Тварь радостно захрюкала.
Вот и конец, подумал Седьмой. Так и не удалось добраться до Кивира. Как глупо...
Седьмой ощутил, как его охватила какая-то странная дрожь. Из ран на груди возникло легкое голубоватое свечение. По телу прокатилась волна слабой боли.
Свиноподобное существо раскручивало цепь, когда грудь Седьмого взорвалась кровавыми ошметками, и из неё выскочил крошечный уродец. Монстрик походил на куклу: тонкое тельце, руки, доходящие до колен, восковая кожа, которую каким-то чудом не запачкала кровь, большая голова, похожая на воздушный шарик. Седьмой совсем забыл про маленького человечка, прятавшегося в его теле. Всё это время уродец ждал удобного момента для... для чего?
Издав протяжный визг, монстрик накинулся на свиноподобное существо. Крошечный человечек двигался с такой невероятной скоростью, что казалось, будто бы от двуногой хрюшки куски тела отваливались сами собой. Вот лопнули маленькие глазки. Вот в кровавое облако превратились руки. Падая с костяной ветви, звякнули цепи. Вот на груди твари появилась глубокая рваная рана. За несколько мгновений человек-свинья превратился в мясной фарш.
Затем монстрик возник перед Седьмым. На его лице не было глаз, однако чувствовалось, что крошечный человечек может видеть. Седьмой ожидал, что новоявленный помощник накинется на него и превратит в гору гнилого мяса, однако маленький уродец спрыгнул с костяного отростка и накинулся на свиноподобных существ.
Седьмой оглядел себя. Кишки вывалились, окрасив ветвь в алый цвет. К его удивлению, боли не чувствовалось. Жизнь продолжала теплиться в изуродованном теле.
Оторвав кишки, Седьмой рассматривал собственные органы. Эти два черных сдувшихся мешочка — легкие? А этот склизкий шарик зеленого цвета — почка?
Седьмой поднялся. Жив! И хотя на человека он меньше всего сейчас походил, жизнь все равно не покинула его. Наверняка в этом была заслуга Кивира.
На нижних ветвях творился хаос: люди-свиньи то тут, то там взрывались кровавыми ошметками. Твари пытались убить маленького уродца, однако лезвия рассекали лишь воздух.
Рано или поздно монстрика поймают и уничтожат. Людей-свиней было слишком много.
Нужно пошевеливаться.
Неожиданно шансы на спасение возросли: на самой верхней ветви стоял Кумакан. Жирдяй держался за живот и раскачивался на костяном отростке, словно собирался с духом, чтобы прыгнуть.
Каким образом толстяк оказался на вершине человеко-дерева?
— Кумакан, я тут! — закричал Седьмой. Собственный голос показался чужим. Он словно исходил не из горла, а из каждой клеточки тела.
Вопль Седьмого потонул в яростном визге свиноподобных существ и в вое людей, вывалившихся из "шаров".
Жирдяй, разрывая здоровой рукой кожу на животе, вскинул голову. Из огромного пуза выплеснулись кровь и кишки.
Седьмой закрыл голову руками. Его окатило что-то теплое, липкое. Когда кровь Кумакана иссякла, Седьмой заметил в нескольких шагах от себя переплетения кишок толстяка. Вот он путь наверх!
"Цепляйтесь за кишки! Быстрее! Обмотайте их вокруг руки. Держитесь крепче!" — раздался в голове голос Кивира. Седьмого не нужно было просить дважды: он вцепился в спасительный "канат" и стал ждать.
Толстяк вскинул руку, словно поприветствовал невидимого собеседника. Затем его кишки полезли обратно в распоротый живот.
Где-то в глубине сознания Седьмого мелькнула мысль: а если потроха не выдержат его веса? А если полезут другие люди? Не порвутся ли внутренности жирдяя? Не думай об этом. Просто хоть раз в жизни постарайся не забивать голову ерундой. Седьмой почувствовал, как кишки Кумакана сильнее сдавили руку, потянули наверх. Через несколько мгновений тело оторвалось от костяной ветви.
