— Это потому, что ты мальчик, — тут же заявляет Луна. — С женскими деревьями умеют говорить только девочки! Но, думаю, я возьму рябину, она лучше защитит.
— Хорошо, — кивает Хагрид, — режь, Гермиона, мне прямо не терпится посмотреть еще раз.
Пожимаю плечами, и отрезной диск срезает ветку — достаточного размера, чтобы обеспечить всех "Ежиков" диадемами, амулетами и прочими деревянными игрушками. Луна опять хлопает в ладоши и уверенно кастует Левиосу, притягивая ветку к себе. Хагрид тоже очень доволен, а вот Гарри чешет в затылке.
— Это продвинутая Трансфигурация, да?
— Скорее упрощенная, — улыбаюсь в ответ. — Представляешь себе предмет и как будто лепишь его своей волей.
— Звучит сложно.
— Я тоже хочу такому научиться! — заявляет Луна.
Договариваемся на завтра, все равно, как обычно, будет сбор "Ежиков". Может, и близнецы что-то покажут, в конце концов, пятый курс, не хухры-мухры, да и разработка собственных трансфигурирующих сладостей. Подозреваю, что они туда еще и зелья подмешивают. В общем, Фреду и Джорджу есть что рассказать и показать, если вдруг они вздумают давать уроки.
Возвращаемся в хижину Хагрида, пьем чай и раскланиваемся с весьма довольным егерем.
После обеда занятия с Ремусом, и работать над диадемой придется завтра. В принципе, под это дело можно и Луне, и Гарри показать пару приемов, хотя там вся соль во впечатывании сердцевины в дерево, а само дерево обточить в требуемую форму несложно. Во всяком случае, теперь, когда я догадался таскать с собой запас металла, придавая ему ту или иную форму по мере необходимости. С абразивом тоже особых проблем нет, а если сильно приспичит, всегда можно часть стекла перевести в исходную форму песка.
В общем, завтра, как говорил мой друг, страстный поклонник игры "Герои Меча и Магии 3".
В кабинете преподавателя ЗОТИ обнаруживается не только Люпин, но и наша ненаглядная розовая Чебурашка. Долорес, которой выделили кабинет и спальню на третьем этаже — да-да, там, где некогда пускал слюни Пушок, — всю неделю окучивала Гриффиндор и Гарри Поттера, но добилась не слишком многого. Фан-клуб Поттера так вообще ей все уши прожужжал о том, какой Гарри молодец, всех нас спас и вообще, и Долорес, которой, по слухам, пришлось выслушать двадцать версий спасения Хогвартса, к концу рассказов была готова то ли хлопнуться в обморок, то ли разорвать там всех на клочки. Вообще, подозреваю, за эту неделю ей столько сплетен и слухов вдули в уши, что Чебурашка пожалела о том, что эти самые уши так широко растопырены.
— Добрый день, профессор Люпин. Добрый день, инспектор Амбридж.
— Извините, инспектор, у меня занятия, — разводит руками Ремус.
— Последний вопрос, — улыбается Долорес. — Вас пригласил на эту должность лично директор Дамблдор?
— Он прислал письмо, — спокойно отвечает преподаватель ЗОТИ. — Я подумал и согласился.
— Несмотря на то, что над должностью висит проклятие, которое директор Дамблдор не в силах нейтрализовать уже которое десятилетие? — Амбридж спрашивает и пишет.
— Нет здесь никакого проклятия, а если бы и было, то я бы его снял.
— Вы довольно уверены в своих силах.
— Именно так, инспектор, иначе не взялся бы за эту работу. Прошу извинить, у меня урок.
— Нет-нет, погодите, еще вопросик! — настаивает Амбридж. — Дело принципиальное, ведь если проклятие было, а теперь нет, значит, его кто-то снял?
— Почему вы думаете, что директор Хогвартса не мог этого сделать?
— Потому что если мог бы, то должен был снять его намного раньше! — победно заявляет Чебурашка.
Но Люпин лишь скептически пожимает плечами. Мол, не все сразу получается и удается, даже у Дамблдора. Но вслух он произносит совершенно иное:
— Извини, Гермиона, как видишь, не получится занятий.
Амбридж по-прежнему улыбается, и остается только посочувствовать оборотню.
— Да, профессор.
— Но я подготовил конспект, который вам предстоит изучить, обдумать и пересказать мне на следующем занятии, которое, надеюсь, все-таки состоится, — голос Люпина наполняется холодом, — на следующей неделе и вовремя. Вон та тетрадь на столе, Гермиона, возьми ее и начинай учить.
— Да, профессор. До свидания, профессор, инспектор.
Покидая кабинет, слышу следующий "последний" вопрос Амбридж:
— Чему вы учите мисс Грейнджер отдельно от остальных учеников, уважаемый Ремус?
