| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Мир сошёл с ума, — вздохнул журналист.
— Вот-вот, эту фразу произносил и мой дед, когда впервые увидел паровоз, но ничего, свыкся. А если серьёзно, это мы просто запаздываем и не хотим смириться, что многие обогнали нас. Документалистика в борьбе за умы населения играет не малую роль. Нацисты и коммунисты это поняли раньше нас. Завтра второй секретарь посольства согласует списки, вам выпишут пропуска и назначат день.
— Так скоро? Вообще-то у меня были планы.
Файмонвилл посмотрел на журналиста как дрессировщик на не желающего прыгать через обруч заговорившего пса.
— Давай ка мы расставим приоритеты. Мне кажется, перед командировкой в Советский Союз ты подписал кое-какие бумаги...
— При чём тут это?
— При том, что каждый журналист это глаза и уши, а иногда и ноги разведки. Так было, есть и будет. Запомни на будущее, перед тем как войти в дверь, подумай, как станешь выходить. Ты не только вошёл, а ещё и захлопнул дверь за собой.
— Я уже сомневаюсь в своём поступке, — потягивая квас, обронил Солсбери.
— Да ну! И кем бы ты был, если бы не эта командировка? Одним из многих подающих надежды журналистов? Пусть талантливым, но одним из... Разница, как говориться, видна невооружённым взглядом. В общем, к дьяволу лирику. Тебя назначают старшим группы. В дороге перезнакомитесь, но следует уделить особое внимание двум корреспондентам из Канады. Это наши ребята и к их пожеланиям всегда, я повторяю, всегда стоит прислушиваться. Даже если их просьба будет выглядеть абсурдно.
— А остальные?
— Мне насрать на остальных. Особенно на этого коммуниста, из Миррор (The Daily Mirror).
— Откуда такая ненависть к бульварной газетёнке?
— Газета с миллионом экземпляров уже не бульварная газетёнка, — огрызнулся Файмонвилл. — Сначала они хлопали наци, потом топили за большевиков, теперь совсем от рук отбились.
Солсбери расплылся в улыбке.
— А-а, не сумели найти к нему ключик, Филип?
— Я особо и не искал, — соврал разведчик. — Британская служба заслужено грызёт свой сухарь. Теперь детали...
Файмонвилл допил квас и больше не притрагивался к яблокам, чем воспользовался журналист. Вырезав из половинок сердцевину, он стал уничтожать угощения с аппетитным хрустом. Солсбери настолько увлёкся, что пропустил несколько фраз, произнесённых собеседником.
— ... В Ленинграде один американский инвестор открыл клинику. Сложный человек, но в случае чего от него можно ждать помощи.
* * *
Погода снова и снова подавала надежду ленинградцам успеть защитить историческое наследие через искусство декораторов Ленфильма. Укрылись 'деревянными стаканами' Медный всадник и монумент Николая I. Не забыли и современных почивших вождей: Ленина с Кировым. Работа велась колоссальная, но служащие Музея городской скульптуры не поспевали. С пониманием на потомков взирал Пушкин, без доли упрёка поглядывал Барклай де Толли и Кутузов, снисходительно смотрела Екатерина. На помощь пришла киностудия. Это неунывающие выпускники киноиндустрии, коллектив из двенадцати юношей и девушек, как апостолы, столпившиеся возле своего учителя, кружили с рулетками вокруг закрытого строительными лесами памятника и что-то записывали в свои блокноты. Учась на малом, они набивали руку для будущих проектов. Ведь мало было просто защитить памятник от осколков, его желательно было замаскировать таким образом, чтобы наблюдателю стало не разобрать, куда подевались привычные ориентиры. Рядом, где возвышались горы мешков, прошитых суровой нитью матов с песком, рулонов брезента и выкрашенных шаровой краской листов фанеры стоял с кинокамерой в форме старшего лейтенанта, режиссёр и автор фильма 'Заключённые' Женя Червяков. Мы не были знакомы, но отзывались о нём хорошо. Остановившись, я набрал номер Ершова и продиктовал адрес, куда стоит отправить очередную помощь. Сам Ленфильм ещё в августе перебрался в Алма-Ату и те, кто остались, могли претендовать на весьма скудный паёк. В той истории о них вспомнят, но слишком