— Коли в цене сойдёмся, отчего ж нет. Будет изрядно дешевле каменного храма, вот только угля надобно немало. Особливо если до Астрахани идти.
— О цене поговорим позже, — сказал митрополит, — Что же касается украшения сего храма плавучего, я своих мастеров пришлю...
...
Все вопросы с митрополитом мы решили к обоюдному согласию. Кроме плавучего храма, который решили строить к следующей весне, я пообещал ему непременно съездить в этом году на Соловки и уладить разногласия с тамошним игуменом. Макарий же в свою очередь обещал дать мне по осени грамоту на строительство храма в Выксе и выделить умного священника, который не будет совать нос туда, куда не надобно. В немалой степени поспособствовало установлению договорённости и то, что я посулил передать работу по сборке гладкоствольных казнозарядных пищалей, тем монастырям, в кои всё потребное будет пригоже возить по Волге, Сухоне, да Северной Двине. С иосифлянами проще договориться. Как бы я выкручивался, окажись на месте митрополита нестяжатель?
...
Следующие три дня потратил на дела торговые: встречался с московскими купцами, с коими вёл дела. Всё воскресенье я проторчал у Ивана Кожемякина, обучая Андрея Везалия пользоваться спектроскопом, а Джона Ди — печатной машинкой, так что в Ярославль отбыл только в понедельник. Там я задержался на пару дней для инспекции складов и разбирался с некоторыми купцами, занимавшимися скупкой пеньки и льна, на которых мои приказчики жаловались ещё в прошлом году. Нарушения условий прописанных в ряде порой были просто вопиющими, так что я велел разорвать с ними все договоренности и вести закупки в тех деревнях, где они брали товар напрямую от имени Ярославской конторы.
Так что теперь те деньги, что оседали в карманах посредников пойдут напрямую крестьянам. Но и за качество спрос будет иной: цены на каждый из сортов оговорены твердо, как и правила проверки товара. Чтобы не пришлось никого уговаривать, я велел включить в договор пункт, в котором значились обязательства моей компании поставки товаров по твердым ценам. Сия хитрость сработала безотказно: возможность в случае неурожая купить хлеб по прежней цене дорогого стоила, да и прочие товары можно теперь мужики могли приобрести куда дешевле, чем они доходили до них через посредников. Подозреваю, что кое-кто постарается заработать ещё и перепродажей в соседних селах, которые не были взяты мною в откуп у государя. Однако мне это только на руку — чем больше объемы производства, тем ниже выходит себестоимость товара.
Закончив все дела, я отправился в Вологду, по построенному в прошлом году тракту. Дорога заняла неделю, так что на место мы прибыли только пятого июля. По дороге отметил места, которые требовали исправления, но в целом таких оказалось немного, так что укладку колеи для конки можно начинать сразу после окончания полевых работ. Само собой я вполне мог полностью поручить это и своим людям, но то, что может быть сделано местными, им и нужно поручать: пусть для них эта дорога станет кормилицей. В ином случае затраты на охрану могут оказаться неподъёмными, когда начнем использовать чугунный рельс — металл пока ещё дорог и будет привлекать злоумышленников всех мастей, даром что ни одному кузнецу его не продать, а все равно по началу пытаться будут спереть. А так за каждым пришлым пригляд будет, дабы не покушался на "дойную корову". Опять же мне кадры для будущей железной дороги нужны. А где их взять? Вот и придётся учить местных ребятишек.
Своего народа у меня хоть и много, но часть мужиков нанятых в прошлом году я всё-таки уговорил отправиться на строительство завода на реке Тулеме. Они за осень и зиму приноровились на Выксе лес валить на сытных харчах, и теперь большинству разницы нет, где топором махать да пилой работать, лишь бы кормили как тут, не говоря уже о том что вместо трёх полушек в день я им на новом месте по три денги обещал. Уж больно мне народ там нужен, больно речка проблемная — сплошные пороги!
Так что как не крути, а без железной дороги не обойтись, по началу конной, причем с дубовыми брусьями, потому как стальной рельс нам катать не на чем, а чугунный, кроме отливки, требует еще и долгого отжига для удаления лишнего углерода, иначе будет хрупким. К тому же узкоколейку для перевозки руды можно местами строить и без насыпи, которую на тамошних болотах возводить задача аховая. Если вагонетки рудой да углем сильно не грузить, можно обойтись и гатями. Однако пока у посланных мной на Тулему мужиков задача проще: заготавливать лес на уголь, да руду для обжига, благо первое время ее не нужно добывать шахтным способом. Хватит и той, что на поверхность выходит.
...
К полудню шестого числа под крытым навесом во дворе недавно построенного вологодского склада собрались все старосты с деревень и сел, лежавших на пути построенного в прошлом году тракта. Мужики отлично поняли ещё с прошлого года, что речь о деньгах и немалых. Но сразу о деле я говорить не стал, сначала обед, всё остальное потом...