Люди, вылезшие из чрев "шаров", не хотели умирать: они хватались за внутренности жирдяя и старались не упасть. Некоторым из-за слабости не удавалось долго висеть на потрохах, — и они падали с человеко-дерева. Но были и те, кто цеплялся за жизнь всеми силами.
Седьмой радовался тому, что оказался на кишках выше остальных. Его никто не пытался скинуть. Люди внизу же боролись за шанс выжить. Мужчина со шрамом на щеке оказался вторым после Седьмого. Их отделяло друг от друга несколько метров. По широко распахнутым глазам человека было видно, что он не понимал, где находится. Голый и запуганный. Седьмому стало жаль мужчину.
Кумакан хватался здоровой рукой за собственные кишки и втягивал их обратно в живот. Сейчас толстяк меньше всего походил на человеческое существо — без лица, тело испачкано в крови. Скорее он напоминал мясного монстра, про которого Седьмой читал в далёком детстве.
— Ну же! — закричал мужчина со шрамом. Голос у него оказался хриплый, прерывистый, словно у человека, только что побывавшего в драке. — Давай быстрее!
Седьмой опустил голову и не поверил собственным глазам: вместе с людьми на кишках висели свиноподобные существа.
Черт!
Шансы на спасение стремительно падали.
Седьмой боялся, что силы покинут его в любую минуту. В руках исчезнет крепость и — здравствуй, горячий красный песок. Седьмой не понимал, кто его питал жизненной энергией, и это сводило с ума. Может, он уже мертв. Может, нет никаких Кивиров и людей-свиней. Может...
Кумакан протянул ему руку, чтобы помочь забраться на ветвь. Ладонь жирдяя оказалась влажной и приятно прохладной. Седьмой бросил взгляд на людей, висевших на кишках толстяка. Мужчина с шрамом на щеке что-то громко кричал, пытался забраться по внутренностям Кумакана как по канату, но ноги постоянно соскальзывали. Человека от спасительной ветви отделяло несколько метров.
Седьмой стоял в нерешительности. Помочь? Или нет? Испугается ли человек? Нельзя вот так оставить его! Судя по всему, Кумакан забросил этих несчастных, чтобы дать ему, Седьмому, скрыться. Ведь не просто же так люди похожи на него, как капли воды?
К черту сомнения!
— Я помогу! — крикнул Седьмой. — Лезь сюда!
Кишки втягивались в живот Кумакана с противным чавканьем. Казалось, в пузе жирдяя пряталась огромная лебедка. Только сейчас Седьмой заметил, как из раны толстяка вылетали черные мотыльки, в красном свете пирамиды походившие на реющие угольки. Насекомые сначала кружили вокруг Кумакана, а затем пропадали в порезе Гигантского Лица.
На ветвь взобрался мужчина со шрамом. Седьмой помог ему лечь на спину.
— Я-первый, -повторял незнакомец. — Я-первый-я-первый-я-первый.
Седьмой кивнул. Он надеялся, что мужчина со шрамом сможет продолжить путь.
— У тебя есть несколько секунд, — сказал Седьмой. — Надо идти. Чем дальше мы окажемся от людей-свиней, тем лучше. Не сможешь ходить — оставлю тут!
Он посмотрел вниз. Остальных людей ждать бессмысленно: свиноподобные существа тоже пытались оказаться на вершине человеко-дерева как можно быстрее.
— Поднимайся, — сказал Седьмой.
— Я первый, — прошептал незнакомец, задыхаясь.
— Хорошо. Ты первый взобрался на ветвь. Нужно идти.
— Я Первый! — перешел на крик человек.
И тут Седьмой понял. На мгновение он потерял дар речи. Мужчине не первым оказался на костяной ветви, он — Первый.
Стоп.
Это невозможно. В теории..
На плечо Седьмого легла ладонь Кумакана.
Необходимо спешить.
— Идём!
Цепляясь за наросты на ветви, Седьмой начал карабкаться в порез Гигантского Лица.
* * *
— Тебя зовут Сергей? — переспросил Седьмой.
Голос гулким эхом разносился по туннелю... Или по порезу? Черт бы побрал эту пирамиду!
— Да. Сергей Тропов. Или Первый, как назвал меня Кивир.
