— И у вас уже три легиона...
— Неполных.
— Надолго ли? К вам всё идут и идут переселенцы. Только сегодня пятеро моих солдат подошли ко мне и попросили отпустить их с семьями к вам. Думаю, вам уже скоро будет кем укомплектовать и свои легионы, и вспомогательные войска. А теперь у вас есть и крепости, и осадные машины, да и вообще машины. Металлургию вот посовершеннее сделать пытаетесь — не очень это пока у вас получается, но когда-нибудь, наверное, вы это сделаете. А с тремя легионами...
— Люди, даже хорошо вооружённые — это ещё не всё. Им нужно дать землю, которая будет их кормить, а так ли уж много ли её у нас? Три легиона — ну, пускай даже со вспомогательными войсками — это всё, на что у нас хватит людей, обеспеченных землёй, а Рим, если понадобится — и так уже было в Ганнибалову войну, наберёт хоть двадцать легионов. Мы знаем наши возможности, Трай, и мы не станем замахиваться на то, что нам не по зубам. Рим велик, мы малы, и от этого никуда не деться. Поэтому нам и нужно развитие не хуже, чем у греков с римлянами, а если сумеем, то и получше. А пока мы только у его истоков...
15. Отмороженные перспективы.
— "Я почти уверен, досточтимый, что и Юлия не забыла напомнить тебе, но не сочти за назойливость и моё напоминание. Слишком важно это дело, чтобы пренебречь в нём надёжностью", — диктовал я по-турдетански письмо тестю, прохаживаясь по палатке и покуривая сигариллу.
— Руку за спину и сталинский акцент! — подгребнул меня Серёга по-русски.
— Ну, я ж не с трубкой, а с сигариллой! — отшутился я.
— Так трубку ж возьми, а я тебя спорнографирую для истории! — и они с Володей заржали.
— В другой раз спорнографируешь, — я и сам, наверное, сообразил бы схохмить с пародированием Сталина, если бы диктовал по-русски, но русским тесть почти не владеет, а какой смысл изображать сталинский акцент на турдетанском?
Этот приколист, впрочем, таки щёлкнул меня на мой же коммуникатор даже и с сигариллой, хотя в чём тут прикол, когда на мне не полувоенный френч середины 20-го века, а античная испанская туника?
— Я уже дописала, — напомнила Велия, которая по соображениям секретности строчила под мою диктовку сама, да и ловчее у неё выходили эти иберийские кракозябры, здорово смахивающие на более поздние германо-скандинавские руны.
— "Как ты знаешь уже, война одного известного тебе города с одним известным тебе царём уже объявлена, и скоро в другой известный тебе город должны прибыть послы из первого города с просьбой о поставке зерна для армии", — продолжил я диктовку, — "И именно сейчас особенно важно, чтобы второй город не совершил той ошибки с деньгами и кораблями, о которой мы уже говорили с тобой ранее..."
— А чего там эти финики карфагенские отчебучить могут? — спросил Володя, прекрасно въехавший, о каких городах идёт речь, но забывший об одном не попавшем в школьные учебники и оттого малоизвестном вне исторических кругов обстоятельстве.
— Да то, что в реале и отчебучили, идиоты. Прикинь — мало того, что бесплатно хренову тучу зерна Риму предложили...
— То есть засветили богатство! — сообразил спецназер.
— Ага. Так хрен бы с этим — и так зерно уже полным ходом экспортируют, так что этим они, считай, не сильно спалились. Но ведь эти придурки ещё предложили Риму снарядить флот, да ещё и выплатить РАЗОМ всю оставшуюся сумму контрибуции, которая им ещё на СОРОК лет рассрочена! Пятую часть, грубо говоря, только и успели в рассрочку выплатить, и при сборе первого взноса стонали и плакали — помнишь ведь и сам, чего в Карфагене творилось, когда Ганнибал порядок с финансами в городе наводил, чтоб больше такого не происходило. А тут, прикинь, оставшиеся четыре пятых — восемь тысяч талантов серебра, кстати — вдруг предлагают одним махом отдать, когда должны по двести талантов в год отдавать. И это, прикинь, ПОСЛЕ потери Малого Лептиса, который один по таланту в день в виде налогов Карфагену платил...
