Политруки и особисты сначала возражали. И даже угрожали трибуналом. Пока не насмотрелись на таких же политруков и особистов, угодивших в шюцкоровские лапы. С вырезанными по всему телу звездами. После чего вмешиваться в процедуру перестали. Делая вид, что ничего не видели, и знать ничего не знают. Ну, и на том спасибо!..
В первый раз финны причастились русской кровью еще в прошлом веке, во время последней русско-шведской войны. Именно тогда, выслуживаясь перед своими шведскими господами, христолюбивые финские крестьяне, с финской неторопливостью и основательностью принялись резать русских солдат. Нападая на обозные команды. Хотя с финнами Россия тогда не воевала. А учила своего извечного врага, шведов.
Шведов Россия выучила. В смысле, проучила. Поэтому война тысяча восемьсот девятого года действительно стала последней русско-шведской. А для самих шведов, вообще, последней в истории их королевства. Которое воевало с Русью тысячу лет подряд. Регулярно получая по зубам. То от Александра Невского, то от Ивана Грозного, то от Петра Великого. Пока, наконец, и до шведов таки дошло, что, кто к нам с чем, тот от того и того! И зареклись они воевать во веки вечные. И объявили о нейтралитете. Хотя до этого тысячу лет всю Европу в страхе держали и регулярно грабили.
Однако финны ничего тогда так и не поняли. И взявшись за оружие, сами пошли русскую землю воевать. Сто лет спустя. В восемнадцатом году. Когда ослабла Россия после войн и революций. И оставили на ней финны такой кровавый след, что даже шведам не снился! Целый год белофинские бандиты в Карелии хозяйничали, грабили и убивали! Пока молодая советская республика от англо-французско-немецко-польско-чешско-американо-японских захватчиков и их местных прихвостней отбивалась на всех фронтах. А когда отбилась, вышибла с русской земли и финских интервентов.
А финны опять таки ничего не поняли. И осенью двадцать первого организовали подпольный 'временный Карельский комитет', приступивший к формированию 'лесных отрядов' и давший сигнал к вторжению белофинских войск. Которые захватили Ребольскую и Поросозерскую волости. Думали Красная Армия зимой воевать не умеет! Да только ошиблись крепко. И крепко получили.
Но и на этот раз ничего не поняли. Опять стали зубы точить на Советский Союз. И провокации устраивать. В угоду своим заокеанским хозяевам. Вот и пришлось учить по новой. Может, хоть теперь поймут?
Так или иначе, но в центре и на правом фланге Карельского фронта события развивались в соответствии с планом операции. Или почти в соответствии с ним. А вот, южнее, в полосе наступления пятьдесят четвертой дивизии особого стрелкового корпуса, дела шли гораздо хуже. Точнее, совсем плохо.
Чтобы не сказать большего...
А сначала все было просто замечательно! Третьего декабря пятьдесят четвертая дивизия без единого выстрела вошла в Кухмо. И подняла на городской управой большой красный флаг. Под звуки интернационала. А поутру двинулась дальше.
И тут начались выстрелы. Правда, подлый враг здесь был совершенно ни при чем. Поскольку в округе его пока не наблюдалось. Перестрелка между двумя батальонами четыреста двадцать шестого стрелкового полка началась после случайного самострела. Тут же поднялась паника. Командиры четвертой, пятой и девятой рот вместо того, чтобы навести порядок, принялись срывать с себя петлицы и рвать командирские и партийно-комсомольские документы.
В результате — трое раненых и один убитый. Не считая отличившихся командиров рот. В тот же день расстрелянных перед строем полка по приговору трибунала...
После чего пятьдесят четвертая дивизия продолжила свой победный марш.
Который окончился через трое суток. На западной окраине Соткамо. Где дивизия и застряла. Намертво. Уткнувшись носом во взорванный шюцкоровцами мост через озеро Киантаярви, а хвостом — во взорванный ими же мост через озеро Ламмас-ярви. На восточной окраине Кухмо. И растянулась тонкой ниточкой вдоль прибрежного шоссе. Охваченная с севера ожерельем прозрачных озер, а с юга — цепью непроходимых болот и гранитных хребтов. Не только полностью отрезанная от армейских тылов, а, в довершение всех несчастий, еще и разорванная на куски десятком уничтоженных белофиннами мостов через речки, впадающие в озера Исо-Киманен и Онтоярви.
Впрочем, если бы все ограничилось лишь взорванными мостами, то проблема была бы решена за пару дней. Или, в крайнем случае, за неделю. Мосты были бы восстановлены, а победный марш продолжен. Но дело было в том, что в отличие от окрестностей озера Оулуярви, где белофиннов не было вообще, в районе Кухмо — Соткамо их было слишком много!
Сто шестьдесят третья дивизия особого стрелкового корпуса Карельского фронта, наступая из Лендер, еще четвертого числа взяла Лиексу. А к утру шестого декабря вышла к крупному транспортному узлу Нурмес, надежно перерезав важнейшую железную дорогу Сортавала — Оулу. В результате чего несколько эшелонов перебрасываемой на север тринадцатой пехотной дивизии (до полка пехоты) оказались заперты между станциями Нурмес и Контиомяки. Во главе со своим командиром, полковником Сийласвуо.