поздно. Справедливо ли это? Да, пулемётчики сейчас важнее декораторов, но и они вносят свой вклад в защиту города. Так что к отправленным транспортам на завод присоединятся ещё парочка трициклов. Пока только адресная помощь, но в копилку 'добрых дел' уже вложено много и одна из главных заслуг это отсутствие снижения в городе норм хлебного довольствия. В реальности никогда не стоит недооценивать ситуацию момента и можно сделать лишь то, на что хватает сил и средств. В бесперебойном обеспечении продовольствием 'Осиновая роща' вместе с парголовской кооперацией, крестьянскими хозяйствами и артелями взяла на себя не много: некоторые детские и профсоюзные учреждения, медицинские, подготовительные курсы, и высшие учебные заведения. Шефство над обороняющей Парголово 136-й стрелковой дивизией и аэродром не в счёт. Почти сто тысяч получали от нас помощь, но это позволило ленинградским складам впервые за дни блокады накапливать продовольственные запасы. Понемногу, по тонне, по тысяче штук, по декалитру, по сотне ящиков, по десятку бочек. А ведь ещё был элеватор, куда регулярно подвозили случайно обнаруженное зерно и горячее питание на вокзалах. Однако голод не был побеждён.
Я возвращался от 181-го завода 'Двигатель', где размещался наш маленький цех по производству оружия. С августа завод обязали изготавливать для нужд ВМФ ППД-40, но оставили возможность выпускать продукцию по старому профилю при наличии сырья, то есть делать торпеды и прочее минно-тральное оборудование. После неудачной эвакуации, когда половина эшелонов не успела, и часть станков вернулись обратно, технологическая цепочка нарушилась, что не особо повлияло на решение комитета обороны. План был утверждён, даже не разбираясь в нюансах, словно с войной не закончилось время не замечать многих реальностей, которых полагалась, как бы не видеть. Как правило, скорость работы высококлассного специалиста на токарных станках основана на возможности не концентрировать внимание на лимбах, если всё выверено и не разболтано. Про них говорят, что 'может с закрытыми глазами' и, судя по директивам, элиту рабочего класса старались сберечь, отправив в тыл в первую очередь. Кто же тогда остался на заводах? Тезисы про незаменимых людей, это чушь. Конструктора в короткие сроки можно научить рыть канал или пилить брёвна, а вот разнорабочий прочитать чертёж не сможет и через год. Нельзя утверждать, будто в Ленинграде после эвакуации собрались одни неумехи, как и в любой отрасли, люди встречались разные, и замены им, по понятным причинам не предвиделось. Так что если результат творчества третьеразрядника 'работает' то и ладно. Однако если это 'ладно' применяется не только к изделиям, а ещё к самим заготовкам — 'ладно' никогда не выходит. Тут как в армии: если нет сержанта, солдат не учится. С потерей квалифицированных специалистов и утратой наставничества процент брака на заводе достиг умопомрачительных цифр. Само собою напрашивался вопрос, отчего бы вместо металлоёмкого ППД не наладить выпуск экономически более выгодного детища конструктора Шпагина? Но тут появлялась всесильная бумажка под названием 'План', которая была сродни тому обделённому двухкомпонентному латышу из пословицы. Составлено было душевно, а все несогласные посылались на второй компонент.
План требовалось исполнять. Только быстро и качественно не выходило даже на бумаге. Случись чудо и на предприятии были бы мобилизованы все силы, от директора до дворника, завод всё равно упирался в потолок в количестве 37 штук в сутки, когда требовалось по утверждённому плану 1200 автоматов в месяц. Не помогали импортные поворотные тиски, высокопрочный режущий инструмент и точные измерительные приборы. Так что моё предложение ставить на изготовленных нашей артелью пистолет-пулемётах клеймо с буквой 'Д' и отправлять в Артиллерийское управление Ленинградского фронта, а самому заводу не пороть горячку и выпускать торпеды из нашего сырья встретили положительно. Потому что торопиться надо не спеша.
