуки борьбы и довольные возгласы монахов. Шкаф был заперт на ключ, и открывать его времени не было. Ударом ноги я сломал ажурную дверь и подхватив украшенный алмазами меч выломал им потайной ящик. Там завернутые в замшу лежали мои револьверы и патроны. Подхватив оба ствола, и один засунув за пояс, с другим в руке выбежал в кабинет. Четверо монахов увлеченно добивали Годунова. Гермоген спокойно на это смотрел. Наведя ствол на спину ближнего монаха выстрелил и проворачивая левой рукой барабан расстрелял остальных церковников. За дверью послышался топот, и мне пришлось достать второй пистолет. Вбежали еще три монаха, которым хватило четырех пуль. На звуки выстрелов начал собираться народ. В их числе стрельцы, рынды, дворяне, прислуга.
— Государь, государь? — в палату вломились рынды с саблями наголо. Я смотрел на них с опаской, не зная кому верить.
Расталкивая всех, в зал вбежал Илларион, вооруженный одним ножом. Обойдя груду тел на полу, он подошел ко мне. 'Ну, уж ежели такой верный человек предал, то будь что будет' — подумал я. Мужик осмотрел меня ищя раны и, встав чтобы видеть всех, кивнул, мол, что случилось?
— Сей старик — указал я на безмолвствующего патриарха — желал лишить меня жизни. Его люди убили боярина Годунова. Велю взять его в железа, закрыть кремлевские ворота, выставить усиленный караул, бросить в поруб князя Шуйского, он с ним заодно. Только не убейте, ему еще на дыбу лезть. Рынды, семью мою проверить быстро! — Часть дворян рванула в стороны, спеша выполнить приказы. На ковре, заваленное трупами чернецов, остывало залитое кровью тело Бориса Федоровича Годунова.
Через два дня состоялись похороны бывшего шурина царя, затем тестя царя, и фактически соправителя Московского царства. Годунову была оказана исключительная честь, он был захоронен рядом с великими князьями и царями в Архангельском соборе. В этот же день были похоронены убитые монахами рынды, а также мой друг и наперстный слуга Афанасий Петрович Бакшеев.
Расследование было доверено человеку со стороны, тому, кто физически не мог участвовать в заговоре. Это был герой ревельского взятия, окольничий князь Василий Иванович Туренин. Полученные за два года тайной жизни навыки, и матерые специалисты заплечных дел Разбойного приказа по свежим следам позволили вызнать, что за патриархом стояли Шуйские, вернувшиеся несколько лет назад из ссылки Романовы-Юрьевы, и ряд других старых родов. Среди церковников, как показало следствие, заговор распространен не был и в облачении монахов на убийство шли верные боярам дворяне и боярские дети. Прикрытие в виде рясы было вызвано неспособностью бояр-заговорщиков провести в кремль большое количество вооруженной свиты без подозрения царской охраны. Шуйский на месте регента, сулил церкви множество привилегий, земель и власти. Доложив добытые сведения, Туренин высказал подозрение, не относящееся к делу:
— Государь, верные люди, что следят и охраняют посольство, доносят, абы промеж свейских дворян может статься, негласно присутствует сам сын короля Густав-Адольф. Будто он под именем Нильса Эрикссона служит пажом при Оксеншерне. Чего прикажешь?
— Ничего не делай, усилить охрану посольства. Передай Щелкалову, пусть пригласит на приватную беседу посла, и намекнет, дабы тот пажа с собою взял. Желаю взглянуть на будущего короля свеев.
Чистка, которая шла среди бояр и дворян по результатам расследования, охватила клан Шуйских, Романовых-Юьевых, Голицыных, в изменниках оказался сын любимца царя Ивана Грозного Басманов Петр Федорович, также в застенках по подозрению томилось ещё несколько видных дворян. По факту содействия заговору с целью убийства государя, самого патриарха, тот был отстранен от служб и заперт в келье московского Свято-Данилова монастыря под ответственность нескольких высших церковных иерархов.
Повод закрутить гайки был слишком велик. На осень был запланирован Земский собор с целью секуляризации излишних монастырских земель и установления контроля над расходованием доходов православной церкви.
Встреча с большим послом Акселем Оксеншерной и его пажом состоялась в кабинете деревянного терема, подаренного мне ещё братом Фёдором. Терем стоял на склоне Боровицкого холма и из застекленного большими стеклами кабинета, стены которого были обиты позолоченной тонкой кожей, открывался вид на краснокирпичную крепостную стену, Москву-реку, и Государев сад на правом её берегу, разбитый еще при Иване Великом. На переговорах присутствовал глава Посольского приказа, и толмач.