Кхех, расскажи он правду, думаю, Долорес прямо там бы удар хватил. Но Люпин не расскажет, будет бесстрастно твердить о дополнительных занятиях, кивать на прошлые года, когда возникали пробелы в образовании, в общем, останется спокоен, невозмутим и непоколебим. Как показывает практика, очень действенная тактика против тех, кто вынужден вплетать эмоции в неприятную работу, как Амбридж. Соответственно, она начнет злиться, выходить из себя, и так далее. В таком состоянии компромат не копают, ибо получается, как правило, ерунда, окрашенная в личностные эмоции.
С другой стороны, если высасывать компромат из пальца, то и так сойдет.
Остается только пожелать Ремусу Люпину не схватить передоз розового, так сказать.
Вначале собираюсь пойти в библиотеку, но потом вспоминаю, что сегодня суббота. Много народу, и, сколько ни бурчит полусонная мадам Пинс, истинной тишины там на выходных не бывает. Это все из-за начала семестра. Злые и похмельные после каникул преподаватели вечно задают "на дом" больше нормы, и ученики старательно пыхтят в библиотеке, пытаясь родить эти несчастные свитки сочинений и прочую лабуду, которая в жизни не потребуется.
Пойду лучше в Дуэльный Клуб. Все равно там тихо и спокойно, ведь после ликвидации василиска все новоиспеченные ученики разбежались. Ладно, может, после той пары занятий хоть палочки лучше держать стали? Не интересовался, честно говоря, не хотят заниматься, да и гхыр с ними. Как снова припечет, опять прибегут. Хотя в команду "Ежиков" им точно не войти, типаж не тот.
Да и ладно, пока заниматься не мешают, меня все устраивает.
Придвинуть стол, раскрыть тетрадь, убедиться, что она написана от руки, тяжело вздохнуть и начать разбирать чернильные каракули. Подозреваю, что автор просто диктовал, а зачарованное перо строчило только в путь, неразборчиво и невнятно. Но зато прямая речь сохранена, о да, слава зачарованным перьям.
Глава 9
Причины, вызвавшие первую магическую войну
Первая магическая война, развязанная Томом Реддлом, имела свою предысторию, длинную и запутанную.
Итак, для полного понимания происходящего необходимо оглянуться назад. Чтобы понять, как маги стали такими, нужно вспомнить историю. Как рассказывал профессор Бинс, история магов насчитывает много тысячелетий, но сейчас речь пойдет о временах не столь отдаленных. Люди и маги мирно или не очень сосуществовали, люди обращались к магам за помощью, те помогали или нет, покупали продовольствие, но в целом, повторюсь, сосуществовали. В какой-то момент количество людей начало быстро расти, но это было бы полбеды. Люди вышли на новый уровень агрессивности и вооружения.
Появилось огнестрельное оружие, армии людей разрослись до десятков тысяч человек, а королевства начали трещать и сыпаться. Это, разумеется, очень упрощенный вариант, ведь если пересказывать все хроники того времени, да еще пытаться вычленить правду, то можно и десять лет без передышки рассказывать. Маги, всегда бывшие высокомерными, вели себя с людьми по-прежнему заносчиво, не осознавая, что времена изменились. Времена, когда неграмотные крестьяне падали ниц перед магом, сотворившим воду, прошли. Также старый добрый Ступефай, хорошо пригодный против пары-тройки грабителей, слабо действовал на строй в пятьдесят человек, да еще целящихся в тебя из огромных мушкетов и аркебуз.
Численность магов начала потихоньку сокращаться, но уроков никто не извлек.
Наоборот, маги попробовали ответить насилием на насилие. В результате случилось много ужасных вещей, и в XVI-XVII веках Европу залило кровью, а численность магов едва не упала ниже критической отметки. Стало понятно, что маги просто не выдерживают войны с людьми. Войны необъявленной и даже толком не ведущейся. Люди воевали с людьми, попутно убивая магов, мешавшихся под ногами. Инквизиция подбрасывала буквально и образно дров в костер, и вскоре стало понятно, что нужно либо бежать, либо попытаться организовать свое королевство или республику, в общем, какую-то свою территорию.
Момент, когда нужно было объединяться в огромную армию и выступать в открытую, был упущен. Да и не получилось бы ничего, не действуют маги толпами. Но самая трагедия для магов была в том, что никто специально с ними не боролся. Магам, привыкшим, что они самые главные и важные, это было обидно до глубины души, и наиболее нетерпеливые лезли доказывать людям, кто тут самый крутой. Так были истреблены самые несдержанные. В общем, много кто погиб, и уцелели лишь осторожные — те, кто отсиживался в тихих углах, кто маскировал свои способности, кто прятался и молчал.
Они оглянулись и увидели, что еще немного — и некому будет привести в жизнь новые поколения магов.
Так появился Статут о секретности, принятый от безысходности, от желания жить и желания спрятаться. Маги, принимавшие его, понимали, что рассказы о поражении от людей, скорее всего, вызовут у новых поколений волшебников желание отомстить. К чему приводят такие желания, к тому времени было очень хорошо видно — маги едва-едва не закончились. Поэтому, помимо принятия Статута и обеспечения его выполнения самыми жестокими средствами, были распущены правильные слухи и заданы правильные тенденции.