— Вот это палево! — аж присвистнул Серёга, — В натуре лопухнулись, жополизы!
— Может и был смысл дружественное рвение продемонстрировать, но не до такой же степени! — добавил Володя.
— Удвоенный годовой взнос предложить хватило бы за глаза, — заметил Васькин.
— Точно, Хренио, и это — отличная идея! — одобрил я, — Примерно как с Сицилии и Сардинии римляне сейчас удвоенный хлебный налог на войну собирают. В самом деле, Велия, допиши ещё вот так: "Предложить за этот год двойную выплату для выражения дружеских намерений будет вполне достаточно." Сенат ведь один хрен предложенного не примет, у них же пунктик насчёт скрупулёзного соблюдения договора, они даже за зерно и Карфагену, и Масиниссе обычную цену заплатят, так что очко у Рима словить не выйдет, а вот всполошат его этой демонстрацией богатства — мама, не горюй.
— Ты ещё что-то насчёт флота говорил, — напомнил Серёга.
— Ага, и это — вообще хоть стой, хоть падай! Вот какой частью спинного мозга они там думали? Им по договору больше десяти трирем иметь запрещено, могут только списанные на слом новыми заменять, а это по одной, самое большее — по две. И мощности кораблестроительные для этого нужны мизерные. А эти дебилы предлагают вдруг СРАЗУ целую флотилию снарядить — которой у них нет и которую, значит, в темпе вальса надо строить и оснащать, если их предложение вдруг будет принято. То бишь, иначе говоря, демонстрируют свою СПОСОБНОСТЬ быстро обзавестись полноценным военным флотом. Давно ли тот скандал вокруг посланца Ганнибала был, который агитировал в Карфагене за тайный союз с Антиохом? В Риме ведь всё запомнят и всё на ус намотают...
— Несколько кораблей предложить всё-таки стоило бы, — заметил Володя.
— Ну, несколько-то можно, — согласился я, — В реале на второй год войны в составе римского флота шесть карфагенских кораблей с экипажами будет. Так, Велия, давай вот ещё что допишем: "Можно было бы предложить первому городу и шесть кораблей из имеющихся десяти и попросить увеличить дозволенную второму городу флотилию на это число для поддержания его безопасности."
— А это зачем? — не понял Васкес.
— Ну, ежу ведь ясно, что Карфаген мечтает увеличить флот, и отсутствие такой просьбы выглядело бы подозрительно. Тут не столь важно, позволит сенат или откажет, тут важны масштабы. Шесть — это же не шестьдесят, которые Ганнибал просил, будучи суффетом города, и эта цифирь никого не напугает и не напряжёт. Да и не Ганнибал же теперь будет их просить, а вполне проримское правительство. Военную гавань Карфагена с ангарами на двести двадцать квинкерем вы все видели и сами, и римляне о ней, конечно, прекрасно знают. О запасах выдержанного леса и готовых комплектующих вы тоже наслышаны, и наверняка наслышаны и римляне. Мизерность запроса — вполне в пределах нормальных запасов для замены нескольких кораблей — как раз и успокоит их подозрения. Велия, это дописывать уже не надо — такие вещи твой отец знает и понимает получше всех нас, вместе взятых. Наше дело — просто напомнить о недопустимости демонстрации Риму ЧРЕЗМЕРНЫХ финансовой и кораблестроительной мощи Карфагена...
— Ты думаешь, это спасёт Карфаген? — поинтересовался спецназер.
— Повысит шансы, скажем так. Там ведь и Ганнибал успел уже нахреновертить, и это уже хрен исправишь, и эта, млять, "народно-демократическая партия", которая на самом деле безмозгло-урря-патриотическая, ещё хлеще понахреновертит. Это-то, конечно, ещё можно попытаться предотвратить, но хрен знает, удастся ли. Их же до хренища, а дикари Масиниссы своими захватами и набегами даже дохлого достанут, и это работает на популярность урря-патриотов. Запущенный случай, млять — тут хотя бы от разрушения только город спасти, и то задача — ценой его полной и безоговорочной капитуляции.
