"Сэр, — сказал я, бросая пальто и жилет на траву, — мой друг ссылается на обычай своей страны. Вы, я уверен, простите его неправильное понимание обстоятельств. Пожалуйста, примите мои сожаления, и, если позволите, я готов.
Он тут же дал понять, что его мысли теперь ясны и что инцидент с поркой Пэдди он считает исчерпанным. Что же касается этого пламенного чертенка преступного мира, то если бы я мог заполучить его, он отправился бы короткой дорогой к своим отцам. Он и его плети! Пока я стоял там, глядя на него черным взглядом, нахальный негодяй несколько раз подмигнул мне с читабельной информацией, что если бы я только потерпел и выждал минутку, он сочинил бы что-нибудь очень умное. Когда я столкнулся с полковником Ройалом, я был в таком безумии от мыслей о том, что я сделаю с Пэдди, что, насколько я знал, я мог скрестить шпаги со своей матерью.
А теперь что касается этой дуэли. Не скрою, что я был очень хорошим фехтовальщиком и на французский, и на итальянский манер. Мой отец был в свое время одним из лучших фехтовальщиков Парижа и сражался с одними из самых искусных и дерзких джентльменов во всей Франции. Он сделал все, что мог, чтобы отдать мне свой глаз и свое запястье, и иногда он говорил, что я достоин встречаться со всеми, кроме лучших в мире. Он обычно высмеивал английских джентльменов, говоря, что драгун был их идеалом человека с мечом; и он добавил бы, что рапира была оружием, которое не легко поддалось искусству дровосека. Он был всем за французскую и итальянскую школы.
Я всегда думал, что суждение моего отца было очень хорошим, но я не мог не думать о том, что, если бы оно оказалось плохим, у меня была бы обида, а также укол мечом в теле. Полковник Ройал подошел ко мне несколько неторопливо, и, как я уже сказал, мой разум был так полон ярости на Пэдди, что я встретил первый из выпадов моего противника по чистой привычке. Но через мгновение моя голова прояснилась, и я понял, что дерусь на своей первой дуэли в Англии и за честь моего отца. Не время было думать о Пэдди.
Еще мгновение спустя я понял, что я хозяин полковника. Я мог связаться с ним, где я выбрал. Но он этого не знал. Он продолжал отталкивать меня с серьезным видом, видимо, полагая, что он меня сильно задел. Он был серьезен, как пастор с филиновым лицом. И вот тут я сделал жалкую вещь. Я стал жертвой еще одного моего безумного порыва. Меня охватило непреодолимое желание смеяться. Это было ужасно. Но я рассмеялся и, по необходимости, прямо в лицо полковнику. И по сей день жалею об этом.
Затем началась настоящая дуэль. При моем смехе полковник тотчас же потерял свой серьезный вид, и его лицо вспыхнуло от сильного гневного удивления. Он окружил меня в совершенной ярости, заботясь о своей охране не больше, чем если бы он был сделан из железа. Никогда еще я не видел такой быстрой и огромной перемены в человеке. Я смеялся над ним при особых условиях: тогда хорошо; он был демоном. Трижды мой острие колол его, чтобы оттолкнуть, и трижды мое сердце было готово к тому, что он все равно кончит. Кровь сочилась на его белую гофрированную рубашку; он тяжело дышал, и его глаза закатились. Он представлял собой ужасное зрелище. Наконец я снова коснулся его, и на этот раз резко и в руке с мечом, и в тот же миг милорд Стрепп разбил наши клинки.
— Хватит, — сурово воскликнул он. "Назад, полковник! Назад!"
Полковник, рыдая, бросился в объятия своего друга, задыхаясь: "О Боже, Стрепп! Я не мог связаться с ним. Я не мог до него дозвониться, Стрепп! Боже мой!"