Люди были названы магглами и объявлены косорукими неумехами, с которыми стыдно и противно контактировать. Мол, маги выше и лучше, и вообще не хотят пачкать руки о грязных магглов. Пустили в ход истории о том, как маги доблестно сражались, но были побеждены могучей Церковью, — ну, думаю, эти истории вы и так читали. Также еще фигурировали слухи, что, мол, вокруг стало слишком много грязных магглов, и маги отстранились от суетного мира, чтобы не пачкаться. Общее у всех этих историй было только одно: маги выше всех, а магглы — грязь под ногами и вообще негодяи, магией не владеют и достойны только презрения.
Эти меры позволили магическому сообществу пережить тот факт, что они, в сущности, трусливо спрятались от людей. Конечно, в чем-то их можно понять. Считать себя венцом творения, вершиной мира и природы и едва не исчезнуть с лица земли — тут есть от чего заработать комплекс неполноценности. Поэтому были придуманы все эти сказочки, и они сработали, в той или иной мере. Последствия сейчас приходится устранять уже нам.
Какие последствия? Ну, тут мне придется сделать еще одно отступление. Магия, циркулирующая в наших телах, придает нам выносливость, крепость и здоровье, и в среднем маг способен прожить сто лет, а самые сильные и до двухсот дотягивали без особых потерь. Поэтому последствия Статута аукаются только сейчас, через триста лет. Если бы дело обстояло как у людей, то обошлись бы и сотней лет, в силу того, что поколения у них меняются быстрее.
Итак, те, кто принимал Статут и распускал слухи, знали, зачем они это делают. Их дети просто восприняли как данность то, что им рассказывали о Статуте, но сдерживались под влиянием родителей. Их внуки уже просто верили во все то, что придумали их деды, и тогда произошел просто взрывообразный рост популярности всех этих настроений про то, что магглы — низшие существа, недоговороспособные из-за невозможности дать магическую клятву. Идеи чистокровности и превосходства чистокровных, старые идеи, попали на новые дрожжи лжи о Статуте и дали бурные всходы: повальное презрение ко всему маггловскому, объявление магического самым лучшим и огульное отбрасывание всего придуманного людьми. И так далее, и так далее, в общем, маги уже не сомневались в той плохо склеенной сказочке, что придумали их дедушки для самоуспокоения.
Тут еще получилась вот какая забавная штука. Стоя на грани уничтожения, маги были вынуждены искать так называемых "магглорожденных", ну то есть просто юных магов, родившихся у обычных людей и не знающих ничего о магии. Искать, отбирать у родителей, обучать и так далее, и все во имя увеличения численности магов. В результате эти маги уступали выходцам из магических семей, что послужило дополнительным аргументом в пользу бредовой теории о превосходстве чистокровных, и одновременно с этим упомянутые юные маги не способны были критически воспринять ложь Статута. Они приняли ее как истину, как веру, которую не подвергают сомнениям, и в таком виде передали своим детям.
Авторы Статута могли бы быть довольны: их задумка удалась.
Магическое сообщество не заработало комплекс неполноценности и сумело выжить, скрывшись и отринув почти все контакты с людьми. Ибо, повторюсь, в XVI-XVII веках люди были наибольшим злом и уничтожителями магов. Можно было не сомневаться, что потребуйся людям повтор — они спокойно повторили бы уничтожение магов, причем все так же, мимоходом, даже не особо заметив, что там кто-то пытался трепыхаться и колдовать. Поэтому Министерство, с одной стороны, все века тщательно надзирало за соблюдением Статута, а с другой — распространяло миролюбивые мысли и настроения, как следствие того, что магов чуть не уничтожили, и чтобы маги не слишком стремились идти в атаку на людей. То есть, понимаете, мисс Грейнджер, маги чувствовали свое превосходство над магглами, ведь так им внушали с самого детства, ну и потому, что у магглов нет магии. И одновременно с этим маги испытывали ужас перед убийствами, что в конечном итоге способствовало не только увеличению их численности, но и сокращало конфликты с людьми, не давало людям лишнего повода вспоминать о магах и мести. Ну и Министерство, конечно, карало за убийства и Непростительные заклятия, ведь вдумайтесь, почему всего три заклинания получили такое громкое название? Авада Кедавра, убивающая, не оставляя следов, Империо, подчиняющее чужой воле, и Круциатус, вызывающее боль и страдания?
Да, да, вижу, что вы уже все поняли. Это заклинания, которым люди не могли противостоять и которые вызывали у людей наибольшую озлобленность. Именно в силу того, что люди — это люди. Также эти Непростительные заклятия тесно смыкались со стоящей задачей по умиротворению и снижению агрессивности магов, причем так, чтобы сами маги этого не замечали или принимали как данность. Понимаете, насколько грандиозная стояла задача? Она была решена, но не без изъянов. Маги, привыкнув к Статуту, попутно приобрели не только крайнее презрение к магглам, но еще и утратили знание, насколько опасны могут быть люди.