Ближе к окончанию трапезы, я завел разговор:
— Года с три назад, велел мне Государь наш, Иван Васильевич смотреть за тем как "англицкие немцы" торг ведут, — сказал я, — И послал я своего человека в их земли, дабы цены на товары разузнать. А прошлой осенью, как он вернулся, посмотрел на них и подивился: впору самим морем ходить в их земли торг вести, с такими-то ценами...
— А пустят те немцы наших купцов торговать? — спросил кто-то из мужиков. — Отродясь того не было...
— Верно, не было такого ранее, — ответил я, — Да разрешил Государь "англицким немцам" торговать у нас беспошлинно, а в ответ их королева и нашим купцам такое право дала. Так что грех случай упускать...
— И какие товары в англицкой земле надобны? — вкрадчиво спросил староста Грязивитцкого починка[49]. — И сколько за них тамошние купцы платят?
— Вот сия цифирь, — сказал я, положив сложенный вдвое лист на стол — Сей список вам оставлю. А покуда озвучу главное: смолу "англицкие немцы" покупают в своей земле по десять пенсов за фунт, что на наши деньги будет тринадцать алтын и две деньги за пуд или двенадцать с полтиной рублей за сорокаведерную бочку.
— Быть того не может! — тихо сказал кто-то.
— Леса у них мало, вот смола и дорога, — пояснил я, — Деготь там по восьми рублей за бочку идёт, терпентин и вовсе по два рубля пуд. Канифоль же по полтине. Я вам к чему сие говорю: мой железоделательный завод на Выксе уголь жжет в железных ретортах и смолы с дегтем выходит много более чем в кучах, а продать их, за добрую цену, в нашей земле некому — своего хватает. В Англии же купят, сколько не привези, одна беда как из Ярославля в Вологду доставить?
К этому времени столы очистили от снеди, а мои бойцы принесли два дубовых ларца. Я снял крышку с одного из них и явил народу содержимое: модель конки в масштабе один к шестидесяти четырем. Мои воспитанники постарались на славу: полотно дороги было выполнено из глины с добавками и присыпано песком по нанесенному клею, поверх — балластный слой из мелких камешков, на который уложены шпалы из дубовых реек, с закрепленными рельсами из оловянно-свинцового сплава. А на них две лошадки, отлитые из подкрашенного охрой белого фактиса, впряженные в небольшой "поезд" из трёх деревянных вагончиков, груженых бочками. Всё сделано с душой, но лошади особенно хороши, даже гривы и хвосты как у настоящих.
— Нешто телеги-то с железными колесами будут? — удивился кто-то из мужиков.
— Да нет, они, поди, из свинского железа литы. В Ярославле у расшив якоря из него же...
— Верно, литы сии колеса из чугуна, — сказал я, — Иначе именуемого свинским железом. Из него же и рельсы будут, а пока брус дубовый. Так выходит дешевле, чем из уклада или обычного железа. А уж насколько литье дешевле ковки, и вам ведомо. Но не о том речь: в такие телеги можно не по сорок пудов грузить, а вчетверо более. Две лошадки без малого полтысячи пудов свезут на дюжину верст или чуть более, а дальше других впрягай...
— То есть все при деле будут? — сообразил грязивитцкий староста и, дожидаясь моего ответа, придвинул к себе лист с "цифирью".
Остальные мужики окружили его и стали наперебой считать, сколько выручат с одной бочки. Не зря я дописал к "англицким" ценам ещё и стоимость провоза по суше и по морю, наживка сработала на все сто!
— Деготь-то сколько стоит? — спросил кто-то.
— Да вот глянь, десять англицких пенсов за галлон, а тут внизу писано, дюжина пенсов у них шиллинг, а двадцать шиллингов — фунт...
— А в алтынах-то сколько будет?
— Какие алтыны, вот же писано: фунт есмь один рубль, да двадцать пять алтын и две денги с полушкой!
— Это что ж коли ведро по десять шиллингов то бочка выходит четыре фунта да десять шиллингов? — спросил кто-то, — Это сколько ж на рубли-то будет...
— Семь рублей, тридцать алтын да пять денег! — подумав, сказал грязивитцкий староста и глянув на второй лист, добавил, — Токмо что тебе с той цены, лучше вот туточки глянь: "за провоз с Ярославля до Вологды по денге за пятнадцать верст с бочки"...
— Коли по пять бочек в каждую из трёх таких телег погрузить, за один прогон два алтына, да три денги выходит? За день три алтына!
— Всё верно, — сказал я, — Однако деготь да смолу вы не только возить можете, но и сами гнать! Да не как ранее, а в бочках особливых из свинского железа. Эдак товара куда как больше получается, да и уголь выходит добрый, а его ой как много нужно будет.
— Уголь-то на что надобен?
— А уголь вот для чего потребен, — сказал я и открыв второй ларец вынул оттуда другую модель, — Года через два начнет у меня третий железоделательный завод работать, это считай сто семьдесят пять тысяч пудов в год, да с двух остальных чуть менее восьмисот тысяч.
— Это сколько домниц на заводе-то?
— Всего по одной, — ответил я, — Однако велики они изрядно. Те, что в Гусь-Железном, да в Выксе, высотой более шести саженей, а на новом заводе — пять.