В то же время я исчез, так сказать, в объятиях моего рыжеволосого злодея, который испустил ирландский победный вой, который должен был быть слышен в Гландоре. — Молчи, негодяй, — закричал я, отшвыривая его. Но он продолжал свой вой, пока мне не пришлось насильно отвести его в угол поля, где он воскликнул:
— О, ваше благородие, когда я увидел, как другой джентльмен, весь пылая яростью, бросился на вас в эту сторону, а я — ни с чем на два пенса за все мои услуги вам, если не считать этих красивых одежд и шпаги, хотя я и думая, что я не буду иметь ничего общего с мечами, если они так делают, я сказал: "Горе в тот день, когда Англия увидела меня!"
Если у меня и был дурак на секунду, то у полковника Рояля был прекрасный, мудрый молодой человек. Лорд Стрепп твердо и хладнокровно обращался со своим обезумевшим директором.
"Я могу драться левой рукой", — кричал полковник. "Говорю тебе, Стрепп, я решился! Не преграждай мне путь! Я его убью! Я его убью!"
— Вы не в том состоянии, чтобы драться, — сказал невозмутимый молодой человек. — Вы ранены уже в четырех местах. Ты в моих руках. Сегодня ты больше не будешь драться".
— Но, Стрепп! — завопил полковник. "О, Боже мой, Стрепп!"
"Сегодня вы больше не сражаетесь", — сказал молодой лорд.
Потом случались неожиданные перерывы. Позже Пэдди рассказал мне, что во время дуэли служанка выглянула из-за стены, завопила и уронила большую коричневую миску при виде нашего занятия. Должно быть, она была тем орудием, которое всколыхнуло всю округу, потому что вдруг отовсюду сбежались мужчины. А мальчишки! Там, должно быть, были маленькие мальчики со всей Англии.
"Что это? Что это?"
"Два джентльмена подрались!"
— О да, вы посмотрите на него в крови!
"Ну, а вот и молодой милорд Стрепп. Он был бы глубоко в этом деле, я гарантирую вам!
"Смотри туда, Билл! Отметьте джентльмена с рыжими волосами. Он не из этих мест, правда. Как вы думаете, откуда он взялся?
"Это великое чудо — видеть такие волосы, и я не сомневаюсь, что он родом из Африки".
Они не подошли очень близко, потому что в те дни люди мало что боялись, кроме джентльмена и небольшого чуда. Однако, когда мальчишки сочли, что задержка с возобновлением боя слишком затянулась, они не стеснялись высказывать некоторые нестандартные мнения и команды.
"Поторопитесь, сейчас же!"
"Продолжать!"
— Вы оба напуганы!
"Начинать! Начинать!"
— Джентльмены серьезно?
"Сэры, вы имеете в виду когда-нибудь снова драться? Начинай, начинай".
Но их энтузиазм возрос после того, как они полностью изучили Пэдди и его волосы.
"Вы горите, сэр; ты горишь!"
"Вода! Вода!"
— Фермер Пелтон вызовет на вас офицеров, если вы подойдете к его сену. Вода!"
Падди понял, что они отдают дань его важности, и снова неожиданно вышел из-под моего контроля. Он начал важничать, прыгать и позировать с таким видом, будто знает, что он лучший джентльмен в Англии.
— Пэдди, ты, бабуин, — сказал я, — молчи и не выставляй себя на посмешище для всех.
Но я мог мало обращать на него внимания, так как был очень занят наблюдением за лордом Стреппом и полковником. Полковник теперь слушал своего друга по той простой причине, что потеря крови сделала его слишком слабым, чтобы снова сражаться. Внезапно он мягко сполз вниз через руки лорда Стреппа на землю, и, когда молодой человек опустился на колени, он оглядел себя, пока они не остановились на мне в том, что я принял за немую мольбу. Я бросился вперед, и мы быстро разорвали на куски его прекрасные оборки и затянули его раны, ни одна из которых не была серьезной. — Это всего лишь небольшое кровопускание, — сказал милорд Стрепп с легкой улыбкой. — Может быть, это охладит его.
— Ни одна из них не глубокая, — поспешно воскликнул я. "Я-"
Но лорд Стрепп остановил меня быстрым жестом. — Да, — сказал он, — я знал. Я мог видеть. Но... — Он посмотрел на меня обеспокоенными глазами. "Это чрезвычайная ситуация. Вы пощадили его, и я уверен, что он не захочет, чтобы его пощадили. Самый замечательный случай.