Пройдя сквозь караул из шести рынд, облаченных в доспех, иностранные гости попали в кабинет. После низких поклонов царю и взаимных приветствий все расселись у большого окна. Паж собирался остаться стоять у входа, но я настоял, чтобы он сел рядом с послом. Подросток имел русые волосы, овальное лицо, светло-голубые глаза, росту был выше среднего, руки крепкие с мозолями, одет в одежды с преобладанием красного цвета. Василий Яковлевич Щелкалов, который сидел рядом со мной, рассказывал прежде, что хотя для молодого принца родной язык немецкий, он знает такоже несколько иноземных, понимает и русскую речь, с мечём зело ловок, и с детских лет с отцом участвует в государевых делах.
— Василий Яковлевич. — Обратился я к думному дьяку.
— Сия беседа идет не гласно. Ни государя, ни принца Густава-Адольфа здесь ныне нету. — Толмач споро перевел слова русского дипломата.
— Понятно. Разумеется. Однако позвольте мне выразить свою скорбь в связи с гибелью великого боярина и вашего родича Бориса Федоровича Годунова. — Ответил посол.
— Я благодарю посла славной свейской державы за сочувствие. Чего желает король и принц Свейского королевства в приданое за московской царевной?
— Король желает вернуть Ревель. — Осторожно произнес посол.
— Увы, Ревель, рекомый отныне Колывань, суть земля Московского царства, и сие не изменится до скончания веков. — Ответил за меня Щелкалов. — Мой государь предлагает мир на вечные времена, брачный и военный союз и миллион риксдаллеров.
— Миллион и никаких владений? — Поинтересовался Оксеншерна.
— Ходят слухи, або король Карл желает возвернуть себе земли, что ныне под рукой датского короля Кристиана обретаются? На миллион риксдаллеров, он волен нанять вельми большое войско и забрать себе столько земель сколь пожелает.
— Мы способны их забрать и без московских денег. — Гордо ответил посол.
— Оно конечно, токмо с преизлишней казной воевать способней. Не нать крестьян обирать в королевстве, не нать дворян и посадские цеха мучить. Дружба с русским монархом принесет множество выгод свейскому королю, вражда — одни убытки. Свейские и галанские купцы ранее брали в наших землях хлеб по пять, бо торговали его в Антверпене по пятьдесят пять риксдаллеров за ласт. Государь может позволить на время воинских дел торговать свейским купцам по старым ценам беспошлинно. Это даст королевству ещё тысяч сто-сто пятьдесят в год.
Тут слово взял я:
— Наши два царства, два семейства стоят на распутье у Вещего камня. От него две дороги стелятся. Мочно нам пойти кривою тропою и станем дале ратиться, умаляя силы свои и споря попусту, на радость врагам, ан есть и другой путь: породнить два наших дома, тем усилить обе державы, купно ко взаимному согласию решая дела. Нашему государству надобен был порт на Варяжском море и вольное плавание торговое, от того мы забрали город Колывань у свейского короля. Нет в том бесчестья, паки мы сильнее. Ноне азм сулю путь, коий подарит нашим престолам земли, достаток и честь. Нам обоим враг Речь Посполитая, населенная нечистыми папистами. Сам Господь указует наказать сих людишек, кои рекут себя христианами облыжно! Мое приданное за племянницей польские владения в Ливонии и Литве. — У пажа при этих словах заблестели глаза. — Мне в Ливонии надобны город Кесь, по-немецки рекомый Венден, город Олыста али Мариенбург и все земли на полуночь до Ругодивской земли, такоже все русские города и земли во владениях польского короля: Полоцк, Менск, Туров, Львов, Пинск, Каменец, Киев, Черкассы и прочие. Земли, где живут природные русские люди. Негодные польские людишки, униаты и католики нам не надобны. Земли ляшские, коли восхочет свейский монарх, пущай забирает себе. Мы поддержим союзника в лице свейского короля во взятии под его руку городов Риги, Либавы, Курляндского герцогства, Латгалии, Земгалии, других земель Литовского княжества и польских городов, кои пожелают себе свеи. Окромя того у Московского царства с турским султаном союз и при случае мы втроем сможем в одно время воевать Речь Посполитую. Дабы не было сомнений и иных толкований, мочно нам утвердить докончание о разделе земель меж нашими державами. Чего ответит посол?
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |