Ищейки Смерти

Кроме врачей и персонала, в палату никто больше не входил. Ни один громила Главы сарской охраны за всё время не объявлялся. Видимо, не хотели подцепить заразу. Им ведь Тартор нужен здоровым. Чтобы опять начать выбивать из него дух!

Когда сознание более-менее прояснилось, Тартор начал присматриваться к доктору-драгу. Средних лет. Сухие, длинные пальцы хирурга (или музыканта), узкий разрез глаз и яркая кожа — свойственные восточным драгам, бурое пигментное пятно на половину левой щеки. Висевший на костлявом красно-зелёном теле, будто на вешалке, голубой халат смотрелся как-то неестественно, несуразно. Но больше всего внимание привлекали глаза. Словно два аметистовых кристалла, они притягивали к себе своим холодным мерцанием. Так же просты, как и загадочны, они пронзали насквозь, подобно копью. Они были полны молчаливого интеллекта, недосказанной мудрости, накопившейся скорби. Оставалось только гадать, сколько преждевременных смертей повидали эти глаза...

Тартор (как в принципе и большинство людей в его родном Бастоне) всегда опасливо относился к расе драгов. Несомненное сходство с предками варанами играло в этом не последнюю роль. Хладнокровные, чешуйчатые, с короткими хвостами и вечным, не до конца перебитым мятой, тошнотворным запахом гнили из зубастой пасти. Неприязнь людей к драгам пускает корни ещё к тем временам, когда богиня Геллиза, с целью насолить бывшему мужу Мастуку, породила из яиц варанов новую расу мыслящих. Вылупившиеся существа были способны мыслить, но звериное начало их родителей ещё не успело скрыться за завесой здравого разума. Обладая силой, интеллектом и звериной злостью, они совершали нападения на близлежащие поселения людей. Чем старше становилась раса драгов, тем глубже хоронилась их звериная суть. Разумеется, страх, посеянный их свирепыми набегами, ещё долго блуждал по людской крови, перетекая из поколения в поколение. С веками, он превратился в прирождённую неприязнь. Многие люди научились её не замечать, многие — нет.

Но как бы Тартор ни относился раньше к драгам, сейчас ничего кроме уважения он не испытывал. Раса достойна глубочайшего почтения, если хоть один её представитель способен на такие чудеса врачевания, которые продемонстрировал доктор драг с пигментным пятном на лице. Наёмник прекрасно осознавал, что обязан ему жизнью.

Досадно было то, что доктор ни при каких обстоятельствах не заговаривал с Тартором. Он молча входил в палату, молча делал свои врачевательные дела и молча выходил, запирая за собой дверь на колюч. И, нужно отметить, его лицо никогда не скрывала повязка, словно он не боялся подхватить смертельную заразу от своего пациента!

Лишь появились силы, Тартор начал заговаривать с доктором. Благодарил его, спрашивал всё, что попадало на ум, рассказывал о своих приключениях, о подлой Филике и неумолимом Жрабе. Драг, безучастно слушая, осматривал его, проверял термометр, осматривал капельницы. При этом ни разу не бросив в ответ и полуслова.

В молчаливом докторе Тартор видел единственного друга в своей нелёгкой, многострадальной жизни. Мысли о том, что доктор просто брезгует заговорить с заключённым, он отметал как крайне вредоносные. Нет уж! Старина драг просто стесняется. Или не может говорить. Хотя нет, недавно Тартор слышал, как доктор приказал медсестре примше принести горчичников. Его сухой гортанный голос показался наёмнику самым прекрасным и родным. Ну ничего, доктор просто не любит лишних разговоров. А вот Тартору есть что сказать! И он будет это делать до тех пор, пока за ним не придут эти подлые и злобные прихвостни Жраба, чтобы вновь засадить в "смертельную камеру" и по новой предать пыткам и унижениям.