Седьмой кивнул. Затем понял, что Тропов плохо видит его в сумраке, и сказал:
— Понятно.
Седьмой рассчитывал лишь спрятаться в ране Лица, но как только он оказался в порезе, то увидел, насколько же глубоко костяная ветвь вошла в кожу. Он и Тропов вот уже долгое время карабкались наверх, а туннель — туннель ли? — всё не кончался.
От полного мрака спасали мотыльки, сияющие голубым светом.
Порой Седьмой кидал взгляд вниз, в пугающую черноту. Странно: в туннеле было оглушающе тихо. Сколько он и Первый карабкались по ветви? Долго. Времени прошло достаточно для того, чтобы в ране Лица появились люди или свиноподобные существа. Неужели Кумакан как-то закрыл проход? Маловероятно.
Вопросы, вопросы...
Седьмой ожидал, что в ране будет очень мало места, однако костяную ветвь отделяло от мясных стенок несколько метров свободного пространства. Получалось, что человеко-дерево проткнуло кожу Лица именно в том месте, где уже находился туннель. Иначе как объяснить столько свободного пространства?
Удивляло и другое: из костяной ветви торчали отростки. Словно кто-то специально сделал их, чтобы ему, Седьмому, стало легче забираться. Порой попадались отростки, напоминающие гигантские языки, на которых можно было немного отдохнуть.
— Ты меня не боишься? — спросил Седьмой.
— А должен? — вопросом на вопрос ответил Первый.
— Я сейчас мало похож на человека. Я могу оказаться уродцем Кивира.
— Вряд ли. Сам посуди, — сказал Тропов. Голос звучал его как-то странно. Хрипло. Плакал, что ли? — Стал бы ты мне помогать там, на ветви? Смысл было спасать меня?
— То есть ты меня не боишься?
— Нет. Во-первых, в этой сраной темноте тебя плохо видно. Во-вторых, встречал я и страшнее. Взглянул бы ты на Анжелу.
— А кто это?
— Да так... Одна мертвая соска, которая пыталась меня убить.
— Убить? — спросил Седьмой, смутно осознавая бессмысленность своего вопроса. Ответа не последовало, и ему стало немного не по себе.
Дальше они карабкались в полной тишине, нарушаемой лишь дыханием Тропова и хлопаньем крыльев мотыльков. Казалось, время в туннеле шло иначе. Не покидало ощущение, что в ране Лица ничего плохого не могло случиться. Только не здесь.
Седьмой начал было считать костяные отростки, но быстро сбился. Мысли разбегались, как тараканы. Не рассказав о себе ничего, Седьмой понадеялся на откровенность Первого. Вопросов к незнакомцу хватало. Как Тропов узнал о Кивире? Почему не боится его, Седьмого?
Однако Первый молчал. Нужно было найти подходящий момент и подходящее место для разговора.
— Давай заберемся на большой отросток и передохнем? — предложил Седьмой. — Я же слышу, как тяжело ты дышишь.
— Ты говорил, что мы торопимся.
— Но ведь свиноподобных существ не слышно! Можно немного отдохнуть. К тому же я устал, — соврал Седьмой.
— Хорошо. Давай передохнем.
Взобравшись на большой костяной отросток, Седьмой освободил место для Первого. Тяжело дыша, Тропов сел. Седьмой очень хотел сейчас взглянуть на свою молодую копию, но в сумраке угадывались лишь общие черты незнакомца.
— Отдохнем минут пять и полезем дальше.
— Хорошо, — сказал Первый.
Вот он удачный момент для откровенного разговора.
— А что это за свиноподобные существа? — спросил Первый. — Откуда они взялись?
— Я точно не знаю, — ответил Седьмой. — Может, их создал Кивир. Ты мне лучше расскажи, как попал на дерево. Ты знаешь про Аанга?
Тропов тяжело вздохнул.
— Я брёл в тумане, потом поскользнулся и угодил в какое-то болото. Знаешь, испугался до усрачки. Думал, кабзда наступила. Я ведь недавно совсем провалился в торфяник. Ногу обжег. Если бы не Человек-мотылек — помер бы.