Остальные части тринадцатой дивизии вернулись в Сортавалу. Чтобы снова отправиться на север, но уже через Савонлинну. А полковнику пришлось срочно принимать командование группой финских войск в районе Каяани — Кухмо — Нурмес.
Понимая, что сил для нанесения классического удара во фланг и тыл рвущихся вглубь страны красных орд у него недостаточно (даже с учетом присоединившихся к нему нескольких рот шюцкора и отдельных пехотных батальонов бывшей Северо-Карельской группы), Сийласвуо учел печальный опыт пропавшего без вести генерал-майора Туомпо и перешел к партизанской тактике.
А вернее — бандитской. В смысле, изуверской. То бишь, обычной финской. Если уж называть вещи своими именами.
Впрочем, как ее ни называй, в сложившихся условиях эта тактика оказалась значительно эффективней, чем классические приемы боевых действий, в которых (в отличие от бандитизма) финны мало что понимали.
Отдельные пехотные батальоны и шюцкоровские роты, вошедшие в состав группы полковника Сийласвуо, состояли из местных резервистов, поставленных под ружье в октябре этого года. Строевая подготовка была у них никакой. И обмундированы они были, кто во что горазд. Зато стреляли прекрасно, а на лыжах бегали так, словно в них родились. И друг друга знали отлично. Понимая с полуслова. В смысле, с пол кивка. И на местности ориентировались безо всякой карты. Потому что прожили тут всю жизнь и с детства знали каждый бугорок и каждый кустик.
Поэтому для блокирования пятьдесят четвертой дивизии комбрига Гусевского Сийласвуо хватило одного батальона. С лихвой.
Полки, батальоны и даже роты гусевцев были отрезаны друг от друга и заняли круговую оборону. А из чащи били снайперы. Отстреливая комсостав. Били пулеметы и минометы. Выкашивая бойцов целыми отделениями. А по ночам, подобравшись вплотную, белофинны забрасывали гранатами наспех отрытые красноармейцами окопчики. И пускали в ход ножи...
Дивизия таяла не по дням, а по часам. Комбриг Гусевский слал отчаянные радиограммы, умоляя о помощи. И в каждой из них прощался с Родиной и дорогим товарищем Сталиным. И клялся умереть, как настоящий большевик.
Хотя пока умирали только его бойцы и командиры. Посреди узкой лесной дороги. А сам Гусевский, вместе со своим штабом и политотделом, сидел в гранитном подвале в поселке Онтойоки. И руководил окруженными частями и подразделениями. В смысле, теми, с которыми была связь. То бишь, почти никем.
Тем не менее, дивизия продолжала сражаться. Героически оттягивая на себя силы врага. Целый пехотный батальон.
Командир особого стрелкового корпуса комдив Шмыров прилагал все усилия, чтобы оказать помощь окруженцам. Командиры сто двадцать второй и сто шестьдесят третьей дивизии получили приказ немедленно нанести деблокирующие удары. Каждый со своего направления. Шевченко — с севера, а Зеленцов — с юга.
Правда, Шевченко для этого надо было пройти с боями шестьдесят километров, взять Вуокатти и форсировать широкий пролив между озером Нуас-ярви и Киантаярви. После чего пробиваться к взорванному мосту у Соткамо. Или одолеть восемьдесят километров и, взяв по пути Каяани, форсировать протоку между озерами Нуас-ярви и Оулуярви. После чего опять же пробиваться к упомянутому мосту.
Зеленцову идти было еще дальше. И тоже с боями. Потому что у Сийласвуо оставалось еще пять батальонов. Не считая шюцкоровских рот. Так что он вполне мог окружить еще две дивизии. Или три.
Поэтому никакой реальной помощи погибающей пятьдесят четвертой стрелковой дивизии ни командир корпуса, ни командарм, в настоящий момент оказать не могли. За исключением поддержки с воздуха. Да и та носила эпизодический характер. Из-за отсутствия погоды. А когда погода позволяла эту поддержку оказать, была совершенно неэффективной. Из-за отсутствия связи и наведения...
Но как бы то ни было, дивизия погибала не даром.
Сийласвуо, связанный дивизиями особого корпуса по рукам и ногам, ничем не мог помешать победоносному наступлению конно-механизированной группы Рокоссовского. Которая к двенадцатому декабря вышла на подступы к Оулу. И находилась всего в одном дневном переходе от берегов Ботнического залива.
Правда, чтобы сделать этот переход, надо было сначала прорвать оборонительную линию, возведенную финнами на западном берегу реки Оулуйоки в районе Мухос — Леппиниеми. А перед этим форсировать реку. Под огнем.
Что напрямую было запрещено Полевым уставом РККА. Не форсирование, ясное дело! А применение конницы против укрепленных позиций противника.
Комдив Рокоссовский устав РККА чтил. Поэтому применять своих конников против укрепленных позиций не собирался. А даже наоборот. Приказал отступить.