Кроме врача, к Тартору каждый день заходили медсёстры. Делали уколы, меняли капельницы, заменяли утки и так далее. Вот они-то не были скупы на разговоры. Правда, все их речи пламенели негодованием и ненавистью к "подлому убийце". Сколько же вёдер словесных помоев за день они могли вылить на голову бедняги Тартора — даже страшно представить. Должно быть, им и в голову не могло прийти, что "подлый убийца", с каждым днём чувствующий себя всё лучше, попросту может свернуть их шеи, что охотник недобитой дробью куропаткам. Несмотря на слепую ненависть к пациенту, работу медсёстры выполняли качественно и умело. Только это и сдерживало Тартора...

Был ясный солнечный день: из окна лился поток света, в котором тучно плескались пылинки. Ложившийся на стену ярким четырёхугольником с полосами тени от решёток свет медленно сползал к койке Тартора. Странно, к этому времени должны были сделать уже несколько уколов. Но медсестра всё не появлялась. Может, поменяли лечение? Или попросту забыли. Да, вполне возможно, что банально позабыли о бедолаге Тарторе. Должно быть, сегодня дежурство самой злостной тартороненавистницы — пожилой кротихи с дряблым, поеденным язвами носом. Она давно обещалась "поквитаться с дрянным убийцей". Видимо, для неё час свода счётов настал.

Тартор особо и не расстроился. Чувствовал он себя нормально. До полного выздоровления, конечно, как до луны, пусть и ближней... Но по сравнению с тем что было — муравей и слопр!

Тем временем, прямоугольник света прополз по койкам и, уменьшаясь, приближался к окну. Гирен с теми лекарствами: дико хотелось есть! Тартор нервно прохаживался по палате, то и дело дёргая ручку запертой двери и колотя по толстому дереву кулаками. Никто не отзывался.

Жраб приказал возобновить пытки? Это как раз в его стиле...

Но, как выяснилось, ни Жраб, ни один из его сыновей руку к этому не приложили.

Где-то снаружи раздался пушечный гром. Вначале слабый — стреляли далеко — а потом нарастающий, учащающийся, превращающийся в зловещую песнь канонады.

Донеслись крики, обречённые вопли и грохот рушащихся зданий.

— Приехали... — выдохнул Тартор. — Неужто и до неприступного Сара докатилась смертоносная мясорубка?

Тартор ухмыльнулся, представив нелепость своих слов: громадная мясорубка, что он как-то видывал на скотобойне города Скот, катилась по улицам Сара, сминая, круша громады зданий и перемалывая попадавшихся под исполинские лезвия дико визжащих, точно загнанные на убой свиньи, горожан...

Но наобум выбранное слово "мясорубка" очень удачно подходило под описание происходящего.

Тартор выглянул в зарешёченное окно. Всё тот же унылый вид на пыльный тюремный двор и заросшие красным плющом стены. Ничего необычного. А грохот бойни всё нарастал, сея зёрна страха в сердце. На какой-то миг над забором возвысилось что-то чудовищное, костлявое, холодно мерцающее кровавым светом. Возвысилось и скрылось, что наваждение. Но Тартор готов поклясться: тот острый череп странного существа и трёхсуставчатая конечность были настоящими. Ледяные пальцы страха и отчаяния стиснули сердце. Как бы в подтверждение действенности происходящего, выкрикивая что-то воинственно-обречённое, по тюремному двору пробежали копьеносцы. Они скрылись из поля зрения наёмника. Не прошло и нескольких секунд, как раздались предсмертные вопли. Тартор бы голову дал на отсечение, что вопили только что пробежавшие воины.

Ну что ж, думалось Тартору, всё это, конечно, плохо... Но так этим уродам и надо! Несомненно, на город обрушилась дикая, неудержимая, неведомая смертоносная сила. С ней не совладать простым мыслящим. Да, Тартору, скорее всего, жить осталось не так уж и долго: если сила сметает всё на своём пути (а по крикам, стонам и грохоту рушащихся зданий в этом не было сомнений) то наивно полагать, что громадные блоки тюрьмы, прекрасно заметные издалека, останутся невредимыми. А ведь отвечать за защиту города должен никто иной, как старина Жраб Толстый! Вот и на тебя, мешок злостного жира, управа нашлась! От этих мыслей все страхи и переживания на некоторое время вымыло тёплой волной предвкушения мести, пусть и сотворённой чужими руками или что там у этих монстров вместо рук...

