Арсенал Хониара был громадным. Он занимал всю верхнюю половину пирамиды Горы, начинаясь сразу над главным коридором. Здесь царствовал холодный синеватый полусвет. Порой Лэйми казалось, что этот зал вообще не имеет границ — проходы между бесконечными стальными стеллажами суживались в точку, уходя в неразличимый сумрак, полы и потолки здесь были решетчатые и под ногами — как и над головой — он видел десятки других ярусов. Невольно возникало ощущение, что он тут парит в воздухе...
На стеллажах, тускло отблескивая, лежали бесчисленные орудия смерти — изгнанной из этого мира, но, если он утратит свою уединенность, они вновь обретут убийственное могущество...
Лэйми медленно пошел вперед, разглядывая то, что плотными рядами лежало на полках. Вот древние энергетические призмы — силовые и лазерные, всё ещё смертоносные — где-нибудь вне Зеркала, конечно. Вот фокаторы — новейшее оружие Империи, уже успевшее безнадежно устареть...
Оружия, созданного уже под Зеркалом, тут было гораздо больше — оно-то, собственно, и заполняло этот бесконечный зал. Вот разделители, такие же удобные ручки, как и фокаторы, только при включении из них выдвигался острый, как игла, сердечник — и на его острие загорался маленький злой огонек. Это оружие стреляло силовым лучом толщиной в одну молекулу — оно могло рассечь любой непроводящий материал, тихо, беззвучно, на расстоянии метров до пятидесяти. В воде луч разделителя, правда, терял убойную силу уже через полметра.
Вот ваджры, боевые лазеры, — темные, массивные устройства длиной всего в двенадцать дюймов. Они крепились на руке с помощью двух браслетов — у локтя и запястья. Ваджра могла за несколько секунд уничтожить небольшой дом — на любом расстоянии в пределах прямой видимости.
Не было забыто и оружие в стиле Империи — автоматическое, само распознающее и находящее врага. Ястребы — на самом деле стрекозы из стали с шестью крыльями размахом в двадцать дюймов. Там, где у настоящей стрекозы рот, у Ястреба был небольшой, но способный убить лазер. Он мог всюду следовать за своим владельцем, порхая в воздухе. Ястребы могли и сторожить, и атаковать самостоятельно, обрушиваясь на врага разящей тучей. Другие их модели были самонаводящимися летающими минами, способными уничтожить небольшой космический корабль или танк. Стеллажи тянулись, насколько хватал глаз, — и везде прохладным, влажным блеском отливали металлические стрекозы...
— Это всё не больше, чем игрушки, — сказал Камайа. — По крайней мере здесь. А вот здесь — кое-что настоящее.
Он подошел к ограждавшей арсенал стальной стене, коснулся ладонью врезанного в неё гладкого, шелковистого на вид квадрата. Один из её сегментов, толщиной в полметра, плавно ушел вниз.
Вдоль стен небольшой комнаты тянулись узкие полки. На них лежали толстые пластины со скругленными краями — как раз такого размера, чтобы поместиться в ладони. К каждой крепилась прочная серебристая цепочка — такую вещь было очень удобно носить на запястье.
— Это сделал Охэйо, — сказал Камайа, — и я до сих пор не знаю, как. Здесь никакое оружие не может причинить нам вреда. Это тоже. Но если нажать вот на эти сегменты на боках... — он сжал пальцы.
Пластина раскрылась, как цветок. Лэйми увидел в самой его сердцевине обсидиановый глаз. Глаз ослепительно вспыхнул... и он пришел в себя, лежа на полу. Голова гудела, словно от хорошего удара. Уже очень, очень давно он не испытывал такого ощущения...
— Это блик, — сказал Камайа. — Он лишает сознания на пару минут, не больше, — но за это время можно связать противника или просто убежать. Неважно, смотрит он на него, или нет. Блик бьет метров на пять — чем дальше, тем слабее, но это здесь. Там, за Зеркалом, он, наверное, может убить. Ты понимаешь, что это значит?