Начальник особого отдела корпуса старший лейтенант Бодяженко, неотлучно находящийся при комдиве (не в качестве конвоя, само собой, а лишь для обеспечения его личной безопасности!), услышав, что приказал Рокоссовский, не раздумывая, выхватил ТТ. Чтобы застрелить изменника! И застрелил бы начисто. Не помешай ему батальонный комиссар Бобров, который успел поймать особиста за руку. Так что пуля просвистела мимо.
Рокоссовский слегка побледнел. Но более ничем своего волнения не выдал. Не поворачивая головы, комдив приказал начальнику штаба взять бумагу и карандаш. А потом стал диктовать:
— Боевой приказ третьему кавалерийскому корпусу на обходной маневр.
Военком вздохнул с облегчением и отпустил запястье особиста. Тот прищурился. Но таки сунул пистолет в кобуру. Хотя застегивать ее пока не стал. Мало ли...
6. Нам не страшны не льды, ни облака...
Северный фронт, середина декабря 1939 г.
...Двойные стандарты, ложь и ханжество, взятые на вооружение праотцами богоизбранного народа еще в библейские времена, благодаря многовековым усилиям их потомков (точнее, при помощи их денег) были перенесены из повседневной жизни немногочисленной общины изгоев в высокие сферы международной политики...
Установив контроль над финансовой системой крупнейших стран мира (сначала Великобритании, затем Франции, а в начале двадцатого века и Североамериканских Соединенных Штатов) и потратив на это астрономические суммы, семейство Ротшильдов с сотоварищи засучило нарукавники и приступило к взиманию процентов. С упомянутых сумм. Для чего запустило в жизнь несколько крупных политических проектов, реализация которых сулила бешеные прибыли. Во-первых, организовало большую европейскую войну (которую вскоре удалось превратить в мировую). Во-вторых, российскую революцию (и ряд других, помельче).
В результате помимо огромного количества золота, осевшего в подвалах интернациональных банкирских домов после завершения первого проекта, были заложены основы для следующего, еще более масштабного. Социальные революции в Российской, Германской, Австро-Венгерской, Османской и Поднебесной империях тоже окупились. Хотя и не столь эффектно.
Впрочем, эти инвестиции относились к разряду долгоиграющих и являлись питательной средой для новой общеевропейской бойни (с плавным переходом в новую общемировую). Имеющей в своей основе не столько экономические, сколько идеологические противоречия, почти религиозный характер которых должен был придать новому вооруженному конфликту остроту и безкомпромиссность, необходимую для максимальной финансовой отдачи.
Главным инструментом разжигания межнациональной и межгосударственной розни в послевоенном мире стала Лига наций. Самая двуличная, лживая и ханжеская политическая структура из всех когда-либо существовавших. Основой деятельности которой были вышеупомянутые двойные стандарты. В полном соответствии с традициями и обычаями тех, кто стоял за спиной ее создателей. И оплачивал их услуги.
В соответствии со Статутом, Лига имела своей целью 'развитие сотрудничества между народами и гаран?тию их мира и безопасности', а на деле занималась прямо противоположным. Потому, что находилась под полным контролем 'Entente Cordiale'. То бишь, 'Сердечного Союза' Великобритании и Франции. В просторечии, Антанты. Которую полностью контролировало семейство Ротшильдов.
Все решения Ассамблеи и Совета Лиги должны были приниматься единогласно. Поэтому, решив помешать принятию какого-либо постановления, направленного на защиту мира и безопасности, и не желая себя компрометировать, 'Сердечный Союз' выдвигал в качестве противников такого решения одно из зависимых от него малых государств. Это, во-первых. А во-вторых, по негласному соглашению между Францией и Великобританией генеральные секретари Лиги и их первые заместители должны были выдвигаться только из представителей этих стран с тем, чтобы при секретаре-англичанине первый заместитель был француз, и наоборот.
Сразу же после создания Лига стала одним из центров организации вооружённой интервенции против Советской России, подталкивая своих членов к открытой агрессии. Всячески поддерживая и поощряя зверства белофинских банд в Восточной Карелии, белопольских — на Украине и в Белоруссии, басмаческих — в Средней Азии, самурайских — на Дальнем Востоке. А когда героическая Красная Армия выбила всех интервентов и их пособников вон, Лига наций решила удушить молодую республику Советов костлявой рукой голода. И весьма в этом преуспела. Хотя так и не добилась желаемого.
Во всех своих действиях, направленных против советского народа, Лига проявляла необычайную настойчивость и оперативность. А когда речь заходила о поддержании мира и безопасности, оказывалась совершенно безсильной. Так и не предприняв никаких мер для прекращения агрессии Японии против Китая, Италии против Абиссинии, Германии против Чехословакии. Хотя и агрессоры, и их жертвы являлись полноправными членами Лиги (во всяком случае, были ими до того как).
За двадцать лет из Лиги наций по разным причинам вышли девятнадцать стран — Австрия, Албания, Бразилия, Венгрия, Венесуэла, Гватемала, Германия, Гондурас, Испания, Италия, Коста-Рика, Никарагуа, Парагвай, Перу, Сальвадор, Чехословакия, Чили, Эфиопия и Япония. Причем ни одна из них не была исключена за агрессию.