Вихрь мыслей и эмоций постепенно утихомирился и Тартор вспомнил о своей собственной шкуре. Когда совсем недавно тебя вытащили из смертоносных клещей пневмонии, тут же умирать не очень-то и хотелось. Он отошёл от окна, снял с койки одеяло и постелил в углу, подальше от поля зрения из окна. Сел, упёршись подбородком на колени, и принялся жать. Чего ждать? Ну, точно уж не старухи Скуки, которой он снёс дряблую голову у подножья Заколдованных Гор!

Долго ждать не пришлось. Стоило стихнуть воплям "мясорубки" близ тюрьмы, как раздался чудовищной силы глухой лязг. Громадный металлический купол, когда-то служивший крышей соседнего Храма Мастуку, пробил стену у противоположного от Тартора угла, обсыпав наёмника добрым слоем кирпичного крошева. Отряхнувшись и хорошенько прокашлявшись (не стоит забывать, что болезнь до конца вылечена не была), Тартор подошёл к образовавшейся дыре в стене, в которую пролезть мог даже волк, пусть и рахитичный.

Выглянув во двор, Тартор не обнаружил как охраны, так и неведомых ходящих скелетов. Не долго раздумывая, он пустился в бег.

Если есть стена, то должны быть и ворота в ней. К ним-то и направлялся наёмник, позабыв обо всём, вдыхая, пусть и пронизанный гарью и смертью, но воздух свободы! Гром битвы раздавался за спиной. Казалось, что он отдалялся. Если слух не изменял, то сложившаяся ситуация просто была послана богами для побега!

Все мыслящие, попадавшиеся на глаза наёмнику были мертвы.

По дороге Тартору попадались изувеченные трупы солдат: оторванные ноги и головы, расплющенные тела, вывалившиеся из разорванных животов внутренности... Не время думать об уважении к мёртвым: у обезглавленного человека наёмник снял кожаный грудной доспех и пояс с мечом в ножнах, у прима с оторванными руками стянул кожаные поножи, сапоги и сумку с зельями, подобрал копьё, освободив от сжимающей древко оторванной кисти. С точностью сказать нельзя, уж слишком были изуродованы тела, но, кажется, Тартор узнал среди трупов несколько сыновей Жраба...

Бежав к спасению, Тартор уж совсем не ожидал наткнуться на тех, на кого наткнулся. У стены холодным металлическим блеском сверкала низкая клетка. Но не сама клетка до слёз обрадовала наёмника: в её тесноте были заточены три шакала! Да, именно его три шакала: Бон, Мона и Мон! Завидев хозяина, донельзя исхудавшие зверьки зашлись таким радостным лаем, что даже самый чёрствый на всём Главном Материке мыслящий, увидев эту картину, не удержался бы от слёз. Вложив всю накопившую злость за время страданий, Тартор мечом снёс замок на клетке.

Радости как шакалов, так и их хозяина не было конца! Неистово скуля, зверьки прыгали на рыдающего от счастья Тартора и лизали в гладящие их руки. На какое-то мгновение наёмник забыл всё. Не было ни заточения в "смертельной камере", ни чуть было не выевшей из него жизнь пневмонии, ни подлой предательницы Филики, пустившей его жизнь под откос... Был только миг неземной радости и счастья! Были его друзья! Они были! Мстительный Жраб врал: мясные лепёшки оказались из любого другого мяса, но точно не из шакальего! Тартору даже на ум не могло прийти, зачем Жраб оставил шакалов в живых. Да и не хотелось гадать. Главное, они сейчас здесь, и с ним. Пусть их глаза в полу-безумии от голода, а их тельца похожи на обтянутые кожей скелеты — всё равно они живы! И никто теперь не отнимет их у него. Тартор лучше сложит голову, чем даст своих любимых зверьков опять в обиду...