Лэйми кивнул. В мире, где любое оружие было не опаснее игрушки, блик давал почти абсолютную власть. Даже представить страшно, что будет, завладей им один из ТЕХ. Право, есть вещи, которых не стоило создавать... Но всё же, он понимал, что придумать блик было нелегко и чувствовал невольное уважение к труду Аннита.
Выбрав то, что было им больше по вкусу, они спустились вниз, к стоянке скутеров. Охэйо шел последним. В глубине его сумки тускло блестела брахмастра.
2.
Сооружение, которое лучшие инженеры Джангра строили больше тридцати лет, Охэйо повторил всего за год. Его Генератор был, правда, не в пример меньше — черная ребристая пирамида со срезанным верхом высотой едва по пояс создателю и шириной у основания метра в три. Она стояла возле самой поверхности Зеркала, недалеко от давно уничтоженных Врат Хониара.
Вблизи Зеркало теряло всю свою таинственность — оно казалось просто удивительно ровной стеной тускло светящегося, мутного, коричневатного тумана, только упругой — казалось, Лэйми, держа в руке магнит, старается прижать его к одноименному полюсу другого магнита.
Он оглянулся. Камайа бродил вокруг пирамиды Ключа, как Охэйо назвал свое творение. Сам Аннит колдовал над ноутбуком, с помощью которого Ключ и управлялся.
— Готово, — сказал он. — Сейчас, — он насмешливо начал считать. — Десять. Девять. Восемь...
3.
Когда Ключ включился, Лэйми словно ударили по голове — на какой-то миг в глазах потемнело и он перестал сознавать окружающий мир.
Когда зрение прояснилось, он понял, что оказался в темноте — проектора-планетария у Ключа не было. Мрак рассеивал лишь замерший между его шпилей шар кристаллического темно-фиолетового света. Казалось, они попали в купол, обитый изнутри черным бархатом. Ничего больше не изменилось, только...
Там, где двести лет проходило неразрушимое Зеркало, теперь тянулся невысокий обрыв — за два прошедших века земля на той стороне стала на полметра ниже...
Лэйми осторожно подошел к краю. Ничего необычного там не было — тот же бурьян и кочки. Вот только запах от травы исходил незнакомый...
— Я проделывал это уже раз двадцать, — сказал Охэйо. Он сидел, свесив ноги, на тихо гудящей пирамиде Ключа. — И всякий раз было одно и то же. Так что все россказни об море магмы, или об море живой протоплазмы, которые вы так любите сочинять — просто-напросто врань.
— А как же тогда толчки? Откуда все эти землетрясения?
Охэйо усмехнулся.
— Частота Генератора иногда сбивается. Зеркало начинает колебатся, а вместе с ним колеблется и земля.
— И ты никому об этом не сказал?
— Меня никто не спрашивал. И потом, стоило мне сказать, что я МОГУ выйти за Зеркало, мне вряд ли бы дали это сделать. Мы все стали ужасными трусами...
Лэйми опустил глаза. Больше всего в Охэйо ему нравилась откровенность — тот не пытался скрывать свои мысли и всегда говорил то, что думал. Только, как оказалось, не всё. И — не всегда.
— Давай попробуем сейчас? — предложил он.
— Давай, — бездумно согласился Охэйо. — Только давай ты. Я не смогу. Каждый раз, приходя сюда, я говорил себе: уж в этот раз я решусь... и всякий раз не решался. В итоге, мне стало просто стыдно говорить, что я создал выход — и боюсь его открыть! — Он протянул Лэйми ноутбук. — Зеркало отключится всего на секунду. Умереть за это время ты явно не успеешь.
Лэйми молча кивнул и сделал несколько шагов вперед. Осторожно спрыгнул с обрыва на чужую землю. Метра через три она упиралась в черный бархат Зеркала. Друзья почему-то пошли за ним, как привязанные.
— Вместе, оказывается, не так страшно, — криво улыбаясь пояснил Охэйо. — Надо было сразу взять кого-нибудь... Ну, давай...
Лэйми осторожно нажал на "ввод команды".
4.
Ничего особенного не произошло — они ведь не двинулись с места. В глазах у Лэйми потемнело... потом вспыхнул яркий свет... потом — снова тьма. Но за этот миг он увидел...