Дорога через парк вывела на развилку и на перекрёстке с улицей Новосильцевской у меня проверили документы. Копия машины товарища Сергея имела специальный пропуск на лобовом стекле, так же скопированный Кораблём и не подлежала проверке, но в городе ловили диверсантов. Проверяли весь автотранспорт вне зависимости от бумаг и штампов самых грозных организаций. Завербованные фашистами подонки грабили и жгли продовольственные склады и магазины используя грузовик комендатуры и форму НКВД, тут же заявляя, что немцы прорвались в город и врагу ничего нельзя оставлять. Подобной дерзости не ожидали, точнее к ней оказались не готовы и после разгромного совещания у Жданова, была дана команда 'просеивать всех через мелкое сито'. Возле поста патруля балтийцев под куцым брезентом лежали окоченевшие результаты неотложных оперативно-розыскных мероприятий — тела. Часть дороги и тротуар перекрывал изрешечённый пулями грузовик. Возможно, с точки зрения милиции преступников стоило ловить, но у военных отношение к врагу немного иное. Лучший враг это мёртвый враг. Пока младший лейтенант сверял печати, я обратил внимание на татуированную руку убитого.
— Уголовники? — спросил я.
— Бандиты, — сухо ответил военный. — Контору складскую обнесли, но от нас не уйдёшь! Всё в порядке товарищ Борисов, проезжайте.
Садясь в машину, я с удовлетворением отметил телосложение и вооружение балтийского патруля. Краснофлотцы внушали уверенность и надёжность. Самозарядные винтовки и наш пулемёт 'ЛАД' на коляске мотоцикла. Флот в отличие от армии принял пулемёт на ура. А ведь будь патруль менее мобилен и подготовлен, преступники бы сбежали в очередной раз. Крепкие, не менее метр восемьдесят ростом они как великаны возвышались над двумя милиционерами, которые были меньше свои винтовок. Голод тридцатых давал о себе знать и эти по сути мальчишки давили бандитский произвол наравне с элитой вооружённых сил.
День как-то очень стремительно близился к концу, ветер гонял по небу парочку огромных воздушных китов — аэростатов. Солнце то выглядывало и ласкало, то скрывалось за пуховой облачной подушкой и всё погружалось в сумрак. Погода в Парголово менялась так же резко, как и события. В городе порошил снежок, а в пригороде о нём и думать забыли, но ветер вымораживал. Шутка ли, но 0̊ по Фаренгейту и ветер с залива готовы были превратить в ледяную статую любого. Хорошенко я увидел издалека. Его тощая фигура в милицейской шинели была приметной. Он беспокойно расхаживал перед стилизованным под избушку киоском с ватрушками, чем крайне нервировал продавщицу. Наклеенное рядом с окошком объявление местной администрации сообщало о количестве отпускаемой продукции — одно изделие в руки. Румяная и упитанная, подстать своему товару, торговка плотоядно смотрела на лейтенанта как удав на кролика. Милиционер эти мучения не замечал, делая пять шагов вперёд и возвращался назад, полностью погружённый в свои мысли. Наконец он заметил мой сигнал фар и быстрыми шагами направился к автомобилю. В этот момент из-за угла здания вокзала выбежали двое детей с корзинками и припустили со всех ног к киоску. Из окошка, пока злой милиционер не обернулся, им тут же всучили в руки пару больших бумажных свёртков и дети стремительно скрылись. Что же, в голодное время каждый выживает как может. Из Псковской области сюда эвакуировались почти три сотни народа Сету, и Кузнецов по моей просьбе продавил 'программу помощи национальным меньшинствам' сбежавших в своё время от ливонского ига, а теперь и от их потомков. Заключалась она в поддержке ремёсел и открытия кооперативных точек сбыта своей продукции. Свистульки, обереги старых богов и женские монисто посчитали