Гром возобновившейся канонады вернул к ужасающей действительности. Нужно бежать и как можно быстрее. К спасению.

Но изголодавшиеся шакалы были другого мнения. Они следовали за хозяином недолго: остановились у первого попавшегося на пути тела и принялись есть...

Отвращение и жалость переполняли Тартора. Он хотел было накричать на жадно раздиравших дражью плоть зверьков, но передумал. Присмотрелся и замер от чудовищной грусти: это был труп врача. Того самого, который не пустил в потусторонний мир душу Тартора...

Наёмник не сдвинулся с места, дожидаясь, пока шакалы набьют утробы.

Довольные и сытые Мона, Мон и Бон бежали чуть позади хозяина. Их глаза светились преданностью и счастьем.

Добегать до ворот так и не пришлось: в стене зияла громадная дыра. Пробежав через неё, оказавшись по ту сторону тюремных владений, Тартор испытал такое дикое чувство облегчения, какое ощущает не каждая бабочка, вылезшая из кокона и впервые воспарившая в небо.

Город был в огне. К небу поднимались зловещие столбы чёрного дыма.

Расслабляться рано. Путь к Южным Воротам Тартор худо-бедно представлял себе. Но это не значит, что на пути ему никто не встретится. Так оно и случилось. Прямо у поваленных ворот топтался чудовищный скелет древнего существа. Глядя на его разительно отличающееся от всех известных наёмнику строение костей и черепа, можно только с ужасом предположить, каким же уродливым и страшным было это огромное существо при жизни. При жизни! Гирен всё раздери! Какого рожна эти светящиеся кровью треногие скелеты вообще ходят?!

Словно поймав струю перепуганных мыслей Тартора, древний скелет обернулся и устремил на наёмника полный злобы и ненависти взгляд сквозь четыре пустые глазницы. От этого взгляда душа Тартора (да, именно душа!) замерла в мёртвенном бездействии и испуге. Словно загипнотизированный взглядом питона крысон, Тартор глядел на приближающуюся погибель. Он не был в состоянии пошевелить и пальцем. Обмочившиеся от страха шакалы, дрожали точно так же как и хозяин, не смея отвести глаз от скелета чудовищного прошлого Материка.

Громкий хлопок выстрела. Ядро прошило толстое ребро существа навылет. Оцепенение тут же спало. Тартор смог разглядеть двух бойцов: один, тот что люрт, держал в руках мортиру; второй — заталкивал в её ствол новое ядро. Странно, но у одного из них было до боли знакомое лицо. Тартора словно крапивой по лицу хлестнуло: так ведь это один из "детей" Вика Носолома!

Издавший чудовищный вопль скелет двинулся на стрелявших.

Воспользовавшись ситуацией, Тартор выбежал через ворота. Страх нёс его прочь из проклятого Сара. Как можно дальше. К эфемерному спасению...

Наёмник выбился из сил, отмахав добрые пять километров. При его подорванном здоровье и постоянном недоедании: это расстояние можно было считать спортивным подвигом.

"А я ведь так и не узнал, как звали того доктора драга..." — промелькнула щемящая мысль в голове Тартора перед тем, как он провалился в долгий и глубокий сон. Без снов.

Глава 24: Могущество Природы...

— Ты чего это на меня так смотришь? — первое, что пришло спросонья на ум Филике.

— Да так... — смутилась Джина. — Думала, что никогда больше не увижу твою рыжую башку.

— Должно быть, уже обрадовалась... — сострила Филика и приподнялась на локтях. — Мы в потустороннем мире, да?

— Не знаю, нет, наверное... — пожала плечами Бабочка. — Если потусторонний мир точь-в-точь похож на Пустой Материк, то возможно...

Филика поглядела на клубы чёрного дыма, возносящиеся к кровавому зареву над лесом. На фоне зловещей каменной громады Вулкана ненависти это выглядело ужасающе.

— Кажись, пожар ещё длится, — она потянула носом: — Воняет паленым.