— А Ганнибал-то чего натворил? — не понял Серёга, — Ты же уже послевоенные дела имеешь в виду?
— Ага, они самые...
— Так вроде, толково же городом управлял?
— Ну так и ограничился бы этим, млять! Гусей-то нахрена дразнить было? Ты думаешь, отчего римляне на него тогда взъелись? За его интриги! Он же через Сципиона хлопотал, чтоб и оборонительные войны разрешили, и шестьдесят кораблей, и полсотни слонов!
— По-моему — умеренно и разумно.
— Ага, если бы исходило от кого-то другого, и лучше бы из проримской партии. А это — ТОТ САМЫЙ Ганнибал, которому лучше было бы вообще уйти в частную жизнь и не отсвечивать. Влиял бы, конечно, на политику, но только втихаря, ни в коем случае не открыто и не от собственного имени. А так — он и себя только подставил, и весь Карфаген. Он отличный полководец, неплохой администратор, но как политик он доброго слова не стоит. Нахрена его, спрашивается, вообще в большую политику понесло?
Я ещё надиктовал супружнице кое-что из вопросов, требующих согласования с Арунтием, а затем перешёл к мелочному выцыганиванию:
— "Ещё прошу тебя, досточтимый, поднапрячь твои связи и раздобыть для меня, если это возможно, рассаду винограда и оливы из северной Греции или каких-нибудь иных стран с суровым климатом. Я также буду благодарен тебе, если ты достанешь мне семена пшеницы и ячменя из Македонии или Боспора — или, говоря просто и коротко, самые холодостойкие сорта всех указанных культур."
— Я думала, ты попросишь отца раздобыть крупных нисийских лошадей, о которых ты как-то раньше говорил, — удивилась моя ненаглядная, — Как раз ведь война с Антиохом начинается...
— Не в этот раз. Кампания ближайшего года будет проходить в Греции, а не в Азии. Зачем беспокоить твоего отца теми просьбами, которых он сейчас выполнить не сможет? Через год, когда война переместится в Азию, я обязательно попрошу его и об этих лошадях, а сейчас разумнее позаботиться о холодостойких сортах полезных для нас растений.
— Ты прямо к Ледниковому периоду готовишься! — прикололся Хренио.
— Так Малый Ледниковый давно ли в нашей истории был? Ведь по большому-то счёту только в двадцатом веке и закончился.
— Ну так здесь же Испания, Максим! Испания, а не Россия! Снега по колено здесь никогда не было и никогда не будет. И в шестнадцатом веке, и в семнадцатом, и в восемнадцатом с девятнадцатым испанцы продолжали пить вино, приправлять свои блюда оливковым маслом и есть их с белым пшеничным хлебом.
— Но каких сортов, Хренио? Ведь давно уже не античных! С Античности до Малого Ледникового было несколько похолоданий климата, и в ходе каждого выводились всё более холодостойкие сорта, которых сейчас здесь просто нет. А на носу похолодание, до которого пять, в лучшем случае — десять лет. Мы сейчас на пике тепла, но до него было холоднее, и после тоже похолодает.
— Да, дедушка Волний рассказывал, что в годы его молодости зимы холоднее были, и урожаи были меньше — людям даже в Бетике приходилось часто есть жёлуди, чтобы поберечь зерно, — припомнила Велия.
— Вот о том и речь, — подтвердил я, — И по графику мы скоро снова в холода должны скатиться, — я имел в виду график колебания среднегодовых температур для Северного полушария как раз за античные времена из имевшейся у меня на флэшке никоновской "Истории отмороженных".
— Сильно подморозит? — встревожился Володя.
— По графику у Никонова — на одну десятую градуса с небольшим. Но это — среднегодовая температура по нашему полушарию. А реально это что значит? Что над океаном разницы никакой, а в глубине материков и целые градусы разницы набегают.