пережитком, а вот вязаные шерстяные изделия, охотничьи ножи и выпечка с творогом пришлись по вкусу в Смольном. Единственным условием этого 'безобразия' (со слов Жданова) являлись установленные Наркомснабом расценки. Про цены на сырьё не было упомянуто ни слова. Видимо посчитали, что при отсутствии прибыли всё в скорости заглохнет, хотя тот же начальник Главного управления ленинградских столовых, ресторанов и кафе Фельдман подписал договор с кооперативом о поставке тысячи ватрушек ежедневно. Не иначе что-то знал или подсказали. Вот и выживала псковская чудь с нашей помощью как могла, подстраиваясь под новые реалии, когда себестоимость продукции могла превышать отпускную цену. В западной части посёлка, именуемой с недавних пор горой Парнас, сейчас консолидировалось много интеллигенции, обменявших умение обустраивать быт на талант творчества, посвятившие себя служению Мельпомене, Эвтерпе и прочим музам. Многие думали, что во время трагических испытаний пользы от этих 'мастеров' ноль целых ноль десятых. Страшная ошибка, сравнимая с девизом: 'продадим нефть и всё купим'. С подобным отношением угасала русская школа искусств, которую не восстановишь по указу и если бы не официальные, оформленные в посольстве заказы через Викторию Бэссил на статуи и картины от сети американских гостиниц, тех же специалистов работающих с мрамором к концу войны считали бы по пальцам. Так уже было в тридцатых, когда вроде и деньги появились и заводов понастроили, но практика показала — конструкторская школа потеряна. К счастью, валютная выручка переводила художников в разряд ценных специалистов и, как мне кажется, малолетние сорванцы побегут сбывать ватрушки к новым мастерским дома художников и скульпторов.
— Что-то вы скромно, — садясь в не блещущую габаритами 'эмку', произнёс продрогший на морозе Хорошенко. — Неужели лимузины отобрали? А помните, сегодня в дороге нет места тревоги, каждый водитель спокоен за двигатель...
Вообще-то эта 'эмка' ничем не уступала прочим автомобилям её класса. Даже более того, намного превосходила, и за её двигатель я был спокоен, но знать об этом никому не стоило. А так да, мне стоило обидеться. До войны тут висел наш рекламный баннер проката автомобилей.
— Реквизировали для нужд фронта, — не вдаваясь в подробные объяснения, сухо ответил я. — Докладывайте.
Милиционер неспешно устроился на сидении, снял варежки, сунул руку в карман шинели и вытащил блокнот, который мы дарили на неофициальный праздник 'День милиции'. После чего расстегнул пуговицы на груди шинели и извлёк несколько прошитых ниткой листов. Я чуть добавил тепла от печки.
— А докладывать особо и нечего, — Хорошенко почесал карандашом нос. — Дело ведёт мой приятель Соколов, мы с ним в одном обществе когда-то состояли. Официально, убийство с целью ограбления. Судя по тому, что исчезла со стола скатерть, из квартиры вынесли ровно столько, сколько в неё поместилось. То есть, брать-то особо было нечего: настенные часы, патефон с пластинками, что-то из одежды. В соседнем подъезде квартиры на порядок богаче и почему выбрали Храпиновича совершенно не понятно. Тем более при осмотре тела следователь обнаружил в потайном кармане бухгалтера продуктовые карточки. Сейчас их наравне с продуктами крадут в первую очередь. Я их показал вашему учётчику, и знаете что, несмотря на то, что они типографского исполнения — фальшивые. Оказывается, на них должны быть особые знаки, меняющиеся каждый месяц. Только зачем покойному Залману просроченные карточки за октябрь да ещё не настоящие? Насколько я знаю, с продуктами у вас проблем нет. Не коллекционировал же он их.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