— И много ль железа в немцы везти надобно? — поинтересовался грязивитцкий староста.
— В прошлом годе Государь закупки картечи и ядер в казну уменьшил вдвое, так что железа теперь выделывать можно много, но лучше уклад делать, он дороже, — ответил я, — Его и будет делать. Через несколько лет по триста тысяч пудов в год сможем осилить, а посему на смену обычным лошадкам будет надобен конь железный, паром действующий, да не один! Так что воды да угля потребуется прорву. Бочки для выжигания уже в следующем году привезу, а вы пока решайте где их ставить и кто учиться сему делу будет.
...
Через два дня закончив обсуждение со старостами всех деталей, мы отправились в Холмогоры. На этот раз путь занял у нас шестнадцать дней, так что двадцать пятого июля мы уже были на месте. Кристофер Хадсон в этот раз ждал меня у Игната, как и было уговорено ранее. Причём не один, а с дюжиной завербованных им специалистов. Груз, привезённый из Англии, я решил осмотреть позже, а сначала решил поговорить с англичанином и теми, кого он смог уговорить приехать в Россию.
...
— Первым делом я должен выполнить распоряжение достопочтимого Джона Кайуса, — сказал Кристофер, — Он просил передать вам вот этот ларец и ключ от него. Что в нем мне неизвестно, но как видите, он опечатан двумя королевскими печатями.
— Спасибо, я займусь им позже, а пока хотел бы узнать, удалось ли вам выполнить мою просьбу?
— В какой-то мере. Этой весной в Антверпене мне повезло свести знакомство с неким Шарлем де Леклюзом[50], — сказал Хадсон, — В прошлом году он опубликовал перевод на французский язык труда весьма известного специалиста в интересующей вас области[51].
— Вы предлагали ему перебраться в Россию?
— В этом не возникло необходимости, после моего рассказа, Шарль сам весьма заинтересовался "Государевым зимним садом", — ответил Кристофер, — Вот его письмо, в котором он интересуется возможностью принять участие в создании этого чуда.
— Я прочитаю его позже, — сказал я, — А пока хотел бы узнать ваше мнение по поводу этого человека.
— Кроме латыни, он знает несколько европейских языков, и получил обширные знания в различных сферах науки. Но более всего интересуется ботаникой, так что может быть весьма полезен вашему Государю.
— Хорошо, теперь что касается иных специалистов, в частности умеющих делать бумагу и мыло...
— Мне удалось уговорить перебраться в Россию одного из мастеров работавших на бумажной мельнице Шпильмана[52], — ответил англичанин, — Сей мастер и полдюжины его бывших подчиненных прибыли со мной.
— То, что вам удалось завербовать мастера это отлично, но о найме работников мы с вами не договаривались, наоборот моя цель состоит в том, чтобы эту работу научились делать мои люди.
— Да, я помню наш разговор, однако доводы мастера показались мне достаточно убедительными. Дело в том, что у Шпильмана дело поставлено несколько иначе, чем это принято в иных местах, и довольно разумно. Каждый работник делает только одну операцию, и соответственно его не требуется годами учить всем премудростям. Потому и платить ему можно не особо много.
— Занятно, — сказал я, — У меня на железоделательном заводе работа поставлена точно также, хотя причины для такой организации работ иные. Как я понимаю, приглашенный вами английский мастер сманил всех необходимых работников в надежде открыть в России собственное производство бумаги?
— Думаю, да! Но будет ли у него такая возможность решать вам.
— Почему бы нет. Пусть занимается выделкой дорогих сортов бумаги. Всем необходимым я его обеспечу. В том числе и работниками, которых всему необходимому обучит он и приехавшие с ним. Теперь что касается мыла...
— Я отправил человека в Испанию, — сказал англичанин, — Однако он не успел вернуться до моего отплытия в Россию, зато по части ювелиров могу порадовать. Я нашёл для вас четверых и все они прибыли со мной.
— Отлично, если они подпишут договор о работе на меня в течение последующих десяти лет, вы станете обладателем кругленькой суммы. Как я помню, речь шла о пятидесяти фунтах стерлингов?
— Именно так! — сказал Хадсон, и в предвкушении потер руки, — И мое вознаграждение за привезенных мастеров, если не ошибаюсь, должно составить триста фунтов?
— Вы говорили о четырех ювелирах и одном мастере, которого вы сманили у Шпильмана, как я понимаю, есть и шестой человек, который стоит этих денег?
— Не совсем так, но думаю, сей моряк будет вам полезен, так как, несмотря на свою молодость, он уже несколько лет ходит на торговом корабле своего родственника с английскими товарами во Францию и Нидерланды. Думаю со временем из него получиться неплохой капитан для одного из ваших кораблей. Само собой пятьдесят фунтов за него слишком много, но вместе с теми шестью рабочими с бумажной мельницы я думаю вправе рассчитывать на оную сумму...
— Хорошо, я поговорю с ним. Как кстати его зовут?
— Фрэнсис — ответил Кристофер, — Он сын корабельного священника Эдмунда Дрейка.