— Какая-нибудь пара-тройка градусов? — ухмыльнулся Серёга.
— Это тоже в среднем. Там, где у Никонова плавная линия — это из-за малого числа данных по Античности, а на самом деле там должны быть нехилые зигзаги год от года. Причём, сам понимаешь, лето от лета не сильно отличается, а вот зима от зимы — иногда ого-го! И похолодание коснётся реально не всех зим, а отдельных, но для них оно будет ощутимым...
— Макс, ты лучше скажи проще — нам придётся в меховые шубы кутаться?
— В меховые не придётся. В этом смысле Хренио прав — мы в Испании, а не в России. Вдобавок — ближе всего остального Средиземноморья к Атлантике, и это, если верить Паршеву, должно дополнительно смягчить похолодание для нас. Но вот какова будет наша реальная разница с Италией, я прикидывать не возьмусь. А там вот в то похолодание, что было до нашего пика тепла, италийские греки не могли выращивать виноград севернее Неаполя. Сейчас, вот в это наше время, Катон либо недавно написал, либо пишет, либо скоро напишет для сына свой трактат "О земледелии", и по нему получается, что в Средней Италии сейчас нет никаких проблем ни с виноградом, ни с оливками. Думаю, что и в Северной тоже, если на равнине. А Никонов на Колумеллу ссылается, который будет жить уже при новом потеплении времён Октавиана Августа, так этот Колумелла будет плакать от счастья, что теперь наконец-то можно распространить виноградарство и оливководство туда, где они ещё недавно были нереальны из-за суровых зим. Неслолько лет нормальной жизни, и вдруг — бац! — аномально холодная зима. Всего одна на несколько лет, но её и одной за глаза хватит, чтобы выморозить на хрен и оливы, и виноградники. Вот вам и "всего" одна десятая градуса среднегодовой температуры...
— Так тогда ж северные сорта нужны, а ты такие же средиземноморские тестю заказываешь...
— А какие северные? Я бы с удовольствием, да нету их в природе! Нам с вами их выводить предстоит, потому как ни одна сволочь ещё за нас этой работы не сделала. А пока самые холодостойкие сорта — восточные.
— Да насколько там холоднее-то? — хмыкнул спецназер.
— Ну, Овидий, которого тот же Октавиан Август на черноморское побережье нынешней Румынии сослал, плакался на чуть ли не сибирский климат — ага, на том самом пике тепла, который похлеще нашего будет. По нашим расейским меркам — солнечный южный курорт, млять! А он жалуется на замёрзшее море и на замёрзший Дунай, который форсируют по льду сарматы. Ну, Овидий у нас поэт, а поэт — это диагноз. Натура тонкая, ранимая и истеричная, и на это спишем его обобщение о местном климате, но разовый случай в единичную аномально холодную зиму, надо думать, всё-таки был. Так в Италии таких зим не случалось, а там — хоть изредка, но случались, а поумереннее, но тоже не подарок — наверняка случались гораздо чаще. И значит, те сорта полезной растительности, что поближе к тем местам возделываются, уж всяко получше тутошних сортов холода выдерживают.
— Короче, восточные сорта как замена северным? — обобщил Володя.
— Ага, для начала хотя бы так схитрожопим.
— Думаешь, у них будет лучше урожайность?
— Прежде всего — меньше риск остаться вообще без урожая. А сама урожайность — хрен её знает. Всё-таки при похолодании климата она — сам понимаешь...
— Значит, улучшать надо агрономию. Млять, Наташку надо сюда вытаскивать! Она ж в этом шарит! Удобрения там, севооборот грамотный...
— Хорошо бы. А то ведь только с ячменем пшеницу и чередуют, да и это-то, небось, хрен делали бы, если бы пшеницу можно было дважды подряд на одном и том же поле сеять. Потом истощат землю и забросят на несколько лет под пар, а новую расчистят и выжгут — уроды, млять!
— Ага, я помню, как ты тому бойцу знакомому объяснял...