Облака. Небо. Солнце. Поросшую травой равнину, полого поднимавшуюся к холмам. Деревья вдали. И больше — ничего.
Казалось, он на миг оказался в мире своего детства. Но он приготовился увидеть что-то совершенно невообразимое и потому был разочарован. Глупо, конечно...
Охэйо с облегчением вздохнул.
— Даже не верится... Знаете, сейчас мы отправили в макулатуру весь зал Внешнего Мира в Библиотеке — хотя и такие предположения там были, конечно. С войной, по крайней мере, всё ясно. Люди её выиграли. Иначе за Зеркалом не осталось бы привычной нам жизни. Вот только их самих тоже что-то не видно...
Лэйми ощутил вдруг острейший приступ любопытства. После двухсот лет, прожитых в замкнутом и неизменном городе, ему нестерпимо захотелось увидеть новые земли.
— Давай выйдем туда, — предложил он. — Нам надо изучить этот мир. А я не заметил там ничего страшного.
— Давай, — согласился Охэйо. — Только не сразу. Было бы глупо идти ТУДА не подготовившись. Мы ведь не знаем, кого можем там встретить.
Лэйми открыл было рот, чтобы возразить, — но, по зрелом размышлении, согласился с другом.
5.
Сборы заняли не больше пяти минут. За это время Лэйми успел понять, почему Охэйо никому не сказал об открытии, — одна мысль об обладании чем-то, чего нет больше ни у кого, приводила его в сумасшедший восторг, хотя он и понимал, что это неправильно. К тому же, у него просто не было терпения откладывать вылазку, о которой он, честно сказать, мечтал всю жизнь — даже для того, чтобы сообщить о ней кому-нибудь. После возвращения — другое дело. А пока...
Экспедиция должна была занять сутки — вполне достаточно на первый раз. Предусмотрительный Охэйо вызвал двух боевых зверей, которые патрулировали поблизости, чтобы они охраняли ноутбук — его пришлось оставить на Ключе. Ровно через двадцать четыре часа он откроет проход — всего на пять секунд. А если они не вернутся к назначенному сроку — то через сутки откроет его вновь, тоже на пять секунд. И ещё через сутки. И ещё — до бесконечности. Впрочем, Охэйо поставил и вторую страховку — если экспедиция не вернется в срок, ноутбук передаст сообщение в Хониарскую Сеть и их друзья наверняка организуют поиски. Не очень быстро, быть может, но в том, что желающие выйти за Зеркало рано или поздно найдутся, сомнений у Лэйми всё же не было...
Они решили полететь на тех же скутерах, на каких прибыли сюда — с их помощью они могли осмотреть сразу большую площадь. Камайа хотел взять с собой боевых зверей или Ястребов, но за ними пришлось бы возвращаться к Арсенальной Горе и тогда не удалось бы избежать расспросов. Оставалось надеяться, что их личного оружия хватит.
У Охэйо на запястье висел блик. Брахмастра, разумеется, лежала у него в наплечной сумке, с другими полезными вещами — большим фонарем, биноклем и инфракрасным ноктовизором. Он позволял обнаружить разных затаившихся существ даже в зарослях или в тумане. Сам Лэйми прихватил старинную энергопризму — не очень точная и дальнобойная, она не нуждалась в очень точном прицеле и была популярна в военных играх под Зеркалом. Она могла отбросить нападавшего метров на десять и изорвать на нем в клочья всю одежду (это означало "убит"). До изобретения блика энергопризма была единственным, кроме рукопашного боя, оружием против ТЕХ и он умел владеть ей.
Камайа, собираясь сюда, прицепил к поясу разделитель, взял ваджру — он ценил её за дальнобойность, хотя Охэйо и предупредил, что за Зеркалом пользоваться ей надо с большой осторожностью. Стреляя из неё в близкие цели, можно было, как минимум, сильно обжечься, а то и вовсе лишиться глаз. Так что надевать её Анту не стал и положил в багажник скутера — всё же, она весила килограмма четыре. Он надел нечто вроде куртки с короткими рукавами — обычная для солдат Империи броня из множества мелких, глянцевито-блестящих черных пластин, сочлененных так гибко, что броня казалась подвижной, словно бы сделанной из полужидкой резины. Притом, при любом изгибе она оставалась плотной и могла отразить прямой удар энергетической призмы.