Седьмой вздрогнул от неожиданности. Смысл сказанного сотряс душу, как гул медного гонка, по которому ударили молотком. Что за Человек-мотылек? Очередная личина Кивира?
— Я не встречал Человека-мотылька, — сказал Седьмой. — Странно...
— Да тут вообще всё странное. — С этими словами Тропов обвел рукой туннель. — Я ни хрена не понимаю, что со мной происходит. За последние несколько дней столько всего увидел! Мне уже сложно сказать, что правда. Существую ли я вообще? Мир сошел с ума. То сучьи зомби, то туман, в котором прячутся чудища размером с дом, то какие-то люди-хряки! Я даже не помню, как оказался на ветви.
Седьмой встряхнул оцепенение. Собрав крупицы знаний, он попытался сложить цельную картину. Похоже, его теория неверна. Или Кивир пытается запутать...
Стоп, стоп. Мыслить надо последовательно.
Получается, что колесо Сансары — хрень собачья. Как и говорил Тысяча-Лиц. Как говорил Кумакан. А он, дурак, не поверил им. Первый — явное доказательство ошибочности его теории.
Но что получается тогда? Как объяснить появление его копий на человеке-дереве? Двойники выскочили из других миров? Первый говорил что-то про зомби...
— Не молчи, — сказал Тропов. — А то я начинаю думать, что ты хочешь меня сожрать.
— Да вот пытаюсь мысленно объяснить происходящее, но кусочки мозаики не складываются. Ничего не понимаю. Совершенно ничего.
— Ты тоже не веришь в происходящее? Не веришь, что эти монстры существуют по-настоящему? Почему-то мне до сих пор кажется, что я сплю.
— Я запутался, Сергей, — Седьмой опустил глаза и уставился на свои руки.
Тропов засмеялся.
— Что смешного? — спросил Седьмой.
— Меня уже лет сто, наверное, никто не звал по имени. В последний раз меня так называла одна милая девочка.
— Она умерла?
— Да.
— Прости.
— Ничего. Всё нормально. Слушай, ничего страшного, что мы тут сидим и болтаем, а за нами гонится орда двуногих хряков?
— Ты их слышишь? — вопросом на вопрос ответил Седьмой.
— Нет.
— Вот ты и ответил на свой вопрос. Я думаю, у нас есть время на небольшой отдых. Возможно, тварей перебил Кумакан. Но не стоит обольщаться.
— А Кумакан — этот тот жирдяй без руки? По его же кишкам я забрался на верхнюю ветвь?
— Да, — сказал Седьмой.
Он попытался вспомнить слова Тысячи-Лиц, но ничего не получилось.
Седьмой чувствовал: он упускает что-то. Связь между ним и Первым есть. Но вот какая? Только внешнее сходство? Ответ должен быть очевидным...
— Сколько лет тебе было, когда мир покатился к чертям собачьим? — спросил Седьмой.
— В смысле? Когда появились зомбаки? Да недавно совсем. Месяцев пять назад началась вся эта херня с мертвяками.
Мотылек, пролетев вокруг головы Первого, сел на его плечо. Голубоватого свечения хватило, чтобы лучше разглядеть Сергея: щеки впали, под глазами синяки, лицо бледное. Шрам на щеке не украшал Тропова, а наоборот — придавал внешности нечто пугающее.
— А сколько тебе лет? — спросил Седьмой.
— Это допрос, что ли? Мы сидим на чертовом дереве, а ты спрашиваешь меня про возраст!
— Прости. Я не хотел...
— Это я должен задавать вопросы!
Седьмой вскинул руки. Испачканные в крови и гное, с налипшими ошметками кожи, они заметно дрожали.
— Хорошо-хорошо, — промямлил Седьмой. Голос у него оказался жалким и потерянным. — Можешь спрашивать у меня, о чем хочешь.
Первый почесал щеку; многодневная щетина зашуршала под его пальцами, словно наждачная бумага. Седьмой поймал себя на мысли, что не доверяет Тропову. Чувствовалось в Сергее нечто ущербное.
— Как тебя звать-то? — спросил Первый.
— Седьмой.
— К черту эти погоняла. Как тебя зовут по-настоящему?
— Седьмой. Я всегда был Седьмым. Это моё имя.
