| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Саша совсем запыхался, и Павский остановил его:
— Передохни, детка. Вижу, что не зря ты время провёл учил всё старательно. А я пока сам тебе по-читаю. И сказано в первом послании Тимофею в стихе седьмом главы шестой: Ибо мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынести из него. Имея пропитание и одежду, будем довольны тем. А желающие обогащаться впадают в искушение и в сеть и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей в бедствие и пагубу; ибо корень всех зол есть сребролюбие, которому предавшись, некоторые уклонились от веры и сами себя подвергли многим скорбям.
— Сказано в послании Иакова, — продолжил Саша. — Послушайте вы, богатые: плачьте и рыдайте о бедствиях ваших, находящих на вас. Богатство ваше сгнило, и одежды ваши изъедены молью. Золото ваше и серебро изоржавело, и ржавчина их будет свидетельством против вас и съест плоть вашу, как огонь: вы собрали себе сокровище на последние дни. Вот, плата, удержанная вами у работников, пожавших поля ваши, вопиет, и вопли жнецов дошли до слуха Господа Саваофа. Вы роскошествовали на земле и наслаждались; напитали сердца ваши, как бы на день заклания...
— Достаточно, детка. Так скажи мне, какие наказы ты увидел в прочитанном.
Великий князь опустил глаза в пол, и щёки его непроизвольно зарумянились. Видя беспомощность ученика, Павский пришёл к нему на помощь:
— Ибо сказано: Так всякий из вас, кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть Моим учеником. И сказано же: Всякому, просящему у тебя, давай, и от взявшего твое не требуй назад.
Однако ученик не смог ухватиться за этот спасательный круг. Помолчав ещё пару секунд, великий князь сдался:
— Я полагаю, что учение христово видит в богатстве много бед для человека. Настолько много, что предлагает отказаться даже от заботы о дне завтрашнем, дабы не было соблазна стяжать себе блага... и прославляет милостивое подаяние.
— Ты хорошо ответил, — учитель широко улыбался, — но посмотри вокруг. Все стяжают. И не только купцы, но и дворяне. Да, не только дворяне, но и крестьяне. Даже духовенство берёт деньги. Так как же это? Ведь не войдём мы в Царствие Небесное.
Ученик многозначительно двинул бровью, но промолчал.
"Что, дяденька, тебе ответить такое, чтоб ты со стула не бухнулся от слов атеиста. Надо как-то соскочить с теории на практику, а там вырулим... Даст Бог."
Внутренне хихикнув над собой, Саша, слегка прищурившись, ощупал своим взглядом лицо священника и спросил:
— Но ведь братия во Христе нестяжательство почитают одной из добродетелей и следуют ей, или я не прав?
— Ты прав, деточка. И ты не прав, — с таинственным видом произнёс Павский и глубоко вздохнул. — Известны многие братия благостные в нестяжательстве своём. Но сущные законы натуры, суть воплощение Закона Божьего, и идущие против них идут против промысла Божьего.
"Да ты, дядя, еретик! Кто ж тебя поставил наследника учить..."
— Так я не понял, отче, что воплощает заветы Божьи: стяжать себе богатство или не стяжать.
— Промысел Его не может быть понят умом человеческим. А потому в жизни своей надлежит следовать законам натуры в действиях своих и Божьим писанием в желаниях своих. Потому человек может богатство наживать безбоязненно, если в сердце его живёт слово Божье.
— А как это может сочетаться в одном человеке?
— Просто. Господь есть любовь. Люби ближнего своего, поступай с ним, так как хочешь, чтоб поступали с тобой, а нажил ты при этом богатство или нет, то Господу безразлично.
"Ну-Ну. Так и запишем. Нет, дядя, мне с тобой не по пути. Твоя дорога ведёт напрямую к анафеме. Мне нужен православный священник, чтобы по канону смог обосновать мои идеи. А ты дядя слишком вольнодумен, менять тебя надо."
* * *
25 декабря 1826, Санкт-Петербург
Рождество во дворце не семейный, а скорее официальный праздник. В первой половине дня императорская семья собралась в кабинете государя и обменялась поздравлениями и подарками. Лучшего места для этого найти было сложно, поскольку весь дворец готовился к вечернему праздничному приёму. Из больших зал лишняя мебель, мешающая танцам, перекочёвывала в малые залы и даже в павильоны Эрмитажа, в которых устраивались столы для гостей. Уже неделю дворец жил в режиме Курского вокзала, а императорская фамилия пряталась по личным кабинетам.
А к вечеру Зимний дворец наполнился приглашёнными. Великому князю, испытывавшему природное отвращение к различным торжествам, пришлось убить несколько часов своей жизни. Сначала необходимо было присутствовать на торжественном открытии Военной галереи. Потом на получении рождественских поздравлений от иностранных послов. Радовало только то, что поздравления придворных даже самого высокого ранга не принято было получать в торжественной обстановке. Все они должны были подходить для поздравлений уже в процессе вечернего празднества и последующего бала. Это несколько упрощало жизнь, но вместе с тем порождало у членов императорской фамилии обязанность весь вечер слоняться по залам дворца, предоставляя возможность подданным выразить свою любовь и почтение.