Три скутера нетерпеливо приплясывали перед самой поверхностью Зеркала. Лэйми оглянулся. Позади равнодушно замерли боевые звери, вытянув свои длинные шеи. Между ними, на крыше Ключа, лежал ноутбук, автоматически отсчитывая последние секунды.
Теперь, когда пути к отступлению уже не было, Лэйми вдруг показалось, что они делают что-то не так. Ему нестерпимо захотелось отказаться, но его удержал стыд.
Мрак Зеркала перед ними исчез, открывая простор по-летнему жаркой равнины. И их скутера в едином порыве рванулись вперед.
Глава 20:
Из тьмы
Хониар, 200 лет до Зеркала Мира,
Первая Реальность.
1.
Лэйми спускался медленно, прислушиваясь, но шум падающей воды глушил все звуки. Проникнуть за её завесу оказалось нелегко — напор водопада мгновенно снес бы его в пропасть, сунься он под него. Юноше пришлось медленно, шажок за шажком, ползти вдоль неровной скалы, прижимаясь к ней всем нагим телом. Теплые струи хлестали его по плечам, по ногам, угрожая сбить их со скользкого камня, брызги душили, но вскоре он миновал спасительный край. Перед ним был короткий широкий туннель, а вот дальше... один мертвый лиловый свет.
Лэйми пошел было к нему, но вскоре постыдно пополз на четвереньках. Камень тут был гладкий, как стекло, и мокрый, скользкий. А ноги отчего-то дрожали...
На самом краю он замер. Темно-лиловая, светящаяся, но всё же мрачная бездна, неподвижная, мертвая, бесконечная. Лэйми захотелось выглянуть из туннеля, чтобы разглядеть внутреннюю стену пещеры, но он не решился. Вдруг там вообще не окажется стен...
В пустоте родилось движение: из бездны внезапно выплыл грозящий черный силуэт. Ещё миг — и он стал виден совершенно отчетливо.
Лэйми закричал.
2.
К нему поднималось громадное черное облако, — тьма, абсолютный мрак, словно множество непроницаемых черных покрывал. Но мрак живой, движущийся, активный. Юноша оцепенел от страха — собственно, если бы не это, он с воплем рванулся бы назад — и кувыркаясь полетел бы в пропасть. Однако мышцы его окаменели, глаза дико расширились. Продлись это ещё несколько секунд, страх просто убил бы его, но облако надвигалось слишком быстро. Ещё мгновение назад оно было далеко — а теперь совсем рядом... так близко... вплотную!
Мрак коснулся его, но не поглотил. Лэйми оказался на самом его краю.
На границе.
3.
Это было как внезапный и хлесткий удар. Лэйми словно оглушило, все привычные ему ощущения мгновенно исчезли. Непостижимо как, но он понял, что это не существо. Нет — остаток изначального, древнего, черного мира, неведомо как сохраненный в глубине земной тверди. Мира без света, мира, где вместо зрения были ощущения словно бы вывернутого наизнанку тела, мира, в котором ощущалась вся глубина этой бездонной черной пропасти. И там были обитатели, да. Бесплотные, но мыслящие; когда сознание Лэйми соприкоснулось с ними, он понял всю бесконечную чужеродность этих созданий. Их память уходила в такие бездны времени, что они сами не ведали их дна. И они хотели вернуть родной, привычный им мир — естественное и понятное желание, однако в душе Лэйми оно отозвалось диким ужасом. Он просто не знал ничего страшнее, чем жить в мире мрака. Ужас был даже не в том, что он не сможет там видеть, совсем нет. В том, что он сможет чувствовать... как бы ощупывая мир вывернутыми внутренностями, что эти его чувства, его боль будут тянуться в места, где даже мертвая материя вопит от ужаса...