— Ну, я его не убью, — сказал я прямо, устав от этой чепухи. — Будь я проклят!
Лорд Стрепп откровенно рассмеялся. "Это нелепо, — сказал он. — Вернитесь, О'Радди, и предоставьте мне заботу об этом деле. И, — добавил он смущенно, — эта смесь совершенно странная; но... я уверен... во всяком случае, я приветствую вас, сэр. И в своем поклоне он воздал должное моему поведению.
После этого ничего не оставалось делать, как собраться в Пэдди и вернуться в гостиницу. Я нашел своего соотечественника, расхаживающего взад и вперед перед толпой. Какой-то невежда или какой-то остроумец прозвал его королем Ирландии, и он играл соответствующую роль.
— Пэдди, ты, рыжеволосый скандалист, — сказал я, — иди сюда!
Когда он услышал меня, он пришел достаточно хорошо; но я не мог не чувствовать по его манере, что он сделал большую уступку.
— И поэтому они примут меня за короля Ирландии, и, конечно, это преимущество — считаться королем, и если ваша честь будет легкой, то мы с вами будем спать на лучших кроватях в Бристоле. ночь, и ничего не остается делать, как пить то, что подали, и... больше я ничего не скажу.
По пути к гостинице нас преследовала толпа, но время от времени я набрасывался на них с такой яростью, что в конце концов они убежали. Мы направились прямо в мою комнату, где я приказал немедленно подать еду и питье. Оказавшись наедине с Пэдди, я позволил своей радости овладеть мной. — Эх, Пэдди, мой мальчик, — сказал я, идя впереди него, — я добился успеха. Я действительно один из лучших джентльменов в мире.
"Да, это правда, — ответил он, — но за вашей спиной все время был человек, который..."
К его крайнему изумлению, я сильно ударил его по щеке. — И не будем больше об этом разговоре, — сказал я.
ГЛАВА III
"Да!" сказал Падди, держась за щеку; — Вот что получают за служение джентльмену. Я бы искал службу у хорошего, правдивого мерзавца, и это верно для меня.
— Молчи и слушай, что я тебе говорю, — крикнул я ему. "Я воодушевлен своим успехом в Англии, и я ничего не услышу от вас, пока буду говорить, что я один из самых знатных джентльменов во всем мире. Я пришел сюда с бумагами, с бумагами! сказал я; и тут я сообразил, что возьму бумаги и помашу ими в руке. Не знаю, почему люди хотят помахать в руках важными документами, но у меня возник импульс. Больше всего мне хотелось взять эти бумаги и вызывающе, ликуя, помахать ими в воздухе. Они были моим наследием и моей землей обетованной; они были всем. Я должен махнуть им даже в комнату, пустую, если не считать Пэдди.
Когда я потянулся за ними в нужном месте в моем багаже, они исчезли. Я повернулся, как тигр на Пэдди.
— Злодей, — взревел я, хватая его за горло, — они у тебя!
Он опустился в полной капитуляции на колени.
— Да, ваша честь, — завопил он. — Но, право же, я никогда не думал, что ваша милость будет обращать на это внимание, так как у одного из них сильно протерты каблуки, а у другого — не лучше, чем вообще без сапога.
Меня охладила неоспоримая правдивость этого человека. Я тяжело опустился на стул у огня.
— Да, — тупо сказал я, — сапоги! Я не имел в виду сапоги, хотя, когда ты их взял, мое чувство времени проходит. Я имею в виду какие-то бумаги.
"Некоторые бумаги!" воскликнул он взволнованно. — Ваша честь никогда не думала, что это я буду воровать бумаги? Ничто иное, как хорошие коровы, не помешало бы моему народу, и немного дерна время от времени, но бумаги...