Собственно Саше грех было жаловаться, глядя на Папа. Вечер уже приближался к балу и число, желающих прогнуться перед наследником, не шло ни в какое сравнение с количеством людей, просто следующими за императором из залы в залу в ожидании своей очереди. Поскольку государь, как радушный хозяин, должен был приветствовать гостей, наполнивших дворец. Наследник старался выбирать себе маршрут так чтобы не пересекаться с Папа. Он облюбовал себе Военную галерею и, сопровождаемый Мердером и Юрьевичем, медленно шёл по ней, всматриваясь в лица героев войны двенадцатого года. Заметив портрет Волконского, он вспомнил одну любопытную деталь.
— Карл Карлович, я вот посмотрел на портрет князя и вспомнил, как недавно государь имел с ним разговор в моём присутствии. Речь тогда зашла о том, что князю в американских землях придётся изрядно повоевать. Император сказал тогда что то вроде: "вам придётся изрядно поскакать на коне в мундире". Я бы не придал этому значения, но князь был очень смущён этой фразой. Возможно, она имеет какое-то скрытое от меня значение.
Карл Карлович улыбнулся и подмигнул Юрьевичу.
— Это histoire piquante, мой милый друг. Впрочем, я могу её Вам рассказать, она довольно поучительна. Князь быстро шёл по службе. И к тринадцатому году, в свои двадцать пять, был уже генерал-майором. В шестнадцатом стал командиром бригады во второй уланской дивизии. А в восемнадцатом состоял при начальнике второй гусарской дивизии. Но князь всегда отличался горячим нравом и азартом. Однажды в офицерском кругу пошёл он в пари. И по условиям его он голым проскакал на коне по улицам Санкт-Петербурга. История эта вызвала многие толки. Государь, Александр Павлович, посчитал такое поведение негодным, и князь был отправлен из столицы и поставлен командиром бригады в пехотную дивизию на этом его дальнейшее продвижение по службе закончилось. Вот видите, ваше высочество, как судьба обходится с теми, кто полагает себя её баловнями и действуют безрассудно.
"Называется, довыёживался. Надеюсь, поумнел."
— Согласен с Вами, история действительно поучительная. Зато именно таким людям по плечу самые трудные поручения. Именно они способны первыми ворваться на стену штурмуемой крепости. Не удивлюсь, если он был пожалован Георгием.
— Четвёртой степени, — подсказал Мердер, и великий князь кивнул, подтверждая отсутствие удивления, — и наградной шпагой "За храбрость".
"Государь знал, кого послать в Америку. Только бы этот пассионарий там дров не наломал."
— Надеюсь, Михаил Александрович удержит князя от излишне поспешных решений, — выразил свою надежду великий князь.
— Вот уж не думаю, скорее наоборот. Волконский явно рассудительнее Фонвизина. Михаил Александрович воспитанник Ермолова, герой партизанских отрядов, что отмечено оружием "За храбрость". При этом в должностях командира он был только по полку, и несомненно не успел набрать опыта на генеральском чине.
"Вот, отправили одних отморозков, они там накомандуют. Надо их как-то попробовать приземлить."
— Впрочем, — перевёл беседу в другое русло Мердер, — мне крайне любопытно, какое впечатление на Вас произвёл подарок Марии Фёдоровны?
— О! Я в восторге! Гранд Мама, всегда чувствовала мои желания. Теперь я помещик! Батово, это где-то под Гатчиной? — наследник престола повернулся к Юрьевичу, — Семён Алексеевич нужно скорейшим образом запросить подробные описи Батова. Мне не терпится посетить своё имение, но я хотел бы сначала узнать о нём, как можно больше находясь здесь.
— Это весьма предусмотрительно, мой милый друг, — похвалил воспитанника Мердер.
"Рождество, однако, удалось. Сам день был полон торжественных мероприятий. Я их мужественно отбыли был вознаграждён.
Фому теперь будет где натаскивать. А вообще сначала неплохо бы с крестьянами пообщаться. Посмотреть чем дышат. В конце февраля надо будет туда наведаться. Местные подъедят запасы и будут поразговорчивее.
Василий Андреевич и отец Герасим тоже подсуетились, двадцать девятого меня торжественно примут почётным академиком. Жаль только академия эта типа РАЕНа, она исключительно русским языком занимается. Ровно потому там и тусуются поэт Жуковский да переводчик религиозных текстов Павский.
А может и хорошо, что русским языком... Будет шанс промеж этих либеральных поэтов и писателей пропихнуть реформу русского языка. Им это понравится.
И надо бы с отцом Герасимом подразобраться..."
— Карл Карлович, а Вы случайно не знаете где сейчас митрополит Серафим? Давайте его найдём.
— Он был возле государя. Но стоит ли сейчас отвлекать его. Рождество...
— Он будет рад, если я задам ему свой вопрос о богословии.