"Мир!" — сказал я мрачно и начал тщательно обыскивать свой багаж в поисках пропавшего наследства. Но все это было напрасно. Бумаги там не было. Я не мог их потерять. Они были украдены. Я видел, как мое всегда хрупкое наследство таяло. Я был, как мне казалось, на грани успеха, но теперь у меня не было ничего, кроме имени, удачной дуэли и нескольких золотых монет. Я был похоронен в поражении.
Внезапно мне в голову пронеслось имя. Имя этого черного Фористера яростно, но с полной уверенностью вспомнило меня. Это он украл документы. Я знал это. Я чувствовал это каждой косточкой. Он забрал бумаги.
С тех пор мне говорили, что люди очень часто движимы этим чувством предзнаменования, которое неизменно верно в своих деталях; но в то время мне показалось странным, что я был так уверен, что у Фористера есть мои документы. Однако времени на размышления у меня не было. Я схватился за пистолеты. — Черный человек — черный как черт, — крикнул я Пэдди. "Помоги мне поймать маленького черного человечка".
"Конечно!" — сказал Пэдди, и мы двинулись вперед.
Через мгновение я уже был внизу и кричал хозяину с такой же яростью, как любой дворянин:
"Этот злодей Фористер! И где он?
Хозяин посмотрел на меня выпученными глазами. — Мастер Фористер, — пробормотал он. — Да... да — он отсутствовал уже много часов с тех пор, как ваша светлость пнула его. Он взял лошадь, да, для Бата, да.
"Лошади!" Я взревел. "Лошади для двух джентльменов!" И конный двор, очень почтительный после моей дуэли, зазвенел криками. Хозяин что-то стал жаловаться на свой счет, и я в нетерпении швырнул ему все свое золото, кроме одной монеты. Вскоре подошли лошади, я вскочил в седло и поехал в Бат вслед за Фористером. Когда я выскакивал из двора гостиницы, я услышал позади себя шум и, оглянувшись, увидел, как трое конюхов рванули Пэдди, чтобы посадить его в седло. Он вскрикнул от отчаяния, когда увидел, что я покидаю его с такой скоростью, но мое сердце ожесточилось к моей работе. Я должен поймать Фористера.
Это было темное и сердитое утро. Дождь хлестал по моему лицу, ветер трепал мой плащ. Дорога, сверкающая сталью и коричневым цветом, была не лучше ирландского болота для тяжелой езды. Однажды я проехал мимо брички с форейтором и дымящимися клячами. Однажды я обогнал крестьянина, бежавшего куда-то на жирной кобыле. В остальном я не видел путешественников.
Я был близок к концу своего путешествия, когда подошел к участку дороги, спускавшейся с крутого холма. У подножия этого холма рос дуб, а под этим деревом был человек в маске и верхом, а в руке у него был наведенный пистолет.
"Стоять!" он сказал. "Стоять!"
Я знал, что он имеет в виду, но когда человек потерял документально подтвержденное состояние и отдал трактирщику все, кроме своей последней гинеи, он непременно придет в ярость при появлении третьего и завершающего несчастья. С громким криком я выхватил пистолет и, как демон, помчался на разбойника. Он выстрелил, но его пуля попала только в летящие полы моего плаща. Когда моя лошадь врезалась в него, я ударил его по макушке своим пистолетом. Мгновение спустя мы оба рухнули, и когда я смог освободить глаза от звезд, я встал и выхватил меч. Разбойник сидел передо мной на земле, уныло поглаживая свой череп. Две наши лошади мчались в туман.
Я направил свой острие на горло разбойника.
— Итак, мой молодец, — торжественно воскликнул я, — вы хорошо грабите. Вы главный рыцарь дороги всей Англии, я бы сказал, судя по тому, как вас побеждает пустой пистолет.
Он все еще с сожалением держал свой череп.
— Да, — грустно пробормотал он больше себе, чем мне, — настоящий рыцарь дороги, семь баллад обо мне написано в Бристоле и три в Бате. Благодарю меня за то, что я не послушалась мамины слов и сегодня осталась дома. Это все несчастная удача Джема Боттлса. Я должен был остаться честным овцекрадом и никогда не участвовать в этой опасной и гнусной игре с кражей кошельков".