Поиски среди гостей митрополита Серафима вскоре увенчались успехом. Но священник разговаривал с государем, и Наследник посчитал разумным не лезть в беседу старших и, запасшись терпением, устроился в углу залы. Однако, беседующие не спешили закончить разговор, они переходили из одного зала в другой, оживлённо обсуждая что-то. Придворные подлизы следовали за императором в отдалении, придавая своим перемещениям по залам вид непринужденной прогулки. Наследник присоединился к этой толпе, с удовольствием наблюдая за светским методикам придания непринуждённости следованию за высокими особами. Те залы, которые покидали государь и митрополит, как-то незримо пустели, а те, куда они приходили, наоборот незаметно становились людными. Сам же великий князь не утруждал себя никакой маскировкой, а просто следовал за митрополитом чуть левее, выдерживая почтительную дистанцию в четыре десятка шагов, и вскоре был замечен. Император выждал некоторое время, утверждаясь в настойчивости сына, и поманил его к себе жестом.
— Саша, ты что-то хочешь мне сказать?
— Прости меня, Папа я не хотел мешать вашей беседе. У мне нужно получить научение а отца Серафима и смиренно ожидаю, пока он не сможет предоставить его мне.
Николай Павлович удивлённо посмотрел на Мердера. Карл Карлович слегка улыбнулся и подёрнул плечами. Саша не мог понять, что происходит. Государь кивнул.
— Карл Карлович, помоги Александру Николаевичу, — император повернулся к сыну спиной и направился в следующую залу, увлекая за собой митрополита и толпу гостей.
Карл Карлович улыбался, рука я его легла на плечо воспитанника:
— Пойдёмте, милый друг, я всё подробно поясню Вам.
Примерно через полчаса в своей столовой наследник престола разговаривал с отцом Серафимом. Может быть благодаря недавнему конфузу, а может особой занятостью митрополита, беседа с точки зрения Саши, прошла "быстро и по-деловому". Они хорошо поняли друг друга, и расставание сулило дальнейшее плодотворное сотрудничество:
— Не волнуйся, отрок. Чаще ко мне приходи, я за счастье посчитаю тебе о слове Божьем рассказать, — широкое лицо митрополита Серафима, выражало обеспокоенность. Морщинки то и дело сбегались к переносице, а глаза беспокойно искали что-то. Иногда он брал себя в руки, и тогда доброжелательная улыбка расцветала на его лице.
— Я не волнуюсь, отец Серафим. Мне кажется, что с Вашей помощью, я разберусь во всех заблуждениях. Ведь не может же быть так, чтоб монастырские владения нарушали заповеди слова Христова о нестяжании?
— Конечно, сын мой. Вопрос этот давно уже решён церковью стараниями святых преподобных Нила Сорского и Иосифа Волоцкого. И ответ этот прост. Стяжание себе есть грех, стяжание на благо других есть путь в Царствие Небесное. Ведь чтобы дать милостыню, надо иметь с чего дать. Но прежде чем подробно об этом поговорить, я должен дать тебе урок. Я перешлю тебе труды преподобных, а ты прочти. Что же касаемо отца Герасима, ты слушай его. Он человек весьма учёный, я давно его знаю, беды от его учения не будет. И не робей спорить с ним, он живой ум, рождающий упорство, ценит во много больше послушного усердия.
* * *
28 декабря 1826, Санкт-Петербург
— Семён Алексеевич, я хочу к завтрашней церемонии в академии подготовить торжественную речь. Пришлите Вилентайна, я ему надиктую.
— Я мог бы сам Вам помочь.
— Пусть лучше он. Его почерк очень хорош и мне нужно чтобы сказанное мной было записано сразу без каких либо изменений.
— Хорошо, он будет у Вас через час.
Около полудня высокий блондин с выцветшими глазами стоял перед великим князем. Вилентайн чертами лица напоминал повзрослевшего Амура. Сложен он был весьма складно. В холёных белых ручках, сочетающихся с широкими плечами, угадывалась, тем не менее, значительная физическая сила.
"Наверняка пользуется успехом у дам в возрасте. Да и не в возрасте наверное тоже. Не по этой ли причине тебя сослали ко мне? Хотя не надо торопиться..."
— Садитесь, я буду Вам диктовать. Учтите, что я сам буду писать одновременно с Вами, поэтому мне важно, чтобы всё мною сказанное было записано Вами в точности. Тогда Ваши записи совпадут с моими.
Они сели за широким обеденным столом друг на против друга. Возле Вилентайна расположился Юрьевич, чтобы следить за работой подчинённого. Великий князь взял в руки перо и приступил к делу, тщательно выговаривая написанное. Тем временем его перо выводило столь привычные и милые сердцу слова образца двадцатого века:
"Уважаемые члены Императорской Российской академии, будучи удостоен чести быть принятым в это почтеннейшее учреждение, прошу Вас внимательнейшим образом отнестись к двум моим прожэктам по развитию..."
Здесь рука великого князя застыла в нерешительности.
"Не надо требовать слишком много."
"...великаго русскаго языка.
Первым из оных, и наиболее важным, я полагаю изменение правил написания слов. Дабы письменная речь наиболее близко отражала устную. Для чего необходимо, установить правило согласно котораго не должно быть в языке разных букв читающихся одинаково. Также надлежит отменить написание..."
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
